Вскоре Альваренга стал совершать воображаемые путешествия на сушу. У него никогда не было машины, но, находясь на борту «Титаника», он воображал, будто на берегу его ждет личный пикап. Он мысленно протирал все хромированные детали своего агрегата, настраивал радио на любимую станцию, восхищался откидывающимся верхом и наслаждался взглядами женщин, смотревших на него, когда он проезжал по улицам Коста-Асуль, взметывая грязь с дорог рифлеными шинами. Подобно тому как Кордоба рисовал в своих фантазиях продуктовый магазин, Альваренга начал выдумывать более сложные истории своей жизни. Что бы это ни было — вкусный обед, привлекательная женщина или бокал холодного пива, — его воображаемый мир служил основой для генерации ощущений. Благодаря своим фантазиям он мог вкусить миллиарды разных удовольствий, которых ему так не хватало в реальности.
«В экстремальной ситуации возникают моменты, когда нужно приложить все усилия, чтобы выжить, — говорит доктор Лич, часто работавший с заключенными и бывшими заложниками. — Но бывают также и моменты, когда нужно сделать передышку, расслабиться. И в такие минуты люди часто стремятся уйти в воображаемый мир. Когда экстремальная ситуация длится долго, в отделе мозга, отвечающем за память, происходят изменения. Некоторые функции мозга улучшаются, потому что человек тренирует их особенно часто. Память людей, находившихся долгое время в условиях изоляции, может приобретать поистине чудесные и волшебные свойства. Нужно только следить за тем, чтобы жизнь внутри собственных фантазий (это нормальное явление) не ввергла человека в психоз. Чтобы он не сошел с ума и не ушел в себя насовсем».
У Альваренги и Кордобы не было возможности отслеживать время. У них не было ни часов, ни календаря. Однако Альваренга вспомнил, как в детстве дед учил его наблюдать ход месяцев по фазам луны. Альваренга овладел этим нехитрым искусством очень быстро и не забыл его. Эта усвоенная с малых лет привычка позволила ему следить за течением времени в море. Они отправились на лов из Коста-Асуль, когда на небе почти не было луны. Затем она росла во время шторма и в течение следующих дней, а теперь стала снова постепенно убывать. Значит, они находились в дрейфе примерно три недели.
15 декабря 2012 г.
Положение: 1000 миль от побережья Мексики
Координаты: 9° 25’ 29.34 с. ш. — 07° 39’ 59.79’’ з. д.
29-й день плавания
Однажды вечером, когда рыбаки отдыхали, сидя внутри ящика для рыбы, их напугал легкий стук. Потом послышался еще один удар, а следом и третий. Выйдя из легкой полудремы, напарники обнаружили трех летающих рыб, бьющих хвостами и подпрыгивающих на досках палубы. «Они взлетели в воздух и прыгнули прямо в нашу лодку», — хохочет Альваренга. Кордоба усмотрел в неожиданно свалившейся им на голову добыче провидение Божие, посчитав летучих рыб посланием небес, поэтому возблагодарил Господа за необыкновенный дар. Альваренга считал религию сплошной лабудой, придуманной сухопутными жителями. Для него прибытие летучих рыб было напоминанием о том, что живность в море водится в изобилии, и подтверждало его веру в то, что выживание более чем что-либо еще зависело от него самого, а не от какого-то там божественного провидения.
За исключением тех дней, когда им попались несколько черепах, когда они поймали багром две корифены, выловили несколько спинорогов, и вот наконец получили неожиданный подарок в виде летучих рыб, к концу декабря они ежедневно съедали такое количество пищи, которое равнялось одной обеденной порции. Из-за постоянно палящего солнца и ограниченного потребления пресной воды их кожа натянулась, как после инъекции ботокса. В сочетании с бледностью из-за недостатка гемоглобина они стали выглядеть как два изголодавшихся заключенных. «Человек теряет примерно полтора литра воды в день. В общем-то, наше тело всего лишь дырявый кожаный мешок с мясом, — объясняет профессор Майкл Типтон, специалист по психологии выживания из лаборатории чрезвычайных сред из Портсмутского университета (Англия) и соавтор книги «Как выжить в море». — Поскольку объем крови сокращается, а ведь именно она разносит кислород по всему телу и в мозг, получается, что организму не хватает кислорода. Это приводит к галлюцинациям, бреду и в конечном счете к смерти. Умереть от жажды не самая приятная вещь на свете».
Рубашка на Кордобе болталась. Одежда просто сваливалась с него. Он буквально таял, и особенно это было заметно при взгляде на его лицо. Кожа вокруг его глаз была натянута, и Альваренга не мог не заметить сходства между черепом со скрещенными костями, эмблемой, украшавшей балахон Кордобы, и его даже еще более костистым и худым лицом. Талия самого Альваренги стала тоньше на несколько размеров, а его силы иссякали, но разум оставался острым и гибким.
Кордоба буквально сжигал запасы своих физических и психических сил. Он поверил в то, что случившееся было его судьбой, предначертанной свыше. «Я не хочу страдать», — говорил исхудавший парень. Он повторял эту фразу как мантру, а иногда у него возникали видения небесного дворца с жемчужными вратами. Альваренга, упрямый оптимист, пытался подколоть его: «Я бы согласился пожить в любом месте этого дворца. Пускай это будет даже не башня и не покои. На улице у крепостной стены, где светит солнце и плещется океан, — будет самое то. В любом уголке, лишь бы подальше от этого ада».
Будучи на 15 лет старше своего напарника и пережив бессчетное количество приключений в море, Альваренга сохранял присутствие духа, но даже он был вынужден признать, что от жажды и голода здоровье обоих рыбаков понемногу ухудшалось. Причем жизнь вокруг них в море била ключом. АЛЬВАРЕНГА ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ЗВЕРЕМ В КЛЕТКЕ, КОТОРОМУ ПОКАЗЫВАЮТ ЕДУ, ДРАЗНЯТ ЕГО, НО НЕ ДАЮТ ПРИ ЭТОМ НИ КУСОЧКА. Над ними парили морские птицы: их силуэты с распростертыми крыльями усеивали небо. На горизонте преследуемая морскими хищниками рыба выпрыгивала из воды. Мимо проносились недоступные острова. Альваренга, бывший искусным охотником, стал все больше приглядываться к пернатым тварям, что кружили в небе. Он воображал их дикими утками и прикидывал способы, как бы изловить одну, чтобы проверить на собственном опыте, сколько мяса у них в лапах, в груди и на крыльях. «Они всегда улетали, когда я пробовал их поймать. Я пытался снова, но это было совершенно невозможно. В течение трех дней все птицы успешно сматывались от меня. Я был голоден и зол, — делится Альваренга подробностями. — Я пытался кидаться за ними и хватать их на лету. Это была жестокая атака, но птицы оказывались проворнее. Мне не удалось коснуться ни одной и пальцем». Альваренга потратил много часов, охотясь за птицами, но безуспешно. «Тогда я прекратил бесплодные старания и сел пораскинуть мозгами. Как можно поймать птицу? Я сказал себе: чувак, ты должен научиться думать, как кошка».
Лежа пластом, как солдат на поле боя, Альваренга замер в ожидании. Наконец на лодку села одна из птиц. В течение нескольких минут она оглядывалась, вращая глазами и обозревая окрестности. Альваренга не двигался. Он ждал, пока защитные рефлексы пернатой не ослабнут. Когда птица начала чиститься, выискивая у себя блох и зарывая голову в перья, охотник стал ползти через палубу к ней. Если птица вскидывала голову вся во внимании, охотник застывал неподвижно, пока она не возобновляла свой туалет. Подобравшись достаточно близко, Альваренга скользнул по борту сжатыми пальцами. Он медленно раскрыл кулак, растопырил пальцы, стараясь не задеть лодку, а затем быстрым движением схватил перепончатую чешуйчатую лапу. Но тут острая боль пронзила руку: птица клюнула его по тыльной стороне ладони и улетела. Рассматривая кровавую рану, Альваренга переосмыслил свой подход и нашел в нем просчет: ему нужно было просто не обращать внимания на боль. А вот если бы можно было схватить птицу за шею, у него были бы обед и опробованная система ловли пернатой добычи, обеспечивающая выживание в долговременной перспективе.
