Он перебрал десятки идей: от жалобы в гильдию целителей до оглашения произошедшего на публике, от отравления Ядугары до донесения всех известных ему фактов тайного перелива в дворцовую службу дознавателей, — но ни к чему конкретному не пришел, пока не вспомнил о грядущем награждении мастера.
Всю бессонную ночь накануне, ворочаясь, он продумывал, как попадет во дворец — а благодаря целительской лицензии это стало возможным — и как потребует слова. Непосредственно перед объявлением победителя глава имперских медиков Ленц обязательно спросит, есть ли у присутствующих возражения, и тогда Пен встанет и расскажет о том, как с ним поступил его наставник... Но при мысли о том, что будет дальше, он пугался и вздрагивал.
Так что, хорошо подумав, Пен отказался от этой идеи. Ему хотелось жить, жить полноценно хотя бы те несколько лет, что оставались. Идея с публичным разоблачением бывшего наставника ничего не даст — там все такие. Скорее, его тихо и незаметно лишат целительской лицензии, выпнут из гильдии и... Кого озаботит найденный в канаве труп нищего старика? Никакого расследования не будет, учитывая, какие времена сейчас в Империи. Нет, лучше всего сейчас затихариться и попробовать найти донора. Еще Пена утешала где-то вычитанная мысль о том, что месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным.
Проснувшись спозаранку, он, хоть и продремал всего пару часов, чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Впервые во взрослой жизни он целиком и полностью зависел только от самого себя. Пен с аппетитом позавтракал, набираясь сил, и продумал, что будет делать.
Нащупав очередной шатающийся зуб, он поморщился и решил заказать протезы у зубных дел мастера, но до того наведался к мастеровым и заплатил за изготовление вывески «Целитель Пенант. Излечение хворей и недугов», предварительно договорившись с владельцем трактира о съеме комнаты с отдельным входом. Тому идея иметь при заведении собственного целителя показалась шикарной.
Он даже привел к лекарю первого пациента — своего брата, страдавшего от приступа подагры, — и Пену удалось облегчить его мучения. Так что на церемонию награждения Ядугары он ехал, вполне заслуженно именуя себя целителем.
При входе его долго обыскивали, сверялись со списками приглашенных, в которых не нашли. Но проверив, значится ли таковой среди членов гильдии, все же пропустили. Видя, как бывший наставник хорошо и молодо выглядит, Пен скрипел зубами и едва сдерживался, чтобы все-таки не объявить того вором. Вором, укравшим его жизнь.
Погруженный в свои мысли, он не заметил, как ему на плечо опустилась чья-то тяжелая рука. Испуганно вздрогнув от мысли, что его сейчас выгонят, Пен поднял голову и увидел хмурое лицо дворцового стражника:
— Старший ученик Пенант?
— Да. То есть, нет, я уже целитель. Я член гильдии! Вот моя лицензия...
— Неважно. Пройдемте, с вами хочет поговорить его императорское величество Маджуро Четвертый.
Глава 37. Награждение Ядугары
Взбудораженный скорым началом церемонии Ленц запаниковал, узнав, что император отлучится, чтобы с кем-то поговорить. Но Луке казалось важным выяснить подробности до того, как он собственными руками повесит на грудь целителю-кровопийце золотой орден «За заслуги перед Империей», шедший в комплекте со званием лучшего члена гильдии. Императоры всегда ценили и выделяли их в привилегированную касту, без содействия которой срок жизни правителя мог критически сократиться.
В сгорбленном и морщинистом старике, который, подслеповато щурясь, всматривался слезящимися глазами в лицо императора, Лука едва узнавал старшего ученика Пенанта, и если б не вердикт метаморфизма после анализа ДНК, так и остался бы в сомнениях. Процедура перелива не просто отняла у парня десятилетия жизни. Как именно возможно за короткое время состарить человека, без механических повреждений стирая ему зубы, часть которых во рту Пенанта отсутствовала, Лука не понимал. Было во всем этом что-то от злой и темной магии, доказательств чему в этом мире, однако, не существовало.
Тем не менее в Империи практиковали маги: степные шаманы, Видящие из Пустошей, черные колдуны с пиратских островов, да много кто, — но отношение к ним даже среди безграмотного населения было скептическим, несмотря на то, что время от времени народ на всякий случай отправлял на костер колдунью или чернокнижника.
Пенанта привели в небольшую комнату, предназначенную для хозяйственных нужд, в которой отсутствовало даже место, куда можно было присесть. Император ждал его, неподвижно стоя у стены, — один, без охраны.
— Здравствуй, Пен, — проговорил Маджуро, когда стражник вышел, и они остались одни.
— Ваше величество... Вы меня знаете?
— Знаю и куда лучше, чем ты думаешь.
— Но откуда?
— Я император, забыл? Кому, как не мне, знать своих подданных? У нас мало времени, оставим формальности. Я уверен, что совсем недавно ты был куда моложе, а еще, что твое старение и цветущий вид уважаемого Ядугары — следствие одной и той же процедуры, именуемой вами переливом.
Пен ошарашенно кивнул.
— Тогда ответь мне только на один вопрос, Пенант. Что такого тебе пообещал Нестор Ядугара, что ты решился отдать ему жизнь?
— Он... он... — Старик сглотнул комок и, кривя губы, выговорил: — Он меня обманул. Сказал, возьмет два-три года, а сам... а сам...
— Я тебя понял, — мягко сказал Маджуро. — Поговорим после церемонии.
Император вышел. Пенант поплелся вслед за ним, гадая, чего ему теперь ожидать. Ничего хорошего, это точно. Вполне вероятно, что после церемонии его скрутят и перельют остатки лет этому жирному правителю-всезнайке. Не иначе, сам Ядугара и сдал Пена с потрохами.
Тем временем Маджуро остановился у ведущих в зал массивных дверей с позолоченным вензельным декором. Его первое публичное появление с высокой долей вероятности могло обнаружить, что он никакой не император.
Гости, не являющиеся членами гильдии, ожидали окончания официальной части в аванзале — этакой парадной приемной перед входом в зал торжественных мероприятий. Они-то сразу заметили, что повелитель пришел в окружении всего трех гвардейцев, что было делом неслыханным, так как обычно его сопровождали два десятка, а при выездах в город и того больше.
Стража осталась у входа, а император стремительной походкой прошествовал через заполненный зал к трибуне. Стены были декорированы красной материей и цветами, причем не какими попало, а широко используемыми в целительстве, но это ускользнуло от внимания Луки. Он был собран и сосредоточен.
При появлении императора заиграл оркестр, и кто-то из присутствующих принялся вяло аплодировать. Окинув взглядом зал, Маджуро насчитал порядка трех сотен человек и подумал, что гильдия в погоне за барышами совсем забыла, что в столице живут не только аристократы и их семьи, но и еще более миллиона жителей, уделить внимание которым гильдия (из-за собственной малочисленности) не могла при всем желании, но расширять ряды упорно отказывалась.
