Брайт вспоминает одну из своих самых неожиданных встреч с акулой: «Я увидел точку. И эта точка выросла прямо у меня на глазах и за несколько мгновений превратилась в узкозубую акулу весом в три центнера. Я напугался до смерти. Она остановилась, будто на тормозах. До сих пор не знаю, как они это делают. Она висела в толще воды с секунду, совершая ритмичные движения, как будто говорила: «Убирайся вон из моего моря!» А мне оставалось только смотреть и слушать».
Ни одна из акул не приблизилась к Альваренге. Вместо этого его окружили рыбки-спинороги, двигающие плавниками, будто крыльями. Когда они проплывали мимо него на расстоянии вытянутой руки, Альваренга с восхищением рассматривал их немыслимую психоделическую расцветку, эти изгибы, точки и завитки, украшавшие чешую. Эти рыбки, словно сошедшие с картин в стиле поп-арт, выполненных в традиционных ярких цветах, какими отличаются представители флоры и фауны Карибского бассейна, вовсе не безобидны. Они пожирают маленьких черепах и мелкую рыбу; известны случаи нападения и на аквалангистов. Даже в Википедии написано, что у этих созданий скверный нрав. Спинороги нисколько не боялись волосатого рыбака и подплывали совсем близко. Альваренга же опасался, что тем самым они прикидывают его размеры, прицеливаются. Сальвадорец представлял, какая начнется кровавая баня, если десятки этих мерзких морских пираний набросятся на него. «Это как если бы тебя запытали насмерть маникюрными ножницами», — подумал он.
Двигаясь медленно, Альваренга вдохнул и поднырнул под лодку. Ощупывая руками корпус, он отрывал морских уточек — маленьких рачков, похожих на мидий, — и при этом постоянно вертел головой в поисках потенциальной опасности. С усилием отделяя раковину от корпуса лодки и собирая добычу в футболку, рыбак постоянно отвлекался: его клочковатая густая борода плавала перед лицом, закрывая обзор. Чего в ней только не было: рыбьи кишки, птичья кровь. За несколько месяцев пряди спутались и превратились в плотный ком, а местами волосы были твердыми, как дерево. Всплывая на поверхность за глотком воздуха, Альваренга не видел горизонта, но ему легко было представить тот обширный мир, что находился прямо перед ним. НЕСМОТРЯ НА ВСЕ СВОИ СТРАХИ ПЕРЕД ГЛУБИННЫМИ МОНСТРАМИ, АЛЬВАРЕНГА ЧУВСТВОВАЛ, ЧТО ОКЕАН МИЛОСТИВ К НЕМУ. ТАК ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ. ИНАЧЕ ПОЧЕМУ ОН ДО СИХ ПОР ЖИВ?
Стараясь не растерять своей добычи, Альваренга перегнулся через борт и забросил ноги в лодку. Он устал и ощущал себя так, словно только что избежал смертельной опасности, а теперь по его телу разливалась приятная истома. Вывалив улов на доски, рыбак принялся вскрывать раковины и вытаскивать из них маленькие кусочки плоти. Он трудился ножом, пока у него не накопилось две чашки свежего севиче из морских уточек. Это был не только изысканный ужин, но и лакомая приманка. Когда рыбак бросал кусочки мяса в воду, они немедленно привлекали спинорогов, которых он тут же хватал руками. Альваренга теперь снова превратился в охотника и собирателя. Сначала при помощи мяса рачков, а потом и рыб-спинорогов он осуществлял свой нелегкий путь, взбираясь на самый верх пищевой пирамиды.
В один день около лодки появились небольшие тунцы. Они не встречались рыбаку уже много месяцев. «Тунцы ловили рыбу, а потом подплывали к моей лодке отдохнуть или переварить добычу. Тут я их и хватал. В их желудках попадалась разная рыба. Особенно часто я находил сардину и сибаса. Иногда я разрезал тунца, а внутри его был сибас, замаринованный в желудочном соке. Я представлял, будто он испечен на гриле».
Между тем Альваренга с тревогой отмечал, что его запасы воды иссякают. Когда одна из полулитровых бутылок опустела, он начал вести обратный отсчет. Ежедневные ливни прекратились. Теперь он день за днем дрейфовал в полосе абсолютного штиля, наблюдая, как шторма обходят его стороной и бушуют где-то вдалеке.
В какой-то момент Альваренга инстинктивно уловил изменения в плеске волн. Когда ветра проносились над океаном, он вдыхал и чувствовал приятный освежающий запах грозы, а в один прекрасный день снова зарядили дожди. Рыбак восполнил запас воды в контейнерах, а вскоре вокруг появились свидетельства новой экосистемы. Несколько дней подряд Альваренга двигался среди веток и растительных остатков, устилающих поверхность океана толстым слоем. Снова прилетели птицы. Они садились на лодку все чаще и были крупнее, чем когда-либо. Альваренга восхищался красивой грудью и ногами этих созданий. А вот его охотничьи умения были сильно подорваны усталостью. Теперь ему требовалось немало времени на поимку птицы, но в конечном счете он снова стал ловить больше, чем было достаточно для дневного обеда. Его птичник снова стал наполняться пернатыми питомцами.
1 января 2013 г.
Положение: 6200 миль от побережья Мексики
Координаты: 4° 30’ 29.54 с. ш. — 175° 55’ 43.37’’ з. д.
411-й день плавания
Моряки, проплывавшие через лошадиные широты (мало кто задерживается там хотя бы на день дольше без крайней необходимости), говорят, что погода там капризная, нестабильная и непредсказуемая, и такие внешние условия не могли не отразиться на ухудшающемся психическом состоянии Альваренги. Его хваленая рациональность, его молитвы и неиссякаемая находчивость уже не помогали. Он устал от мыслей о том, что находится в ловушке в маленькой лодке, дрейфующей в океане от полнолуния к полнолунию. «Похоже, мне стало не хватать питательных веществ, — предполагает Альваренга. — ХОТЕЛОСЬ ПРОСТО ЗАБРАТЬСЯ В УГОЛ ЛОДКИ И СИДЕТЬ ТАМ БЕЗ ДВИЖЕНИЯ. У МЕНЯ БЫЛО ВСЕ МЕНЬШЕ ЖЕЛАНИЯ ВСТАВАТЬ С МЕСТА. МАЛО-ПОМАЛУ Я ТЕРЯЛ СИЛЫ. И ТУТ Я ОСОЗНАЛ, ЧТО ИМЕННО ТАК И УМИРАЮТ ЛЮДИ».
У Альваренги не осталось сил, чтобы жаловаться, беспокоиться или злиться. Он погрузился в мир безнадежной усталости. Забившись в свой кофр для рыбы, он сидел там, истекая потом, как будто только что пробежал марафон. «Я таю?» — спрашивал он себя. Альваренга не мог выйти на солнце дольше, чем на десять минут, так как мгновенно обгорал до волдырей. Ветеран мореходного дела Айвен Макфадаен, неоднократно пересекавший полосу штилей Тихого океана, говорит: «Жара и солнце сводили меня с ума каждый день, чтоб их… Я прятался от солнца. Погода была знойная и влажная. Просто ужасно, когда нет ветра. Даже в лодке с полным оснащением, водой и продуктами было сложно находиться в таких условиях. И к тому же не нужно забывать, что мы старались пересечь пояс лошадиных широт по прямой, чтобы выйти из района штилей как можно скорее. Но чтобы дрейфовать по нему неделями? Находиться там в свободном плавании? Я не могу вообразить себе ничего более ужасного».
Сидя в ящике, Альваренга топал ногами по палубе. Эхо пробуждало его к действительности, напоминая разуму, что он все еще был здесь и сейчас. Но его ноги были слабы, в лодыжках словно разболтался шарнирный сустав. У него было мало сил, и он едва стоял. Даже ходить было трудно. «Я не испытывал физической боли, но, несмотря на это, кричал. Я кричал во всех четырех направлениях. Я хотел выбраться отсюда. “Слушайте меня! — кричал я. — Кто-нибудь, принесите мне еду! Дайте мне воды! Я знаю, что вы меня слышите!” И тогда я подумал, а уж не схожу ли я с ума? А потом упал замертво».
Выходя из ящика на свет божий на десять минут в день, Альваренга установил новый ритуал: он плескал в лицо водой, омывал тело и наслаждался прохладой, когда влага стекала вниз по торсу и ногам. Оглядывание горизонта превратилось в привычку: так смотрят в обе стороны дороги, когда переходят улицу и знакомятся с окрестностями. Когда океан был спокоен, видимость была 20 миль, но с таким же успехом она бы могла быть и 100, и 1000 миль. Все равно вокруг не было ничего. Только вода и небо во всех трех измерениях.
