Несмотря на временную связь с Богом, истинная вера Альваренги основывалась на одном из его главных жизненных принципов: оптимизме. «Я никогда не предавался мрачным мыслям, — признается он. — Я говорил себе, что выживу, буду смелым, буду верить и не опущу рук. Я знал, что мы находимся в дрейфе, но думал о спасении. Я всегда просчитывал на несколько шагов вперед, планировал, мечтал. Сидя в кофре для рыбы, я работал головой. Что я там делал? Прикидывал различные решения».
С его опытом хождения по морю Альваренга, даже оказавшись в такой непростой ситуации, чувствовал себя в лодке как дома. Кордоба же был подавлен и потерян. Постоянная качка сводила его с ума. Неужели нельзя остановиться хотя бы на минуту? Когда волны достигали метра в высоту, а особенно когда налетал порывистый ветер, парня начинало рвать. Это был первичный симптом психологического коллапса, его капитуляции перед силами стихии. «Известно, что люди, страдающие морской болезнью, почти всегда умирают первыми, — говорит профессор Майкл Типтон. — Если проанализировать записи о несчастных случаях, все эти отчеты о дрейфе на спасательных плотах, можно увидеть, что люди, заболевшие морской болезнью, почти всегда погибают одними из первых».
В ТО ВРЕМЯ КАК СКЕПТИЧНЫЙ И НЕВЕРУЮЩИЙ АЛЬВАРЕНГА ЧЕРПАЛ СИЛЫ В ВЫСШИХ СФЕРАХ, БОЛЕЕ НАБОЖНЫЙ КОРДОБА БЫЛ ПОГЛОЩЕН МЫСЛЯМИ О РАСПЛАТЕ, НАПУГАН СТРАШНЫМ И НЕПРИВЫЧНЫМ МИРОМ, В КОТОРОМ ОКАЗАЛСЯ, И УБЕЖДЕН В СВЕРШЕНИИ СМЕРТЕЛЬНОГО ПРОРОЧЕСТВА. Хотя напарники и находились в одной лодке, они двигались в совершенно противоположных направлениях.
1 марта 2013 г.
Положение: 2600 миль от побережья Мексики
Координаты: 6° 22’ 21.99 с. ш. — 131° 36’ 02.84’’ з. д.
105-й день плавания
Депрессия Кордобы все усиливалась. И до этого несчастливого плавания, выходя в море с ловцами акул, он всегда нервничал, когда берег терялся вдали и не было видно суши. Весь его мир вращался вокруг оси, которую он не мог осознать и измерить. Теперь напарники имели вдоволь воды и пищи, но после того рокового ужина с птицей, начиненной морской змеей, Кордоба стал отказываться от сырого птичьего мяса.
— Ешь лучше сам, — говорил он Альваренге. — А я уж как-нибудь обойдусь рыбой.
Когда речь заходила о случае с отравлением, было ясно, что Кордоба считает виновным во всем Альваренгу, который якобы подстроил все специально.
— Какой же я неудачливый, — повторял Кордоба с иронией. — Ну надо же такому случиться! Именно мне досталась отравленная птица.
— Но я же не подсовывал ее тебе. Ты сам выбирал свою долю, — отвечал Альваренга, который действительно дал возможность Кордобе выбрать блюдо в тот день. — Было же четыре птицы. По две на каждого.
Теперь, когда на стол выкладывалось свежее мясо, Кордоба требовал от Альваренги, чтобы тот вскрывал птицам желудки. Им больше ни разу не попалась жертва с змеей внутри, но Кордоба так и продолжал отказываться от пернатой дичи. Он съедал разве что кусочек, да и то после уговоров и угроз Альваренги. Как заправская медсестра, потчующая привередливого пациента, Альваренга делал все возможное, чтобы накормить напарника. Действеннее всего оказывались уговоры: так сальвадорцу удавалось убедить Кордобу съесть хотя бы маленькую порцию. Чувство сопереживания к напарнику, одержимому прогрессирующей паранойей, и быстрые рефлексы капитана (он ведь схватил юношу за волосы при шторме) закрепили роли и отношения в их комаде. Один был решительный и уверенный, а другой погружался в пучину неудержимой депрессии.
Альваренга предложил съедать свой обед на час раньше, пусть это и шло вразрез с их правилами совместного употребления пищи, но зато демонстрировало Кордобе, что еда не была отравленной. Однако молодой мексиканец упрямился. «Еда опасна», — повторял он. Это была аксиома, которую не удавалось ничем поколебать, и по мере того как юноша худел, он все больше убеждался в справедливости своего мнения. Он старался не жаловаться на голод и лишь испуганно говорил: «Я высыхаю, Чанча».
Кожа Кордобы сморщилась, руки и ноги стали похожи на палки. «Его лицо словно провалилось. Глаза запали и почернели. Он выглядел как настоящий скелет», — вспоминает Альваренга.
— Ты меня съешь? — спросил его однажды Кордоба.
Альваренга успокоил Кордобу, заверив в обратном.
— Ты, — пошутил он, — так исхудал, что на тебе и мяса-то почти не осталось. А кроме того, — добавил сальвадорец, — на лодке есть три черепахи, стайка птиц и вяленая рыба.
Чтобы плененные птицы не улетели, приходилось ломать им крылья. Это было жестоко, но необходимо для выживания. Альваренга так наловчился в охоте, что теперь съедал по птице каждый день, а иногда даже и по две, в связи с чем его вес начал понемногу приходить в норму. Кордоба употреблял в пищу только черепашье мясо и свежее филе спинорогов, однако этого было недостаточно для восстановления сил. Страх перед едой из-за боязни отравиться все сильнее овладевал им. Юноша обратился к Альваренге со странной просьбой.
— Не съедай меня, — попросил Кордоба. — Если я умру, привяжи мое тело к носу лодки.
— Не говори глупостей, — отвечал Альваренга. — Никто не умрет.
Однако он сам все меньше верил своим словам.
КОРДОБА ВСЕ БОЛЬШЕ УБЕЖДАЛСЯ, ЧТО ЛУЧШЕ УТОНУТЬ В ОКЕАНЕ, ЧЕМ УМЕРЕТЬ ОТ ГОЛОДА В ЛОДКЕ.
— Я не хочу страдать, — стонал он.
— Я тоже не хочу страдать, и Господь поможет нам преодолеть это испытание, — отвечал Альваренга, надеясь, что упоминание о вере взбодрит угасающего товарища.
Кордоба же тем временем разработал план ухода из жизни. Он решил дождаться, когда к лодке подойдет стая акул, и прыгнуть в воду. Когда акулы начали пожирать брошенные в воду птичьи потроха, юноша придвинулся к борту лодки.
— Пока, Чанча! — сказал он и перегнулся через перила, готовясь нырнуть.
Сальвадорец успел схватить напарника. Кордоба стал вырываться, но Альваренга стиснул обессилевшего паренька в медвежьем захвате. Протащив через лодку, он затолкал его в кофр для рыбы. Кордоба принялся пинать и колотить в стенки ящика, но тот весил больше 40 килограммов, а когда Альваренга сам забрался наверх, то Кордобе уже нипочем было не перевернуть тяжелый кофр и не вырваться из заточения. Парень был в ловушке. Альваренга отказался выпустить его наружу.
— Ты должен оставить все попытки убить себя. Ты должен перестать пить морскую воду. Ты не должен больше думать о том, чтобы прыгнуть в океан! — кричал Альваренга.
Когда Кордоба успокоился, сальвадорец слез с ящика, поднял крышку и сам забрался внутрь. Они поговорили по душам. Альваренга выслушал аргументы Кордобы относительно того, что смерть была неизбежна, а в ответ набросал план их освобождения.
— Нам нужно просто держаться, — сказал он. — Нам нужны три вещи для выживания: тень, вода и еда. Подумай только, в какую историю мы попали. Нам обязательно нужно рассказать ее другим. Нам нужно бороться! А потом мы расскажем остальным обо всем, что с нами приключилось, — убеждал Альваренга своего напарника.
