После сокращения порции воды до двух стаканов в день его тело взбунтовалось. Рыбаку постоянно приходилось бороться с желанием выпить лишний стакан. «Когда жидкость уходит из клеток, тело как бы сморщивается. Глаза западают, губы высыхают и трескаются, язык опухает, во рту постоянно сухо, — описывает профессор Майкл Типтон симптомы сильного обезвоживания. — Вода требуется всем системам организма. Так, при ее недостатке сильно страдают почки. К тому же при жажде приходится справляться с психологическими трудностями».
Альваренга делился скромным обедом со своим пернатым другом, не отходившим от хозяина ни на шаг. Ночами Панчо спал, засунув голову под крыло и устроившись рядом с рыбаком, который часто лежал без сна. По утрам он пел и хлопал крыльями, повышая настроение хозяину. Альваренга интересовался у питомца, как он спал, и оптимистично восклицал: «Еще день в одной упряжке!»
День за днем, по мере того как ситуация с пищей и водой ухудшалась, Альваренга укачивал Панчо и смотрел на облака, посылая им свою молчаливую молитву. Почему же не идет дождь? Он так привык к практически ежедневным ливням, а теперь его дрейф стал похож на унылый переход через водную пустыню.
Одну за другой Альваренга съел всех птиц, и у него остался только Панчо. «Хотя Панчо был мне другом, я понимал, что он наполнен калориями и ценными питательными веществами. Я говорил: “Если попадется добыча, я не стану тебя съедать, Панчо”, — делится Альваренга. — И тотчас на борт садилась птица, я ловил ее, съедал и говорил: “Панчо! Ты спасен”».
Однако в конце концов пришел черед и Панчо. Альваренга прождал три дня, но не поймал за это время ни черепах, ни рыбы, ни птиц. Посмотрев на своего друга, Альваренга вынес вердикт: «Сегодня настал твой день, Панчо».
«Я убил друга ночью, чтобы не смотреть ему в глаза. Я не использовал нож, а прикрыл ему голову тряпочкой и свернул шею». У Альваренги не было желания готовить изысканный обед, воображать, как он приправляет блюдо кинзой и другими приправами. «Я выпил его. Это не было похоже на обычную трапезу. Я ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ДИКАРЕМ». ДЛЯ АЛЬВАРЕНГИ СЪЕСТЬ СВОЕГО ЛЮБИМЦА БЫЛО ВСЕ РАВНО ЧТО СТАТЬ КАННИБАЛОМ. «Я съел его, но не стал просить прощения за то, что сделал», — говорит он.
* * *
Итак, у изголодавшегося рыбака больше не осталось еды. Его ногти были обкусаны почти до крови. Он жевал куски деревянной обшивки лодки, пока они не превращались в кашицу, которую можно было проглотить. При помощи единственного ножа он отрезал кусок бороды, скатал его и, смочив морской водой в качестве маринада, съел рыжий шарик. Он протолкнул его внутрь при помощи хорошего глотка воды из своих иссякающих запасов.
Потом Альваренге пришло в голову, что рыбьи останки тоже имеют питательную ценность. Он собрал валяющиеся повсюду кости и растер их винтом от мотора в порошок, богатый кальцием. Блюдо напомнило о временах его детства в Сальвадоре, когда он наблюдал, как его мать толчет кукурузную муку. Костная мука была сухой, поэтому Альваренга смешал ее с водой и съел порциями. По вкусу она напоминала холодную комковатую овсянку.
Единственной пищей теперь были морские уточки-рачки, похожие на мидий, раковины которых усеивали корпус лодки уже со второй недели плавания. Теперь они облепляли ее со всех сторон, как будто тысячи рулей, направляющих судно. В каждой ракушке находился кусочек блестящей розовой плоти, сочной и скользкой. Только из-за акул Альваренга еще не съел их все.
Хотя он выходил в море уже двенадцать лет, ему не удавалось справиться со всепоглощающим страхом перед этими хищницами. Рифовая, серая, узкозубая акулы — все они были где-то рядом. Каждый раз, когда, перегнувшись через борт и опустив голову в воду, Альваренга исследовал экосистему собственной лодки, он представлял, как в него вот-вот вонзятся челюсти с семью рядами зубов, сидящие на стройном теле, которое с тех пор, как акулы впервые появились на земле 450 млн лет назад, как нельзя лучше было приспособлено к охоте. Альваренга вел рискованную игру.
Инструктор по спортивной ловле Дуг Льюис, проведший несколько лет в этом районе, слишком хорошо знает все опасности плавания в открытом море. «Вы смотрите в глубину, туда, где вода из синей становится черной. И если вы когда-нибудь видели большую акулу, выплывающую из тьмы и материализующуюся рядом с вами, то вы хорошо понимаете, о чем я говорю. Это буквально похоже на то, как будто призрак выбирается из тумана. Страшно до чертиков».
Альваренга придерживался нескольких простых правил, когда нырял в открытом океане. Первое: он никогда не отплывал от лодки дальше, чем на несколько ярдов. Он понимал: без лодки он обречен. Он бы не продержался и недели на каком-нибудь куске пенопласта или обломке дерева. Солнце и акулы совместными усилиями быстро бы расправились с ним.
«Я всегда считал свою лодку чем-то вроде агрегата для поддержания жизни, — говорит Льюис. — ЛОДКА — ЭТО ТВОЯ ПЛАНЕТА, ЭТО МЕСТО ТВОЕГО ОБИТАНИЯ. КОГДА ВЫ НАХОДИТЕСЬ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЛОДКИ ИЛИ ЖЕ НЕПРОЧНО СТОИТЕ В НЕЙ, ВСЕГДА ЕСТЬ ВЕРОЯТНОСТЬ, ЧТО СЛУЧИТСЯ ЧТО-НИБУДЬ НЕПРИЯТНОЕ. Может наскочить волна и опрокинуть вас. Вы ударитесь головой и будете лежать без сознания. И тогда все: игра окончена в любом случае. Все дело в том, что неприятности происходят в тот момент, когда вы их меньше всего ожидаете».
Второе правило Альваренги — совершать короткие заплывы. Он плавал минут пять, не больше. Обычно между появлением акул и началом их кровавого пиршества проходит какое-то время. Даже если бы он был застигнут врасплох в воде, кишащей акулами, у него, по всей вероятности, был бы шанс спастись. «Даже если акулы рядом, они не нападают сразу, а всегда выжидают, — говорит Джоди Брайт, рыболов-спортсмен, большую часть года проводящий в отдаленных местах Тихого океана. — Часто они приплывают, толкаются или трутся об тебя, а потом вдруг уплывают. Но если вы не видите их, это еще не значит, что их нет рядом».
Впервые Альваренга был вынужден нырять за пищей в океан. Конечно, он и прежде окунался в воду с головой, чтобы собрать с днища лодки морских уточек, однако это было не одно и то же, что нырнуть за борт. Теперь он был уверен, что вся океанская экосистема осознает риск его новой миссии.
Открывая глаза, Альваренга вглядывался в океанские глубины и видел на полсотни метров кристальную воду, затем — сгущающуюся тьму, сотканную из тех же темно-синих тонов, в которые обычно окрашены грозовые тучи. Но тучи в небесах имели очертания, а вот глубины океана были бесконечны.
Альваренга осмотрел дно лодки, подсчитывая свои запасы, и изучил обычных попутчиков, плывущих рядом с его судном. В экосистеме его лодки произошла смена караула. Акулы мако теперь пропали, отметил он исчезновение особенно опасного охотника, плывущего со скоростью 54 мили в час. «Мако совершенно непредсказуемые. Я боюсь их больше всего, — признается Брайт. — Я бы ни за что на свете не полез в воду с мако, а когда они плавают вокруг, я обычно сижу между двух моторов. Ведь они легко могут запрыгнуть прямо в лодку».
Вместо мако приплыли другие создания, рыбы-молоты. Их было не меньше пятидесяти, они двигались спокойно и лениво, как при замедленной съемке. Рыбы-молоты и прежде вызывали любопытство Альваренги, и он никогда не считал их опасными. Рыбак не слышал, чтобы эти морские обитатели нападали на людей, и регулярно забрасывал их на борт голыми руками. Он следил, как акулья стая кружит у лодки. Даже когда акул не было видно, он знал, что все может измениться за считаные секунды.
