Вот, значит, каков ее план. Соблазнение.
Я ее не видел почти год. И, кажется, она как-то изменилась. Выглядит моложе и свежее. Что-то сделала с лицом? И с губами. И, кажется, с грудью.
— Фрукты для больной, — говорю я и протягиваю ей пакет.
— Спасибо, котик.
Она тянется к моим губам, я слегка отворачиваюсь, и она чмокает меня в щеку. Облако ее духов душит меня своей приторностью. А когда-то эти духи мне нравились…
— Проходи, — она разворачивается, демонстрируя мне стринги под прозрачной ночнушкой. — Я как раз чай заварила. Будешь?
Полина тянет меня на кухню, усаживает на стул, кладет руки мне на плечи и начинает их массировать.
Было время, когда это стало моим спасением. На это я и повелся. Нежные женские руки, ощущение заботы и ласки…
— Ты устал, котик? Чувствую, какой ты напряженный. Расслабься. Я тебе помогу.
35
Алекс
— Смотрю, ты выздоровела? — говорю я и поднимаюсь со стула.
Руки Полины скользят по моей спине, задерживаются на талии. Она пытается обнять меня сзади.
Нафига весь этот цирк?
Даже младшенький на него не реагирует. Меня это все раздражает, а не возбуждает!
Я поворачиваюсь к Полине, отцепляю ее руки от себя и говорю:
— Сядь.
Она садится.
Отодвинув стул, я сажусь напротив.
— Чай заварился, — лепечет она.
— Спасибо, обойдусь.
— Котик, давай попробуем начать все сначала.
— Бесполезно, — говорю я.
— У тебя есть другая?
— Да.
Она сжимает губы, смотрит на меня жалобно, глаза наполняются влагой….
Решила использовать последнее средство — слезы. Знает, как плохо я это переношу.
Ни с того ни с сего я подумал о Мышке. Я никогда не видел, чтобы она плакала. А ведь, наверное, было такое. Когда узнала, что беременна и растерялась. Ей было всего девятнадцать!
Когда решила рожать и воспитывать ребенка одна. Наверняка ей было страшно, и она рыдала ночами.
Наверное она плакала, когда было тяжело. Когда Женя бросил их и свалил…
Когда я сказал ей, что не готов чему-то серьезному. Тоже могла бы разреветься. Но нет. Не разревелась.
А эта рыдает тут крокодильими слезами!
Жалость? Нет. Я чувствую, скорее, какую-то гадливость.
— Чего ты хочешь? — спросил я. — Чего добиваешься? Мы все равно разведемся. Не завтра, так через месяц. Других вариантов нет. Так что подбери сопли.
— Ты стал таким… жестким, — всхлипнула Полина. — Даже грубым.
— Я таким и был! А еще я был лузером. Помнишь, ты говорила, что я только в постели хорош, а так толку от меня ноль? Что я не мужик, раз не могу обеспечить тебе достойную жизнь?
— Котик, прости! Я злилась, что ты не уделял мне внимания…
— Проехали, Полина. Все позади. Давай оставим прошлое в прошлом.
— Но ведь было же что-то хорошее! — воскликнула она.
Было ли?
Да, было. Я тогда реально ощущал себя развалиной. Даже не физически — здоровье восстановилось очень быстро, врачи диву давались, какой у меня сильный организм.
Но в душе была какая-то черная дыра. Я ничего не чувствовал. Ничего не хотел.
А Полина хотела меня. Она умеет окружить заботой, дать тебе почувствовать, что ты особенный.
Она готовила мне вкусные обеды, делала массаж, когда я приходил с очередной работы уставший. Гладила по голове и рассказывала сказки о том, как мы прекрасно заживем в будущем. Я называл ее Шахерезадой.
Тогда мне все это было очень нужно. И я ей благодарен. За все, что было в начале.
Но потом, когда мы зарегистрировали наши отношения официально, все изменилось. Она стала требовательной, капризной, постоянно была чем-то недовольна… Не чем-то, мной.
Полина приехала в Москву из маленького провинциального городка. За красивой жизнью. И почему-то решила, что я ей эту жизнь обеспечу. А, когда поняла, что я простой парень и у меня нет возможностей, о которых она мечтает, то разочаровалась и разозлилась.
На меня, что я прилагаю недостаточно усилий, чтобы стать успешным. На себя, что ошиблась по неопытности…
Мы мучили друг друга почти год. А потом она ушла. Не сказала, что нашла кого-то более перспективного, но я догадался. Ревности с моей стороны не было. Было облегчение.
— Хорошее было, — произнес я. — Но больше его не будет. Так что давай мирно и без скандалов расстанемся. Слезы не помогут.
После этих моих слов, она уже не просто всхлипывала. Она ревела в голос.
Как я это все ненавижу! И зачем я приехал? Надо было дождаться завтра и, если бы она не пришла, просто подать в суд.
Подумаешь, ждать еще месяц! Зато я был бы избавлен от этого белужьего рева.
Я встал, налил воды. Протянул стакан Полине. Она выпила, стуча зубами о край.
Нет, это уже не спектакль. Она ревет по-настоящему. Но уж точно не от любви ко мне!
— Выкладывай. В чем дело? Он тебя бросил, и ты расстроена, так? Страшно остаться одной?
Кажется, она кивнула.
— Да ты в два счета найдешь себе нового мужика! Молодая, красивая… Ты же еще красивее стала за это время.
— Правда? — она перестала всхлипывать.
— Правда.
Вот она, бабская сущность! Надо быть красивой, даже если вокруг апокалипсис.
— Я не найду нового мужика! — снова захлюпала носом Полина.
— Обязательно найдешь!
— Я беременна! — выпаливает она. — А Роман меня бросил!
Вот же блин!
— Что за Роман? У тебя же был Михаил.
— Так это давно…
— Значит, у тебя будет ребенок… А нафига тогда все это?
Я кивнул на ее ночнушку. Она поежилась и скрестила руки на груди. Пошла бы уже оделась, что ли, чтобы зря не мерзнуть!
— Я не знаю… — пролепетала она.
— Хотела переспать со мной, а потом внушить, что я отец?
— Да я сама не знаю, чего я хотела! Я… я буду рожать. Врачи сказали, что это, возможно, мой единственный шанс. У меня не все в порядке… Я хочу ребенка! Но боюсь растить его одна.
Она говорила запинаясь, торопясь и глотая слезы.
Мне было невыносимо тяжело это слушать. Просто как будто глыбой сверху придавили.
— Я поговорю с этим твоим Романом, — произнес я.
