Альваренга совсем забыл, насколько сильными могут быть прибрежные птицы. Когда он схватил одну из них за лапы, та немедленно ударила его клювом, и на предплечье осталась кровавая отметина. Альваренга перевернул птицу вверх ногами и пытался справиться с ее хлопающими крыльями, но жертва не сдавалась и клевала охотника куда попало. Разъяренный, Альваренга уже хотел было выбросить добычу за борт, но потом все же ухватил ее покрепче и убил. Потом он бросил изуродованную птицу себе под ноги и опустил голову. Все произошло очень быстро, и после Альваренга устыдился своего поведения. Хотя всю свою жизнь он выслеживал добычу и на суше, и на море, он никогда не чувствовал тяги к спортивной охоте и не получал наслаждения от убийства. Как-то раз в Мехико ему довелось наблюдать за петушиным боем, но он тут же вышел из заведения, ощутив отвращение к неуместному насилию.
Глядя на остров, Альваренга испытывал немедленное желание броситься за борт и доплыть до берега. Однако он вовремя вспомнил об акулах и, решив, что ему не хватит сил добраться до суши, сдержался. Он изучал место, куда прибыл. ГАЛЛЮЦИНАЦИИ НЕ ДЛЯТСЯ ДОЛГО. НЕУЖЕЛИ ГОСПОДЬ НАКОНЕЦ УСЛЫШАЛ ЕГО МОЛИТВЫ? Бушующий разум Альваренги представлял различные варианты развития событий — один хуже другого. Он мог сбиться с курса. Он мог дрейфовать в обратном направлении, что уже случалось ранее. Или же это просто кошмар, терзающий его ослабленный разум, и остров сейчас исчезнет. Альваренга неотрывно смотрел на берег, пытаясь различить детали. Это был маленький остров площадью не больше футбольного поля, как он предполагал, хоть и видел его с одной стороны. Сальвадорец искал хижины, дороги и лодки — ведь такой привлекательный участок суши должен быть населен рыбаками, — однако остров выглядел диким: без дорог, машин или домов.
Альваренга бросил горсть перьев позади лодки, проследил их ход в кильватере и мысленно нарисовал свой дальнейший маршрут. Сомнений не было: он двигался прямо к земле. Это был удар в десятку. Он не видел ни волнореза, ни белой пены — безошибочные признаки скал или кораллового рифа. Альваренга молил Бога, чтобы волны выбросили его на берег. «Я беспрерывно твердил себе, что земля гораздо дальше, чем мне кажется, что в воде могут поджидать акулы, а на берегу — острые скалы. Так что я сдерживался. Я повторял себе: будь спокоен и выжидай».
Альваренга был так возбужден, что решил унять волнение при помощи еды. Она помогла ему отвлечься от невероятного пейзажа, встающего перед ним на горизонте. Он поднял мертвую птицу, лежащую у его ног, содрал с нее кожу и стал счищать жилы, сохраняя ценные кусочки мяса. Он набил рот и жевал, глядя на остров. Сухая рыбка-спинорог была более практичной закуской, но Альваренге нужно было чем-то занять свои руки. Выщипывание перьев, монотонное и повторяющееся, позволило ему отвлечься и успокоиться. Расправившись с птицей, рыбак убил, выпотрошил и съел еще одну, а потом и еще одну.
Мимо проплыла бутылка с темной массой на дне. Альваренга выпил все до последней капли, несмотря на резкий и острый вкус. Жидкость была жгучей, как будто кто-то насыпал туда молотого перца. Это взбадривало, как если бы он выпил чашку кофе. Затем Альваренга принялся за черепаху, которую поймал днем раньше. Он жрал, как волк, жадно и торопливо, как будто ему больше не нужно было экономить запасы еды и воды. Проглотив две порции черепашьего мяса, он остановился: его живот был полон и надулся как барабан. После еды он забрался в кофр, чтобы укрыться от дождя.
Время для сна было совершенно неподходящее. Он был менее чем в нескольких часах дрейфа от земли и направлялся прямо к спасительному берегу. А что, если направление течения изменится? Как ему доплыть до суши, если он проснется в нескольких милях в стороне от острова? Но все же Альваренга забрался в ящик и лег на спину. В желудке у него урчало. Его охватила дремота, и он заснул. Ему снились свежие крабы. Он воображал, будто уже находится на берегу и разговаривает с людьми.
Сиеста продолжалась менее часа. Когда же Альваренга выбрался наружу, он был потрясен. Остров находился прямо перед ним, менее чем в миле от лодки. Взяв нож, рыбак отрезал буи, тащившиеся за лодкой. Это было смелое решение. В открытом океане без плавучего якоря неустойчивое судно могло перевернуться даже при не очень сильном тропическом шторме. Но Альваренга уже отчетливо видел береговую линию. Он был уверен, что сейчас скорость важнее устойчивости.
Через час его выбросит на пляж, что не могло не радовать, хоть это и был опасный и сложный маневр. Альваренга сотни раз боролся с прибоем в нагруженной до краев рыбацкой лодке. Теперь же он планировал покинуть судно в последний момент. Он прыгнет прямо в прибой подальше от лодки. Он не будет бороться со стихией, чтобы ему не сломало шею, как тому несчастному рыбаку, что погиб прямо у самого берега, пытаясь причалить в шторм в лагуне Коста-Асуль.
Вскоре после полудня Альваренга уверенно шел прямиком к берегу. Он чувствовал себя как серфер, хоть и двигался со скоростью менее двух миль в час. Находясь на расстоянии нескольких футбольных полей от суши, Альваренга уже подумывал, чтобы нырнуть и поплыть к земле. Однако боясь утонуть из-за усталости, он сдержался. Дождь же продолжал хлестать. Холодные капли усеивали его тело. Казалось, на кожу падают маленькие кусочки льда. Альваренга начал дрожать, но не осмелился спрятаться в кофр.
Несколько часов он провел в ожидании, а когда до берега осталось не более десяти метров, схватился за перила, готовясь прыгать. Волны накатили, готовые сокрушить его. Взмахнув руками, как прыгун в воду с высоты, он нырнул в море. Его руки тотчас встретили твердое дно, но, несмотря на это, Альваренга не выпустил из ладони ножа, отведенного назад и прижатого лезвием к предплечью. Бочка вывалилась из лодки. Плененные птицы загалдели. Подавив желание броситься за лодкой, Альваренга направился к земле. Брести в воде было невозможно. Его ноги были слишком немощны, а мышцы ослаблены. И тогда Альваренга лег на живот и преодолел оставшиеся несколько метров вплавь. Вода вокруг кишела медузами. Он чувствовал, как они обжигают кожу. Когда волна откатывалась назад, он боялся, что его может снова унести в море. Отталкиваясь ногами о дно и держа голову над водой, он греб как черепаха, пока большая волна не подхватила его и не выбросила на пляж, словно обломок судна, потерпевшего кораблекрушение. Когда волна отхлынула, Альваренга остался лежать ничком на песке. «Мне понадобилась всего лишь минута, чтобы добраться до пляжа, — говорит он. — Я ВЗЯЛ ГОРСТЬ ПЕСКА И СЖАЛ ЕЕ В РУКЕ, КАК БУДТО ЭТО БЫЛО ВЕЛИЧАЙШЕЕ СОКРОВИЩЕ НА СВЕТЕ».
Альваренга пополз на четвереньках от кромки воды, туда, где был сухой песок. Он не оглядывался назад, на море. Он двигался так медленно, что усеивающие пляж маленькие слизни успевали заползти ему на руки и на ноги. Он чувствовал, как они ползают по животу. Было такое впечатление, будто это пиявки сосут кровь. «Десятки этих тварей усеяли мое тело», — вспоминает Альваренга. Из последних сил он привстал и забрался на бревно, возвышающееся на шесть метров над уровнем воды и защищенное от дождя навесом из пальмовых листьев. Его лодку уносило от берега. Синяя бочка с запасами воды пропала. Альваренга видел, как две «утки» из его птичника спаслись, выпрыгнув на берег. Держа сломанные крылья на весу, они ковыляли по пляжу, хоть покалеченные, но свободные.
