Капитан был уверен, что вскоре пойдет дождь, и тогда у них будет много пресной воды. Кордоба же изнывал от нетерпения. «Я больше не могу. Я хочу пить», — жаловался он. Не имея возможности узреть берег даже вдалеке, чтобы раззадорить свое воображение хотя бы призрачной надеждой на спасение, он был уверен, что им обоим было суждено умереть.
Океан был таким спокойным, что это начинало действовать на нервы. Температура поднялась выше 90° по Фаренгейту (30° по Цельсию), а сухой ветер только еще сильнее обезвоживал их тела. Когда Альваренга глотал, слюна будто царапала рот и медленно стекала по пищеводу вниз. Неужели ему суждено умереть вот так? — спрашивал он себя. Губы Кордобы опухли и растрескались. Из-за того, что соль закупоривала поры, на его теле стали образовываться язвы. Они покрывали руки и ноги, разрывали кожу слой за слоем. Было такое чувство, что вскоре кожа просто лопнет, а под ней откроются мышцы и сухожилия. Без пищи и воды Кордоба впал в состояние, подобное сомнабулическому. Альваренга же, привыкший по нескольку дней обходиться без самого необходимого, чувствовал себя гораздо лучше.
Основной задачей рыбаков стало найти пресную воду, и вскоре это стремление превратилось в одержимость. «Когда ты высыхаешь в буквальном смысле этого слова, ты отчаиваешься, — говорит Альваренга. — Ты окружен водой со всех сторон и понимаешь, что можешь умереть от жажды, что доводит тебя до исступления. Это сущая пытка». Утоление жажды стало навязчивой мыслью для обоих. Рыбаки принялись выискивать облака на горизонте и следить за их ходом. Они просили облака собраться вместе и устроить грозу. Но дождя все не было. Облака собирались в кучи, молнии сверкали на горизонте, прорезая тьму, грохотал гром, ветер приносил дуновения дождя и свежесть, но с неба так и не упало ни капли. Опасность умереть от жажды становилась все реальнее. Как же могло так получиться, что бури и дожди все время кружили около них, но обходили их лодку стороной? Им просто не везло? Или же небо слало на их головы проклятие? Рыбаки были потрясены. Многолетний опыт хождения по морю научил Альваренгу простой истине: пить морскую воду нельзя ни при каких обстоятельствах, даже в самом крайнем случае. Несмотря на отчаянное положение и жгучее желание напиться или смочить губы, каждый из них боролся с мыслью зачерпнуть и проглотить хотя бы горсть океанской воды, плещущейся вокруг них.
25 ноября 2012 г.
Положение: приблизительно 500 миль от побережья Мексики
Координаты: 12° 43’ 319’’ с. ш. — 99° 20.21’’ з. д.
9-й день плавания
Они провели еще один день, мучаясь от жажды. «Мы забирались в кофр для льда, и хоть там было тесно, умещались в нем вдвоем, скрючившись. Один из нас даже мог вытянуть ноги. Так мы защищались от ветра, — рассказывает Альваренга. — А прижавшись друг к другу, мы могли сохранить хоть немного тепла. Лицо у меня опухло, язык высох, а слюны не было совсем».
Снова и снова они обыскивали лодку, но не нашли ни единого крючка. Альваренга все вспоминал тот момент, когда злополучная волна обрушилась на них. Если бы он только успел схватить ящик с инструментами, то спас бы бесценный набор рыбака: крючки, леску, бечевку, пару ножей и точило. Но все это было смыто за борт, пока он таращился как дурак и хватался за перила борта.
«Титаник» Альваренги направлялся теперь на юго-запад, что благоприятствовало рыбакам, поскольку в этом случае удавалось избежать экваториальных течений, образующих огромную океанскую петлю, в которой они кружили бы неделями по одному и тому же маршруту. Пока их лодку несло течением, Альваренга смотрел вокруг и поражался, сколько разного мусора и обломков плавает вокруг. Брошенные рыбацкие сети дрейфовали по течению. Усеянные крючками, разорванные, эти снасти-призраки становились центром нового мира, новой вселенной разных организмов, так как служили домом для крабов, разных рыбешек и морских черепах.
«Я был так голоден, что грыз и ел собственные ногти, разжевывая и глотая каждый маленький кусочек», — говорит Альваренга. Он стал доставать из воды медуз, перекидывать их из одной ладони в другую и поедать целиком. «Медузье желе обжигало горло, но на вкус было очень даже недурно. Я съел двух пурпурных медуз. Эти обжигали сильнее». Но медузы не слишком утолили голод сальвадорца, поэтому он начал подумывать о том, нельзя ли отрезать и съесть собственный палец. «Мне нужно было засунуть в рот хоть что-нибудь», — говорит он. Поскольку Альваренга был правшой, то отрубать стоило палец на левой руке. Наименее нужным был мизинец, поэтому в случае чего он бы первым попал под нож. Альваренга даже начал готовиться к мерзкой операции. Он планировал отделить палец при помощи мачете, потом, остановив кровотечение, покрошить его на мелкие кусочки и сожрать. Мяса там, конечно, немного, всего лишь на один зуб, однако голод обострил фантазию. Впрочем, план имел один серьезный недостаток: после такой операции рыбак мог просто истечь кровью. Альваренга не был уверен, что ему удастся остановить кровь из раны. «Я бы умер, истек кровью или же просто остановился на полпути из-за боли», — признается он.
Пока они дрейфовали на юго-запад, Альваренга заметил маленьких рыбок-спинорогов длиной всего 15–17 сантиметров, склевывавших наросты с лодки прошлой ночью. Этих рыбок называли морскими пираньями, так как они буквально дочиста объедали дно лодки своими острыми зубами. Нагнувшись и посмотрев в воду, Альваренга увидел остальных членов свиты, сопровождающей их «Титаник». Обладающие плоской квадратной головой, похожие на миниатюрных кашалотов, проплывали косяками дорадо, ценная добыча рыбака, которую можно было легко узнать по зеленоватой, вспыхивающей на свету чешуе. Вокруг них кружили акулы.
«Мне нужны были крючки или сеть, чтобы добыть пропитание. Или хотя бы гарпун. Я следил, как косяки проплывают под нашей лодкой, и во рту у меня стоял вкус свежей рыбы. Гарпуна мне бы хватило, чтобы поймать пару штук. Но у меня не было ничего, поэтому пришлось изобретать другие способы лова. У нас был шест, так что я примотал к нему нож и попытался поохотиться. Я заколол двух рыбин, но мне не удалось вытащить их из воды. Я окунался в воду, пытаясь схватить их руками, но рыба уплывала».
Тогда Альваренга решил прибегнуть к другой стратегии. Он встал на колени у борта и опустил руки в воду до плеч, не забывая следить за акулами. Прижимаясь грудью к борту и расставив руки, Альваренга ждал, пока жертва не попадет в ловушку. Когда что-нибудь стоящее проплывало между его рук, он смыкал ладони, впиваясь ногтями в чешую. Многие вырывались, но вскоре Альваренга наловчился до такой степени, что стал ловить рыбок десятками. Иногда бывало так, что спинороги, заканчивая трапезу, плавали с минуту вокруг, и тут-то он их и хватал. Сальвадорец бросал рыбу в лодку, стараясь не дать себя укусить. «Зубы у спинорогов очень острые. Как-то раз одна отхватила мне кончик указательного пальца и вырвала кусок плоти из ладони, — говорит Альваренга, которому удалось поймать тридцать этих маленьких рыбок за один присест. — Они меня кусали, но я почти не чувствовал боли. Это все были пустяки. Ведь теперь у нас была еда».
НАПАРНИКАМ ПРИШЛОСЬ ОТКРЫТЬ МАЛЕНЬКИЙ РЫБОПЕРЕРАБАТЫВАЮЩИЙ ЦЕХ. АЛЬВАРЕНГА ЛОВИЛ ДОБЫЧУ, А КОРДОБА ПРИ ПОМОЩИ НОЖА ПОТРОШИЛ РЫБ РАЗМЕРОМ С ЛАДОНЬ, ВЫБРАСЫВАЯ ВНУТРЕННОСТИ ЗА БОРТ. Через несколько минут от потрохов ничего не оставалось: мако и голубые акулы подъедали все подчистую. Полутораметровые акулы скреблись грубой, как наждачная бумага, кожей о днище лодки. Напарников подкидывало, и эта тряска и шум служили им напоминанием о том, насколько тонкой была граница между двумя мирами.
