Я всхлипнула, зажав рот рукой.
— Все в порядке, мисс Джонс? — тут же отозвался Честертон.
— Надеюсь, никто не пострадал?… В том ДТП? — спросила я хрипло.
— Только та пальма, в которую врезался ваш «Хаммер».
Ого, у меня и «Хаммер» был. Правда, недолго.
Наверное, это хорошо, что нет других пострадавших? Значит, Джек жив или он просто был не со мной?
— Бедная пальма, — выдавила я из себя. — А других новостей за это время нет? Как долго я была…
Я хотела сказать «в отключке», но британские леди, к которым присылают дипломатов, так не говорят. Но я не знала английский, на котором говорили в высшем свете потомственные аристократы.
— Без сознания? — мигом подсказал Честертон. — Недолго, вы не пропустили ничего интересного. Разве что аэродром шейха пока закрыли на ремонт.
— Аэродром? — повторила я едва слышно. — Почему?
— Не буду лишний раз вас тревожить сейчас, я введу вас в курс наших дел немного позже, — отозвался Честертон, косо поглядывая на медсестру. — Давайте пока уладим наши недоразумения с тунисской полицией, хорошо?
— Но я совершенно ничего не помню…
— Адвокат объяснит вам, что нужно делать и как отвечать, не волнуйтесь, мисс Джонс.
Медсестра помогла мне одеться. Мои руки тряслись, от шока, неожиданности и страха. Это была не моя одежда. Новая, как объяснил Честертон, поскольку моя пришла в негодность после пожара в машине.
Я чудом не сгорела заживо, сказал он мне. Какой-то мужчина проезжал мимо и вовремя вытащил из машины. Я смогу встретиться и поблагодарить своего спасителя позже.
Я только кивала, как заведенная кукла.
Честертон провел меня по больничному коридору к другой палате, где стояли стол и стулья, и было полно полиции. Я совсем растерялась, если бы не Честертон и другой мужчина, который назвался моим адвокатом. Нам дали время, чтобы он объяснил мне, как себя вести.
Адвокат усадил меня в смежной комнате и объяснил, что вождение в пьяном виде карается всего лишь штрафом, но меня могут лишить прав и запретить водить машину на территории Туниса. Это мой максимум. Так что не стоит вестись на возможные угрозы полицейских. Волноваться мне особо не о чем.
В горле снова пересохло.
У меня в жизни не было прав и я, в принципе, не умела водить машину.
Господи, во что меня втянул Джек? И где он сам?
И почему аэродрому шейха понадобился ремонт?
Я понимала, что не получу ни единого ответа на свои вопросы, пока не останусь наедине с Честертоном. Так что нужно было только ждать и играть ту роль, что была мне отведена.
Встреча с полицией прошла, на удивление, хорошо. Большую часть ответов за меня дал адвокат. Он хорошо говорил на французском, а гул иностранных голосов мешал сосредоточиться на синхронном переводе девушки-переводчицы. Впрочем, и в английской юридической терминологии я тоже была не сильна. Так что понимала мало.
Общий смысл был таков, что, будучи пьяной, я возвращалась в отель, но не справилась с управлением и влетела в пальму на обочине.
У меня глаза на лоб полезли при виде снимков покореженного и сгоревшего «Хаммера».
— Это ваша машина? — спрашивали меня на французском, и я кивала, когда переводчик эхом повторяла вопрос на английском.
— А где вы были до того, как сели за руль? — летел новый вопрос.
И адвокат сам протягивал распечатку звонков с «моего» телефона, проливая свет на мои похождения, потому что я только и могла, что лепетать: «Не помню».
— Учитывая значение вашей организации… — вполголоса переводила мне девушка-переводчик слова капитана полиции. — И вашу безупречную репутацию, и то, что вы впервые нарушили закон на территории Туниса, мы готовы пойти вам на встречу и смягчить степень наказания.
Моей организации? Разве я по-прежнему работаю на «Юнисеф»?
Они пообещали выслать бумагу с штрафом. Я горячо поблагодарила их следом за адвокатом, и тогда он передал мне паспорт, который ему вернули полицейские.
Я уставилась на темно-бордовую корочку с гербом. Открыла нужную страницу дрожащими руками и увидела собственную фотографию, новую дату рождения и имя:
Элен Джонс.
Это был мой паспорт.
Мой британский паспорт! Самая упрямая страна Евросоюза, ужесточившая систему по получению гражданства, за считанные дни приняла меня с распахнутыми объятиями.
И я знала, кто приложил к этому руку.
При виде своей фотографии я сделала рваный вдох. Никогда не перепутала бы ее ни с чем.
Тот самый день.
Тот самый снимок у стены под навесом.
— Элен, хочешь, расскажу, как он получил свою кличку?
На фото я улыбалась. На щеках горел румянец, ведь кто-то впервые назвал меня «его девушкой», хотя сам Джек всячески отрицал подобные отношения между нами. Но тогда же он не стал спорить с Американцем, и для меня это означало, что он почти согласился.
А еще он приревновал меня в этот день, впервые. Тогда я думала, что у нас впереди еще есть будущее…
Но сразу после нашей первой ночи, Джек уже знал, чем все закончится.
— Мисс Джонс, мы можем идти? — раздался голос Честертона, вырывая меня из воспоминаний. — Кажется, вы хотели поблагодарить своего спасителя. Он очень спешит.
Он отпустил в коридоре адвоката, и на негнущихся ногах я последовала за ним в свою палату. В ушах гудело, ладони взмокли, сердце ходило ходуном. В какой-то миг мне казалось, что я войду и увижу Джека. Это было бы вишенкой на торте того безумия, что творилось вокруг меня.
Но еще из коридора сквозь стеклянные стены палаты мое сердце рухнуло в желудок при виде слишком широких плеч и рук, целиком покрытых незнакомыми татуировками.
— О, мисс Джонс, я так рад, что вы в порядке и наконец-то очнулись! — воскликнул Американец.
Радость в его голосе была неподдельной, при этом он виновато улыбнулся Честертону.
Неужели именно он в ту ночь в «Сиди Дрисс» и приставил к моему лицу тряпку с хлороформом? По его виноватой улыбке выходило, что так и было.
А после? Что было после и был ли Джек рядом с ним, когда они инсценировали эту аварию? И зачем вообще нужен весь этот спектакль?
Я и сама от себя не ожидала, что вот так брошусь на шею Американца. Черт его знает, как я не испугалась обниматься с таким медведем, как он. Но сейчас он был единственным человеком из прошлого, которого я действительно знала и помнила.
И он помнил меня… Хотя и пытался не показать виду.
— Все будет хорошо… — выдохнул он, поглаживая широкой ладонью по волосам. — Вот увидишь.
