— Понятно, — сказал Лука, — Тряпке больше вина не давать!
— Север, завязывай! — взмолился Тряпка. — Я Чекан, а не Тряпка.
— Слово верховода — закон! — воскликнул Йогоро и расхохотался. — Тряпка, ты Тряпка, все!
— Я расскажу, — вызвался перекошенный Скю. — Скрещивают сильнейших детей Двурогого с лучшими истинными…
— Кто такие дети Двурогого? — спросил Лука.
Жаба икнул, посмотрел на него как на идиота.
— Кароч, дети Двурогого тут жили еще до нас всех и даже до людей. Хер его знает, какими они были. Двурогий дал им сильные тела и защиту от проклятия, но они отупели, некоторые стали как зверье. Вот пожиратели те же, что Гекко кончили, дети Двурогого.
— Так они разумные? — ахнул Лука.
— Если даже они разумные, то все равно тупые.
— Примерно как ты! — хохотнул Йогоро.
— Тупой ты и мамка твоя! — обиделся Жаба и продолжил, обращаясь к Луке: — Ты, Север, в натуре странный, как с Луны сваленный. Меня мамка в детстве пугала, что поймают меня люди, заберут в цирк и посадят в клетку. И стану я таким же странным.
— Перестаралась мамка, — сказал Тряпка. — Совсем зашугала.
— Кароч! — разозлился Жаба и мстительно добавил: — Север, ты Тряпку не слушай. Ему только дай повод, он про свой «скрщ-скерщ» будет сутками говорить. Писюна нет, а хочется, вот и фантазирует бедолага! А суперов делают из верховодов!
— И ни хера они потом не помнят, — добавил Фург. — Был у меня первый верховод Топор. Забрали его жрецы, а через год встречаю на рынке супера — огромный зверюга, такой в одиночку глубинного червя на части порвет. Ну, подивился и хер с ним, да только глаза, смотрю, знакомые! Вгляделся — а это Топор! Я ему: «Хей, Топорище! Это ж я, Фург, твой ближний!» А он рыкнул: «Ты, урка, тассурийского дурмана обкурился, что ли? Че дерзишь, зубы лишние?» Ну, я и дал деру.
— Правильно сделал, — поддержал Фурга Тряпка. — Суперу только дай повод, обязательно бошку оторвет. И ничего ему за это не будет!
— Суперы ходят в рейды? — спросил Лука.
— На хера? Они на всем готовеньком. Тренируются, дерутся, имеют всех баб, до которых дотянутся… — завистливо произнес Тряпка. — Скрщ-скерщ, когда пожелают! Их дети, суперы во втором поколении, идут в легион Двурогого.
Жаба бросил тянуть телегу, выскочил вперед и, подняв руку, высокопарно процитировал:
— «И обрушится гнев и мощь Легиона на Империю, и очистит землю огнем, и станут нормы изгоями, а мутанты — нормами, и пойдет каждый мутант войной и сразится в последней битве с лицемерными детьми Пресвятой матери во имя Двурогого, да останется его имя неназываемым до воцарения его власти на всей земле…»
Другие мутанты слышали эти слова не раз, но все равно Лука заметил, что настроение у всех упало. Следующий час прошли молча, лишь Зэ периодически копался в мешках и что-то жрал.
— Только бы на детей Двурогого снова не нарваться, — вдруг сказал Жаба. Со скрежетом почесавшись, отчего несколько чешуек отвалилось, он сообщил: — Им плоть истинных, что Тряпке скрщ-скерщ, слаще сладкого.
— А истинные — это кто? — спросил Лука, смекнув, что лучше выглядеть странным, чем оставить пробелы в знаниях.
— Истинные мутанты — те, кто рожден в Пустошах. Есть истинные, например, я, Жаба, Фург, Зэ, Йогоро, Тряпка. А есть простые — те, кто пришел от нормов.
— А Север какой? — булькнул подбежавший Зэ. — Слышь, Север, ты истинный или простой?
— Я вырос в Империи, — напомнил Лука.
— А по мне, так наш верховод — истинный, — отозвался Скю. — Его ж в детстве нормы в цирк забрали. Скажи, Север, а правду рассказывают, что нормы после жрачки щеткой зубы трут?
— В смысле?
— Ну, рассказывают всякое. Странные эти нормы. Слышал, что некоторые даже, как посрут, жопу бумагой вытирают. Или того хуже, водой отмывают! Дикость какая-то…
— Варварство, — содрогнулся Тряпка.
Скю ненадолго замолчал, тужась и подталкивая телегу в горку, мутанты Крэга ему помогли, и совместными усилиями ее таки вытащили наверх. Теперь надо было осторожно спуститься, чтоб она не покатилась на всех парах.
— Слышал я, — кряхтя, произнес Тряпка, — будто нормы чуть ли не каждую неделю моются. Воду переводят, гады! Небось и скрщ-скерщ каждый день у них… Хотя… Я б не отказался!
— А ты, Тряпка, иди к шаманам, — посоветовал сзади Фург. — Так мол и так, скажи, хочу скрщ-скерщ каждый день. Они ж скрещивают, может, кому и понадобится твоя мутация.
— Зловонный пердеж и отсутствие писюна — эт не мутация, — не согласился Жаба. — Это…
Йогоро, перебежавший к Луке и Жабе, чтобы не дать телеге скатиться с пригорка, громко заржал и выдал:
— Вот представь, Тряпка. Бу-га-га! Придешь ты к шаманам, а они давай тебя с пожирателем скрещивать… С пожирательшей! Бу-га-га! А ты даже не знаешь, куда там скрещиваться! И нечем!
Зэ упал на спину, забулькал, задергал ножками, и Жаба, и пришлые мутанты зароготали. Лука и сам не сдержал улыбки.
— Чтоб тебя… Ха-ха-ха! Глубинный червь сожрал! — радостно воскликнул Скю.
Процессия замерла — все сложились от хохота. Выпуская накопившееся напряжение, смеялись так, что казалось, сама земля трясется, Луке тоже передалось веселье, и он отводил душу вместе со всеми.
Первым опомнился Зэ, вскочил на четвереньки, затем всем телом прильнул к земле да как заверещит:
— Глубинный червь! Спасайтесь!
От неожиданности мутанты, держащие телегу, оторопели. Первым отошел Скю и крикнул:
— Врассыпную! На скалы!
Но опоздал. Земля под ногами дернулась, подбрасывая мутантов, Луку и телегу со всем содержимым, будто ее снизу ударили гигантской ладонью. Мутанты попытались броситься врассыпную, но под ногами образовалась огромная воронка, даже скорее кратер, расширяющийся, как в замедленной съемке, и превращающийся в розовый зев с множеством мелких щупалец. Лука попытался взбежать наверх, но одно из щупалец схватило его за лодыжку, рвануло вниз и швырнуло в разверстую ротовую щель, где мелькнула мохнатая башка сожранного Фурга.
Такое с Лукой уже случалось, в прошлый раз он не только победил червя, но и использовал его как строительный материал, теперь все было сложнее: ему предстояло сохранить жизни мутантам. Сложности начались уже в пищеводе, снабженном роговыми наростами, чтобы проталкивать пищу в желудок. Сокращался он волнами, и если замешкаться, то…
Мышцы сжались, пропихнув Луку в желудок, но не расплющили, спас усиленный скелет. Стиснутый со всех сторон, утопающий в слизи, он плюхнулся в черный мешок желудка, заполненный кислотой. Боли Лука не почувствовал, первым делом метаморфизм отключил кремниевые нервные волокна, вторым — сообщил об опасности, предложил решение и сам же его воплотил:
