– Сон…
– Разумеется, – согласилась Рапунцель.
Голос ее звучал обиженно.
– Прости меня, – смутился Гранди. – Мне, действительно, очень жаль. Вот… – Он наклонился и поцеловал ее. Все случилось непроизвольно и не совсем так, как предполагалось. В тот самый момент, когда голем склонился к девушке, она повернулась к нему, и он, вместо того чтобы чмокнуть в щеку, коснулся губами ее губ. Губ, которые оказались слаще и нежнее всего, что он мог себе представить.
– А я знаю, что это такое! – радостно воскликнула Рапунцель, когда они, наконец, отодвинулись друг от друга. – Поцелуй, вот что.
Гранди кивнул – ни на что другое у него просто не было сил. Для него, как и для нее, это был первый опыт такого рода. И лучше бы ему быть последним, печально подумал голем.
– Как у меня получилось?
– Что получилось?
– Ну, поцелуй. Хорошо я тебя поцеловала?
– Хорошо? – Гранди просто не мог описать своих ощущений. Голова его шла кругом, кровать уходила из-под ног. Но он чувствовал, что не имеет права говорить ей что-либо подобное. А заявить обратное не решался, – вдруг Рапунцель расстроится. – Ох.., да.
– Люди обычно жалеют о том, что поцеловались? – весело спросила девушка.
– Обычно нет, – промямлил голем.
– Вот и хорошо, потому что я ни чуточки не жалею. Давай, теперь я попробую.
– Ты не понимаешь!.. – протестующе воскликнул Гранди, отклоняясь назад.
– Конечно. Но я попытаюсь понять. Мне хочется знать, как живут люди в реальном мире. – Она подалась к нему, вытянув губки.
Голем попытался отодвинуться, но шлепнулся навзничь. Девушка упала на него сверху.
– Вот так? – И она прижалась губами к его губам.
Гранди пребывал в глубокой уверенности, что должен, просто обязан отказаться от этого, но, ощутив вкус ее поцелуя, позабыл обо всем на свете. Через некоторое время Рапунцель подняла голову и радостно улыбнулась:
– Как здорово! Я и не знала, сколько упустила, оставаясь в башне.
Гранди тоже был лишен таких радостей всю свою жизнь, но испытанное наслаждение лишь усугубило его печаль. У него не было надежды на счастье, тогда как Рапунцель рано или поздно предстояло связать свою судьбу или с человеком, или с эльфом.
– Близится рассвет, – грубовато буркнул он. – Надо отнести кровать в укрытие.
Девушка безропотно согласилась. Она села, увеличилась и помогла Храповику перенести кровать под тенистое зонтичное дерево. Затем нарвала фруктов, принесла их на кровать, снова уменьшилась и уселась рядом с Гранди. Они с аппетитом принялись за еду. Солнце уже светило вовсю.
– Думаю, призрак ушел, – сказал Гранди. – Ведьма должна в кого-нибудь воплотиться. Мы можем расслабиться.
Девушка кивнула. Они сидели бок о бок, и, чем дольше голем находился с ней рядом, тем больше она ему нравилась. Он прекрасно понимал, что, когда Рапунцель определится насчет своего будущего – решит, среди людей ей жить или среди эльфов, – его одиночество станет еще более беспросветным, чем прежде. Но это путешествие им предстояло проделать вместе, и кажется, ни один из них не торопился его закончить. Они улеглись.
Рапунцель взяла Гранди за руку, и он не возражал, – не хотел показывать, как много это для него значит, ведь Рапунцель невинна, словно дитя, отчего казалась ему еще милее. Скоро обоих сморил сон. Кобылки-страшилки на сей раз не появлялись, но вместо кошмара объявился комар. Усевшись на Гранди, он вонзил свой хоботок ему в ногу. Для человека комариный укус пустяковина, но для голема он весьма ощутим. Мигом проснувшись, Гранди схватил комара за крылышки.
– Ты чего кусаешься? – спросил он на насекомом наречии, глядя, как на ноге вздувается волдырь.
– Я тебя еще не так укушу, ничтожный големишка! – пропищал комар.
– Да? – Гранди огляделся по сторонам и приметил большую паутину. – Хочешь это насекомое? – спросил он по-паучьи.
– Еще бы! Если сам есть не будешь, давай сюда – не пропадать же добру.
Гранди встал и посадил комара на паутину:
– Хватай.
В один миг комара опутала клейкая сеть.
Затем паук приблизился и откусил ему голову.
– И поделом, – пробормотал Гранди, сдерживая приступ тошноты. Он вытер руки о матрас, размышляя, с чего это вдруг комар проникся к нему такой злобой.
– Ой! – взвизгнула Рапунцель.
Прямо на голема летела большущая пчела.
Он увернулся. Ударившись о матрас, пчела засадила свое жало туда.
– Опять промашка! – прожужжала она и испустила дух, ибо была из тех пчел, которые умирают, ужалив. Гранди взял ее за крылья и сбросил с кровати.
– Хотел бы я знать, – пробормотал он, – почему здешние насекомые так меня не любят?
– Не только насекомые! – воскликнула Рапунцель. – Смотри!
Теперь к ним с гудением приближалась среднего калибра колибри. Птица нацелила клюв на голема, но он ловко отскочил в сторону. Ударившись с лету о ствол зонтичного дерева, колибри замертво упала на землю. Гранди удивленно подкачал головой:
– Странно. Все они бросаются на меня, как на заклятого врага, даже смерти не боятся.
Кусты зашуршали, и оттуда, разевая усеянную острыми зубами пасть, выскочила крыса.
– Сначала я отгрызу тебе ручонки, потом ножонки, а напоследок головенку, – пропищала она. – То-то будет забава!
– Тебе с ней не справиться! – вскричала Рапунцель.
И действительно, крыса значительно превосходила голема размером и весом и к тому же обладала природным оружием, которого у Гранди не было. Она стала взбираться наверх по ножке кровати.
– Храп! – крикнул голем.
К счастью, кровать стояла в тени. Волосатая лапа высунулась из-под кровати, ухватила крысу и шмякну ла о дерево. Крыса пискнула и упала на землю – уже мертвая. Гранди позволил себе чуточку расслабиться.
– Что-то здесь не так, – проворчал он. – Все эти твари вовсе меня не знают, но…
Закончить свою мысль он не успел – из зарослей выскочило обыкновенское животное, именуемое собакой. Не иначе как, когда чары на границе с Обыкновенией ослабли, некоторые тамошние существа перебрались в Ксанф. Многих сожрали чудовища, но некоторые выжили, к их числу относились собаки.
Пуская слюну из разинутой пасти, собака устремилась к Гранди. Рапунцель завизжала, увеличилась и прыгнула в кусты.
Собака прыгнула на кровать. Гранди увернулся. Она пролетела мимо, перекатилась на бок и злобно прорычала:
– Все равно я прикончу тебя, Гранди!
Оскалив зубы, собака вновь прыгнула на голема. Тот опять увернулся; собака не могла изменить направление полета в прыжке, но снова нацелилась на голема. Он понимал, что это не может продолжаться долго, на дерево ему не забраться, приходилось оставаться на кровати, где рано или поздно псина его поймает.