С такой страстью бросается на младшенького, с таким упоением обхватывает его ртом, что у меня сносит крышу. Я улетаю. Но мне хочется улетать с ней вместе!
Я тяну Мышку за плечи, она сопротивляется.
— Садись на него, — шепчу я.
Она лишь упрямо мотает головой.
Моя маленькая вредина! Хочет довести меня до финала.
Я ей отомщу! Так отомщу, что она забудет свое имя и не сможет завтра встать с кровати…
Светлана
Нет, я не могу от него оторваться. Он великолепен. Сладкий, как леденец, или мое любимое эскимо. Только еще лучше…
Я хочу почувствовать его вкус. Хочу, чтобы он извергся мне в рот, хочу увидеть, как он будет содрогаться и трепетать. Так что нет, Алекс. Я от него не отстану…
Головка раздувается, я чувствую, как под моим языком усиливается пульсация. Я еще сильнее сжимаю губы, плотнее обхватываю его — и чуть не захлебываюсь пряным вкусом.
Оказавшись на свободе, он продолжает стрелять, попадая мне на грудь и шею.
Я смотрю на искаженное оргазмом лицо Алекса. Он кажется немного смешным с этим застывшим почти зверским выражением. И, почему-то, таким близким…
В эту секунду я особенно остро чувствую: он — мой.
Мужчина, о котором я грезила с тринадцати лет.
Моя первая и единственная настоящая любовь.
— Мышка, ты… — шепчет он, очнувшись. — Ты не Мышка. Ты хищница!
Я улыбаюсь. И облизываюсь.
Алекс тянет меня к себе, целует, крепко прижимает. Включает воду, которой почти не осталось в ванне.
Разворачивает меня лицом к себе, подхватив под попу, поднимает повыше, так, чтобы моя грудь оказалась на уровне его лица. И мурчит, как кот, облизывая мои соски:
— Наконец-то я по-настоящему вами займусь!
Это безумие.
Он ласкает мою грудь, даже не касаясь более интимных мест, а я уже на грани оргазма! Потому что его язык… И его губы… И его руки, которыми он сжимает мои груди, соединяет их, погружаясь в них лицом, дотягиваясь языком одновременно до обоих сосков — все это сводит меня с ума.
— Садись на меня, — говорит Алекс.
И тянет мою попу сначала вниз, потом вверх, потом резко снова вниз. Он насаживает меня на свой твердый, уже готовый к новым подвигам член, и я кричу так, что мне приходится вцепиться зубами в его плечо.
Он продолжает ласкать мою грудь. Он движется внутри меня, и я активно ему помогаю, подпрыгивая и разбрызгивая воду вокруг.
Я не помню, кто я и и где я.
Острое, невыносимое удовольствие. Кажется, еще приятнее быть не может. Но Алекс увеличивает темп, резко поднимая бедра вверх и втыкаясь в меня снизу. Я чувствую, что ему не хватает размаха, потому что я сверху и амплитуда его движений ограничена.
Он рычит, снова выдергивает пробку. Умудряется перевернуться, удерживая меня.
Теперь он сверху. Моя голова почти скрывается под водой. Но мне все равно. Я готова утонуть. Я и так тону — в пучине непереносимого удовольствия.
— Мышка, дыши, — шепчет Алекс.
Я чувствую его сильную ладонь под своей шеей. Он держит мою голову над водой. Он целует мои губы, кусает их, и, то ли рычит, то ли мурчит от кайфа.
Уровень воды уменьшается, и вот я уже лежу на дне почти пустой ванны, Алекс нависает сверху. Мой ноги обнимают его талию, пальцы царапают его спину.
Он врезается в меня в темпе сумасшедшего отбойного молотка, впечатывает в ребристое дно. Я больше не могу. Я умираю. Но я хочу еще! Сильнее и сильнее… Так. Да. Боже!
Кажется, быстрее и глубже уже невозможно. Но Алекс меняет позу. Закидывает мои ноги себе на плечи и проникает так глубоко, что у меня искры и слезы из глаз. Мне кажется, что его член заполнил меня всю. Что он сейчас проткнет меня насквозь.
Я не чувствую боли, хотя он огромный. Я чувствую, что сейчас потеряю сознание от резкого, невыносимого блаженства.
Все. Больше я не могу.
Внизу живота атомный взрыв. Меня бросает навстречу Алексу, трясет и бьет в конвульсиях. Алекс делает еще несколько резких и быстрых толчков, которые доводят меня до полного экстаза.
Выходит из меня и извергается сверху. Я снова чувствую его терпкий вкус на губах. Смотрю на него. Вижу его победную счастливую улыбку. Шепчу:
— Я этого не переживу…
И тут он погружает в меня пальцы, щекочет меня изнутри… и меня накрывает новая волна оргазма.
Алекс
Мышка обмякла в моих руках, как сдувшийся шарик. Мы лежали на дне ванны без воды, я ее обнимал, а она… вообще не шевелилась. И не издавала никаких звуков. Я даже заволновался.
— Ты в порядке?
Она что-то промычала в ответ. Ну, значит, жива…
Наверное, снова набирать ванну нет смысла. Надо отнести мою измученную девочку в постель.
Я уложил ее на диван, укрыл одеялом. Сходил в ванную, вытер лужи воды с пола и повесил сушиться мышкину пижаму. Вернулся, забрался под одеяло.
И внезапно вспомнил: Соня. Утром придет, увидит нас. Надо встать и надеть трусы.
Мышке я, на всякий случай, принес свою футболку, положил рядом.
Но сейчас она голенькая. Мокрая. Теплая. Моя.
Я обнял ее, прижал к себе крепко-крепко, так, что она тихонько пискнула. А я думал, она спит…
Поцеловал ее. Она вяло ответила. А я понял, что сделал не все, о чем мечтал.
И скользнул вниз, под одеяло. Хотел его откинуть, чтобы было, чем дышать, но Мышка мне не дала. Боялась, что Соня проснется и нас увидит. Так что я чуть не задохнулся там, лишенный доступа кислорода.
Ну ничего, Мышка тоже ныряла во время общения с младшеньким. Я готов задохнуться, но меня сейчас ничем не выманишь из мокрой и сладкой Мышкиной киски!
Мой язык с упоением исследовал все теплые закоулочки, забирался вовнутрь, нащупывал маленькую горошинку, которая от ласк становилась все заметнее и тверже. Через какое-то время Мышка начала стонать. Жалобно и тихонько. По-моему, она бормотала что-то вроде:
— Не надо. Я больше не могу!
Можешь, Мышка, можешь. Ты еще сама не знаешь, на что способна в моих руках…
Пережившая еще один невыносимый оргазм Мышка снова затихла. Кажется, она уснула. Я лежал, тоже чувствовал, что засыпаю. Но мне жаль было засыпать. Жаль было терять это ощущение острого счастья…
Все офигительно прекрасно. Лучше, чем я мог себе представить.
Мышка… Она моя половинка. Я не сомневаюсь в этом ни секунды.
В ящике моего письменного стола лежит бархатная коробочка с колечком. У меня есть план.
Завтра я хочу встать перед Мышкой на одно колено в красивом романтичном месте. У меня запланирована грандиозная программа на наш последний день, который, кстати, будет моим выходным.