Положение: Сан-Сальвадор, республика Сальвадор
Координаты: 13° 26’ 25.51 с. ш. — 89° 03’ 11.29’’ з. д.
В место встречи с семьей, как было запланировано, после приземления в Сальвадоре Альваренгу ожидала немедленная госпитализация с проведением ряда новых тестов. Рыбака уже держали неделю в взаперти в Эбоне, еще неделю он был вынужден прятаться и бегать от прессы на Маршалловых островах, и вот теперь Альваренга решил, что вовсе не обязан быть пациентом. На родине его необузданный нрав тотчас же проявился во всей своей красе. Он был в стране, где все понимали по-испански. Теперь он мог говорить что вздумается и ходить, где ему будет угодно. «Они хотели налепить на меня эти штуки, обвешать датчиками, но я сказал им “нет”, — вспоминает Альваренга, который отказался от капельницы. — Я бы никогда не позволил им сделать такое со мной. На Маршалловых островах сказали, что мне не нужны никакие внутривенные вливания. Если бы я позволил им обколоть себя, то одурел бы вконец».
Альваренге не хотелось общаться с врачами. Он устал от журналистов. Он знал, что поможет ему. Ему нужно было просто вернуться домой, сбежать от людей в халатах, которые все задавали ему вопросы, пичкали его таблетками и потчевали едой, которую было невозможно есть. Больницы созданы для больных, а рыбак устал от того, что с ним обращаются как с инвалидом. Домашняя пища вернет ему силы, а присутствие дочери укрепит дух.
Альваренга полагал, что ему не нужен врач, чтобы узнать причину его недуга. Он просто страдал от отсутствия кукурузных лепешек (тортилья), которых не видел уже больше года. Почти каждый день в море он вспоминал румяные тортильи. Во время пребывания на Маршалловых островах он умолял принести ему несколько штук, но его просили подождать. Никто не пек кукурузных лепешек на островах Тихого океана. Однако тут, в Сальвадоре, тортильи должны быть на каждом шагу. Когда его обследовали в больнице Санта-Текла, Альваренга заказал тарелку с тортильями, словно был не в медучреждении, а в ресторане. Медсестры отказались выполнить его просьбу. Альваренга настаивал. Позвали доктора, чтобы тот утихомирил упрямого пациента. «ОНИ НЕ ХОТЯТ ПРИНЕСТИ МНЕ ЛЕПЕШЕК», — ЖАЛОВАЛСЯ АЛЬВАРЕНГА, СЧИТАВШИЙ ЭТОТ ОТКАЗ ОСКОРБИТЕЛЬНЫМ. КАК МОЖНО ОТКАЗЫВАТЬ САЛЬВАДОРЦУ В ТОМ, ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ ЕМУ С РОЖДЕНИЯ ПО ПРАВУ? Альваренга начал кричать: «Принесите мне лепешек немедленно!» Медсестры же только смеялись и вместо этого поставили перед ним блюдце с рисом.
Врачей нельзя было провести подобными трюками. Они подозревали, что Альваренга погружается в этакую психологическую яму, переживает посттравматическое расстройство, при котором воспоминания, кошмары и чувство вины будоражат и без того возмущенный разум.
Наконец через несколько часов матери Альваренги Марии разрешили увидеться с сыном. Она молилась, когда входила в комнату, воздавая хвалу Господу за чудо, которое он сотворил: вернул ей родного ребенка, спас его от неминуемой гибели. Она была уверена, что только божественным вмешательством можно объяснить чудесное спасение ее сына. Впервые за несколько лет Мария обняла своего Сальвадора, и они оба расплакались. «Я был так потрясен, что не мог говорить», — признается Альваренга. Он был тоже готов воздать хвалу небесам. Хоть он не молился вслух, тем не менее он чувствовал, что находится под защитой Господа. Теперь он полностью разделял непоколебимую веру матери. Во время долгого плавания Альваренга не мог не испытывать влияния своего верующего товарища, Иезикиля Кордобы, и постепенно перенимал и усваивал его убеждения. После смерти своего напарника Альваренга ощущал веру в своем сердце, он не смог бы описать ее словами, но ничуть не сомневался в ее существовании.
Почти час мать и сын молчали. Она молилась, он благодарил Господа. Затем настала очередь дочери. Когда зашла Фатима, Альваренга все еще не мог говорить. Фатима сжала руки отца, разглядывая его грубую кожу, которую украшали татуировки и глубокие шрамы. «Она не спрашивала меня ни о чем. Мы произнесли всего несколько слов во время нашей первой встречи, — вспоминает Альваренга. — Мне нравилось, что она прикасается к моей голове, ногам. Я чувствовал, что она здесь, рядом со мной».
Фатима испытывала робость, когда впервые взяла отца за руку и обняла его. «На его лице была широкая улыбка, но он словно находился не здесь, а где-то в другом месте», — признается она. Ее напугали ноги отца, такие опухшие и странно блестящие. В душе она ощущала радость от встречи с ним. «Наконец-то мои молитвы были услышаны. Теперь у меня есть отец», — думала она. Фатиме хотелось о многом расспросить Альваренгу. ЕЙ БЫЛО ЛЮБОПЫТНО УЗНАТЬ О ДОЛГОМ ПУТЕШЕСТВИИ В МОРЕ. ЧТО ОН ТАМ ЕЛ? КАК ОН СПАЛ? БЫЛО ЛИ ЕМУ СТРАШНО? ВИДЕЛ ЛИ ОН РУСАЛОК?
Понимая, насколько нестабильным было психическое состояние их необычного пациента, врачи ограничили время посещений. У палаты рыбака поставили полицейского. Прикованный к постели робинзон написал записку журналистам, где просил оставить его в покое. Однако вспышки камер то и дело сверкали в палате, когда какой-нибудь репортер, переодетый врачом, делал попытку вырвать несколько слов у лежачего, но нахального рыбака. Альваренгу больше не удивляли нападки папарацци. «Я помню одного высокого парня. Он зашел ко мне и представился психологом, но на самом деле ему просто до смерти хотелось украсть мою историю. Он предложил мне телефон, если я расскажу ему, как все было. Я ответил “нет”. Тогда он сказал, что купит мне холодильник».
Альваренга лежал в больнице девять дней. У него диагностировали анемию. К тому же врачи подозревали, что из-за постоянного употребления сырого мяса птиц и черепах у него в печени могли завестись паразиты. Альваренга полагал, что паразиты могут подняться к голове и поразить мозг. Спал он беспокойным поверхностным сном.
Когда ему удавалось заснуть, его тут же начинали мучить кошмары, в которых он возвращался в маленькую деревню в Сальвадоре, где его избили и ранили много лет назад. «Мне снилось, что меня преследуют и хотят убить, — рассказывает рыбак. — Я не знал, кто эти люди и что им нужно от меня. Я только понимал, что они хотят меня прикончить». В снах также часто появлялись птицы. «Я все представлял, что говорю с птицами, ем их, а потом заболеваю», — вспоминает Альваренга.
Эти видения были навеяны воспоминаниями о трагической смерти Кордобы. Альваренга часто думал о своем напарнике. Эта часть истории вызывала у всех сильное любопытство, но именно об этом рыбаку было труднее всего говорить. Напарников связывали общие испытания. Они вместе переносили шторма, проливные дожди и голод. Альваренга не чувствовал своей вины в смерти Кордобы, но ему хотелось бы, чтобы его ушедший напарник был рядом. Если бы он только не отказывался от севиче из сырого мяса морских птиц! Альваренга представил, как бы они тогда отпраздновали удачное возвращение. Это не одно и то же, что праздновать в одиночку. Альваренга признавал, как много сделал Кордоба для его выживания. Он научился молиться у Кордобы, а также стал выдумывать истории, помогавшие сохранить рассудок в одиночном дрейфе, продолжавшемся более десяти полных лунных циклов. Все это были плоды ранних усилий, направленных на поддержание жизни умирающего соплеменника. Альваренга намеревался исполнить обет, данный Кордобе, и передать его последние слова матери, Анне Розе. Рыбак поклялся посетить ее в Эль-Фортин, маленькой деревушке к северу от Коста-Асуль. Как только он достаточно окрепнет, он поедет в Мексику и выполнит обещание, данное другу.
