Он представлял, какая награда ждет его после завершения испытания.
— Если я пройду через это, — сказал он Кордобе, — то обязательно куплю себе машину.
— Да ты просто сошел с ума, — ответил мексиканец.
Депрессия не отпускала Кордобу. Он злился и требовал предоставить ему возможность покончить со всем этим раз и навсегда. Когда Альваренга снова поместил его в кофр для рыбы, парень стал колотиться головой о стенки ящика. Он был в отчаянии. «Он бился головой о борта лодки, а я все пытался успокоить его. ТЕПЕРЬ МНЕ ПРИХОДИЛОСЬ СРАЖАТЬСЯ НЕ ТОЛЬКО ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ, НО И ЗА ЖИЗНЬ КОРДОБЫ. А ОН НЕ ХОТЕЛ ЖИТЬ. Но мне нужно было помочь ему. Он ведь был моим напарником», — признается Альваренга. Кордоба, свернувшись калачиком на дне лодки, ревел во весь голос, кричал и вопил, а потом заснул. Поутру юноша был голоден, но отказывался от еды. «Мне приходилось заталкивать пищу ему в рот. Я насаживал маленькие кусочки на рыбьи кости и заставлял его есть. Это было все равно что кормить ребенка», — вспоминает Альваренга.
Сальвадорец понимал, что мало кому удается выздороветь, оказавшись в лапах депрессии. Чтобы отвлечь своего ослабевшего напарника от мрачных мыслей, Альваренга выдумывал разные истории о жизни на суше. Он часами сидел рядом с Кордобой и рассказывал ему о своих планах на будущее и о приключениях, которые их ждут. Все его истории крутились вокруг таких тем, как здоровье, оптимизм и еда. Когда Кордоба оживился, они пообещали друг другу, что будут держаться вместе и на суше, вернувшись в Мексику. Они фантазировали, что построят пекарню и будут продавать хлеб. В Сальвадоре Альваренга работал одно время в панадерии (булочной), где выпекал до пятисот хлебов до рассвета. Он был не прочь снова стать пекарем. А Кордоба накопит денег, купит велосипед и будет развозить по городу свежий хлеб.
* * *
Альваренга все чаще стал погружаться в мир грез. Бывшие подружки приходили к нему в дом в Коста-Асуль, чтобы провести ночь любви в его гамаке. Он забивал великолепные голы в футбольных матчах, проходивших на его любимом пляже. Он воображал, как встречается со своей дочерью Фатимой, которую покинул много лет назад. Они гуляли все вместе по пляжу — он, Фатима, ее дедушка с бабушкой. Он воображал, будто готовит изысканные кушанья и закатывает грандиозные пиры. «Я ел сырое птичье мясо, у меня не было кинзы, а так хотелось сварить суп, поэтому я представлял, будто кладу в горшок помидоры, кинзу и посыпаю блюдо солью, — говорит Альваренга. — Я ощипывал цыпленка, потом готовил его. Я поедал его целиком. В своих мечтах я ужинал в компании друзей».
СТАРАЯСЬ ПОМОЧЬ КОРДОБЕ, АЛЬВАРЕНГА, НЕ ОСОЗНАВАЯ ТОГО, САМ ОЧУТИЛСЯ В МИРЕ ФАНТАЗИЙ, В ВООБРАЖАЕМОЙ РЕАЛЬНОСТИ. Это состояние было знакомо и Стиву Каллахану, в 1982 году в течение 76 дней дрейфовавшему в Атлантическом океане на надувном плоту. «В мечтах и снах редко когда ощущаешь вкус или запах. Однако мне это удавалось. Я ощущал запах еды во сне. Сначала я сопротивлялся этому, мне не нравились такие сновидения. Проснувшись, я восклицал: «А, черт! Жаль, что все причудилось, примерещилось». Это было такое разочарование. Потом прошло немного времени, и я стал ценить такие сны, так как это был самый быстрый способ насладиться любимой едой».
Байки сделали свое дело. Хоть Кордоба по-прежнему отказывался есть сырое птичье мясо, он с удовольствием поедал рыбьи глаза, которые подсовывал ему Альваренга. Для эстетики каждый глаз сальвадорец накалывал на рыбью кость. Странное блюдо выглядело как оливки, насаженные на зубочистки. Напарники и не догадывались, что рыбьи глаза являются ценным лекарством, изобилующим витамином С. Именно ими питались потерпевшие кораблекрушение моряки, чтобы побороть цингу.
* * *
Кордоба принял роковое для себя решение. Он стал отказываться от любой пищи, за исключением свежего черепашьего мяса, но оно было редким деликатесом и попадалось все реже по мере того, как они уплывали все дальше от берега в открытый океан. Юноша сидел, сжимая пластиковую бутылку в руках, но не делал ни глотка. Он быстро терял силы и интерес к жизни. Альваренга предлагал напарнику съесть несколько крошечных кусочков птичьего мяса, а иногда — немного черепашатины. Кордоба же только сжимал челюсти. Депрессия все больше разрушала его тело.
— В этом месяце я умру, — сказал он как-то раз.
— Ты и в самом деле умрешь, если будешь твердить об этом, — пообещал ему Альваренга. — Я буду жить. Я пройду через это испытание. И мы покажем всему миру, что сделали. Мы подадим пример остальным людям.
— Я не верю в это, — твердил Кордоба. — Мы умрем.
— Не думай об этом. Никто не умрет. Нам нужно бороться, — отвечал Альваренга.
Рыбаки установили соглашение друг с другом. Если выживет Кордоба, то он отправится в Сальвадор к родителям Альваренги. Если удастся выжить Альваренге, то он поедет в Чьяпас и найдет мать Кордобы, которая была замужем за евангелическим священником. «Он попросил меня передать матери, что сожалеет о том, что не смог попрощаться, и что ей не нужно больше делать тамале для него. Им следует отпустить его, чтобы он ушел к Богу».
15 марта 2013 г.
Координаты: 5° 58’ 57.69 с. ш. — 135° 28’ 12.00’’ з. д.
119-й день плавания
— Я умираю. Я почти уже на том свете, — однажды утром, сразу после завтрака, сказал Кордоба.
— Не думай об этом. Давай лучше вздремнем, — ответил Альваренга и лег рядом с напарником.
— Я устал. Хочу пить, — простонал Кордоба. Его дыхание было прерывистым и тяжелым.
Альваренга взял одну из бутылок и приложил горлышко ко рту Кордобы, но тот не стал глотать воду. Он просто вытянулся. Его тело сотрясалось в кратковременных конвульсиях. Потом он застонал и напрягся.
— Не умирай! — просил Альваренга. Запаниковав, он выкрикнул в лицо Кордобы: — НЕ ОСТАВЛЯЙ ТУТ МЕНЯ ОДНОГО! ТЫ ДОЛЖЕН БОРОТЬСЯ ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ! ЧТО Я БУДУ ДЕЛАТЬ ОДИН?
Кордоба не ответил. Через несколько секунд он умер и лежал с открытыми глазами.
«Я усадил Кордобу, прислонив к скамье, чтобы до него не доставала вода. Я боялся, что волною его может смыть за борт, — говорит Альваренга. — Потом я проплакал несколько часов подряд».
Проснувшись на следующее утро, Альваренга вылез из кофра и уставился на Кордобу, сидящего на носу лодки. Он словно загорал. Альваренга обратился к нему с вопросом:
— Ты как, приятель? Как спалось?
— Я спал хорошо. А ты? Ты уже позавтракал? — Альваренга отвечал на свои же вопросы вслух, как будто бы с ним разговаривал его мертвый напарник.
— Да, я уже поел. А ты? — продолжал Альваренга.
— Я тоже, — ответил он от лица Кордобы. — Я съел целое царствие небесное.
Разговор продолжался, как будто два беседующих напарника мирно завтракали в этот спокойный утренний час. АЛЬВАРЕНГА РЕШИЛ, ЧТО НАИЛУЧШИЙ СПОСОБ ПРИМИРИТЬСЯ С ПОТЕРЕЙ ТОВАРИЩА — ПРОСТО ПРИТВОРИТЬСЯ, ЧТО ОН НЕ УМИРАЛ. На протяжении следующего дня Альваренга обращался с трупом как с другом, с которым можно поделиться разными мыслями. «Почему бы нам не отправиться в Тоналу (город в Мексике, где рыбаки из их района часто устраивали вечеринки). Можно выпить пива, хорошо поужинать. Только сначала я приму душ. Потом поглажу одежду и приведу себя в порядок. У меня есть хорошие туфли».
