Томясь в ожидании новой порции цыпленка-гриль и холодного пива, Альваренга не выдержал. Он встал и открыл холодильник, где хранилась наживка для завтрашней рыбалки. Рыбаки намеревались установить снасти с 2800 крючками, поэтому заранее запаслись несколькими сотнями фунтов сардин, на которую предполагалось ловить добычу. Но Чанчу мучил голод. «Пройдет тыща лет, пока этот мальчишка принесет еду», — сказал он, притопывая от нетерпения, и вытащил из морозильника сардину длиной в собственную руку. Рыбина таращила мертвые, выпученные и покрытые изморозью глаза в застывшем навеки ледяном взгляде. После экспресс-заморозки в жидком азоте сардина была твердая, как камень. Альваренга потянулся к стопке, высотой сантиметров тридцать, сложенных друг на друга мексиканских лепешек тортилья, возвышавшейся посреди большого общего стола, за которым обычно обедали рыбаки. Положив рыбину сверху, он завернул ее в лепешку и, зная, что за ним наблюдают несколько пар глаз, одним махом откусил хвост и принялся жевать полузамороженную сардину, энергично двигая челюстями. Его круглое лицо расплывалось в блаженной улыбке.
— У тебя будет расстройство желудка от сырой рыбы, — застонал Уилли.
— Она приготовится у меня внутри при помощи желудочного сока, — ответил Альваренга, доставая из морозильника вторую сардину.
Когда прибыл цыпленок, ребята расположились за столом и принялись уплетать его с преогромным аппетитом, запивая еду пивом, пыхтя от удовольствия и бросая пустые банки в лагуну. Опасность напиться до состояния невождения была минимальной: автомобиль был не у многих. К тому же в Коста-Асуль мало кто из рыбаков испытывал такую уж необходимость в машине. Их миром было море, их дорогой — весь Тихий океан, простирающийся от побережья Мексики. Если менее отважные рыбаки бороздили лагуну, довольствуясь охотой на луциана и камбалу, а ловцы креветок отходили на 12 миль от берега, чтобы проверить свои ловушки, глубоководники, эти морские мерзавцы, негодяи большой воды, направлялись прямо в открытое море, далеко от той границы, откуда был виден берег. Только когда они удалялись от суши на 50 или иногда даже 100 миль, они забрасывали снасти. Они называли себя «Лос Тибуронерос» — ловцы акул. Не важно, что чаще на их крючки попадался тунец или корифена, чем акула. Однако, наименовав себя так, они поддерживали незримую связь с самым опасным подводным хищником. В системе иерархии местных рыбаков ловцы акул считались элитой и имели репутацию людей, которые были немного не в себе. У ловцов акул был свой сленг, свои шутки, по всему телу у них можно было увидеть уродливые шрамы, а на руках у многих не хватало пальцев. Все это были последствия каждодневной жестокой рыбалки в глубоком море, производившейся с утлых суден. ЛОВЦЫ АКУЛ ЗАРАБАТЫВАЛИ БОЛЬШЕ ВСЕХ. И УМИРАЛИ РАНЬШЕ ОСТАЛЬНЫХ.
Глава 2
Буйное племя
16 ноября 2012 г.
Положение: устье реки
Координаты: 15° 34’ 34.45 с. ш. — 93° 20’ 04.81’’ з. д.
Сальвадор Альваренга проснулся на рассвете. Он вывалился из гамака и прямо в одних шортах, какие носят серферы, двинулся к пляжу. В четыре шага преодолел расстояние до того места, где заканчивались джунгли и начиналась лагуна. Единственными звуками, которые можно было услышать в этот ранний час, были лай бродячих собак в отдалении да щебет птиц в кронах пальм, покачивающих листьями, изорванными в клочья штормами. Оставляя на песке вмятины от босых ног, Альваренга, потирая искусно вытатуированный череп на плече, направился к своей рыбацкой лодке, еле видневшейся в предрассветной дымке на берегу.
Альваренга намеревался выдвинуться пораньше и проверить, все ли в порядке на судне. В Коста-Асуль вовсю процветало воровство. Рыбаки таскали друг у друга оснащение и инвентарь — снимали ходовые винты, выкручивали свечи зажигания, а при случае даже могли утянуть и двигатель. Впрочем, чтобы открутить лодочный мотор ночью в вязком песке, даже двоим пришлось бы изрядно попотеть, поэтому воры обычно промышляли мелкими кражами. Хозяин лодки, на которой плавал Альваренга, одно время держал собаку. На ночь ее привязывали к колышку на пляже в надежде, что та будет стеречь имущество. Но затея не оправдалась: через месяц собаки и след простыл.
«Как-то ночью я услышал шум, выскочил наружу и увидел, что какое-то животное схватило пса и тянет его под воду. Было столько крика и визга, что хоть уши затыкай. Потом собака подлетела в воздух и пропала», — рассказывал Альваренга. Оказалось, что ночью на берег вылез крокодил и схватил четвероногого сторожа. Спасти животное не было никакой возможности. Было бы чистейшим безумием прыгать в кромешной тьме в лагуну и бороться в воде вслепую с трехметровым крокодилом. После этого случая Уилли не стал больше покупать сторожевых собак, а Альваренга перестал плавать на другой берег лагуны, да и вообще старался поменьше плескаться в заливе.
Осматривая лодку, Альваренга заметил, что ночью у него стащили якорь и цепь. Можно было догадаться, что приходили не просто воры, а коллеги-рыбаки, охотившиеся за необходимым оснащением, какие-нибудь новички, промышлявшие рыбалкой в прибрежных водах. Впрочем, Альваренгу не слишком расстроила пропажа якоря. Освободившееся место на палубе позволяло разместить дополнительные фляги с топливом, питьевой водой и кучу буйков размером с легковую машину. Их он мог пустить плавать на поверхности океана, когда начнет рыбачить днем. К тому же рыбалка будет вестись в глубоких водах, где до дна океана добрых сотни футов, поэтому от якоря там все равно не было бы никакой пользы.
Альваренга любил свою лодку. Бесхитростная конструкция без кабины или навеса, с корпусом из стекловолокна — обыкновенная длинная и узкая посудина в форме каноэ, которую многие в Мексике называют лодкой-бананкой. Она была создана специально для того, чтобы скользить по волнам подобно гигантской доске для серфинга. Управлять ею было легко, лодка реагировала на каждое движение кормчего и проворно лавировала среди бурных волн. На дне лежал ящик из стекловолокна размером с холодильник, устремив пустую пасть в небо, а крышка от него валялась рядом на песке. Несмотря на то что кофр был пуст, из него резко воняло тухлой рыбой. Этот ящик был мерилом финансового благополучия Альваренги. Если он забивал его рыбой доверху (а туда входило более 600 кг сырого товара), то мог жить на вырученные деньги целую неделю, не особенно тратясь, экономя и урезая расходы. ОДНАКО АЛЬВАРЕНГА БЫЛ НЕ ТЕМ ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРОГО БЫ УДОВЛЕТВОРИЛО ТАКОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ. ОН НАСЛАЖДАЛСЯ ВСЕМ, ЧТО ПРИНОСИЛ ЕМУ НОВЫЙ ДЕНЬ, И СТАРАЛСЯ ЖИТЬ НА ПОЛНУЮ КАТУШКУ. Устраивал пирушки в разных забегаловках, угощая друзей блюдами из даров моря, пил пиво до рассвета, встречался одновременно с тремя женщинами и охотно оплачивал счета своих братьев по профессии после ночных кутежей в местных ресторанах.
Если рыба не клевала или же штормило так, что нельзя было выйти в море, он отправлялся в лес на охоту. Вооружившись позаимствованной у друга винтовкой или же просто самодельной рогаткой, Альваренга неделями мог выслеживать зверя в горах, лежащих в глубине материка сразу за мангровыми джунглями, окаймлявшими побережье. На природе, вдали от шумного общества, живя в палатке в компании одного или двух верных друзей, Альваренга наслаждался желанной передышкой от суеты и шума, лакомился мясом, которое здесь можно было добывать в больших количествах. Енот, опоссум, коати, игуана, дикая птица — все это было заслуженной добычей, отнятой человеком в честной схватке у природы, способной удовлетворить его ненасытную утробу, требовавшую больших объемов пищи каждый день. У Альваренги не было ни холодильника, ни кладовой для съестных припасов. Еда у него не хранилась. Он убивал и тут же съедал добычу. К условиям жизни он был неприхотлив. Рыбацкий кооператив «Береговые креветколовы» оплачивал аренду дома и коммунальные расходы. Медицинской страховки у него не было, но Альваренга знал, что если вдруг получит какую-нибудь травму, то коллеги-рыбаки подштопают его, а если рана окажется достаточно серьезной — доставят в ближайшую больницу. Местные врачи поднаторели в умении пришивать отрезанные пальцы или сводить концы истерзанной рыболовными крючками плоти. Несчастные случаи на море были обычным делом, но до тех пор, пока команда оставалась рядом с лодкой, все ее члены благополучно выживали. Если же лодка тонула, дело завершали акулы.
