Альваренга даже нашел одного молодого парня, который согласился поехать с ним: его друг Вулфман постоянно тренировал новичков, и на него всегда можно было рассчитывать при поисках напарника, когда кому-нибудь срочно требовался человек в команду. Вулфман подыскал для Альваренги Иезикиля Кордобу, двадцатидвухлетнего парня по кличке Пината (Неспокойный), который жил на другой стороне лагуны, где был известен как звезда местной футбольной команды. Альваренга и Кордоба виделись мельком несколько раз на футбольном поле, но ни разу не говорили и тем более не работали вместе. Альваренга подозревал, что молодой футболист был совершенно неподходящей кандидатурой. Парень привык к спокойным водам лагуны и ходил в море меньше двух лет. Альваренга знал обо всех проблемах, с которыми ему придется столкнуться, выходя в рейс с новичком. Многие одно время просили его взять их с собой на лов, но большую часть времени такие напарники проводили, лежа пластом на дне лодки и страдая от морской болезни, умоляя при этом поскорее вернуться на берег. Однако время поджимало. Несмотря на то что в первый раз Альваренга отверг спортсмена, в конце концов он уступил уговорам Кордобы и, велев ему подождать у причала, отправился домой обедать.
Длинный деревянный стол, выкрашенный в голубой цвет и расположенный под навесом из листового железа, назывался кафе, хотя здесь не было ни стен, ни окон. По сути это был местный паб для рыбаков, где они ели, пили и делились друг с другом последними сплетнями. На завтрак тут подавали не чай с круассанами, а гору жареной фасоли с яйцами и луком, посыпанную перцем и политую соусом халапеньо. Альваренга пил кофе и слушал краем уха разговоры о надвигающемся шторме. Предупреждение о северных бурях, спускающихся на залив Теуантепек, не слишком сильно повлияло на настроение рыбаков. Как и Альваренга, большинство из них прислушивались к другим аргументам, перевешивающим все предостережения: в море ходят косяки тунца, стаи акул, а на процветающем рыбном рынке в Мехико каждый день с 2:30 утра начинают продавать, покупать и отгружать дары моря на миллионы долларов.
«Я собираюсь в море с новым напарником, но вернусь точно к началу веселья», — сообщил Альваренга своему начальнику Мино за завтраком в кафе. Сальвадорцу напомнили, что он должен принести еду для завтрашней вечеринки. Не забывай, сказали ему, что на твоей совести покупка пятнадцати жареных цыплят для пирушки в честь дня рождения Доны Мины — местной шеф-поварихи, которая была крестной матерью многих рыбаков городка Коста-Асуль.
— Ребята, надвигается буря, — напомнил Уилли, владелец нескольких лодок, хотя по опыту знал: ни напоминание об урагане, ни тяжелое похмелье не были настолько серьезными причинами, чтобы отговорить Альваренгу и многих других, подобных ему, от выхода в море.
Альваренгу больше беспокоила невеселая перспектива выйти в рейс без привычной горсти лимонов и соли, необходимых для приготовления севиче. «Я всегда брал с собой еды с запасом на случай, если нам придется задержаться еще на день. Ну, если вдруг мы потеряемся или же шторм унесет нас бог знает куда. Надо быть ко всему готовым, когда плаваешь на большие расстояния. Я привык находиться в лодке дольше, чем все остальные. Многие, не поймав ничего приличного, обычно возвращались домой с пустым кофром, но только не я. Я оставался, закидывал снасти снова и снова, пробовал забрасывать крючки в другом месте».
У ловцов акул не так уж много возможностей для приготовления пищи в рейсе. Они не могут побаловать себя разнообразием блюд, находясь в открытом океане. В лодке нет ни плиты, ни духовки, а разведение огня сопряжено с множеством опасностей. Альваренга подготовился к ночному рейсу, велев местному повару зажарить для него говяжью печень. Он принес достаточно жареного мяса, чтобы можно было впоследствии заворачивать его в лепешки и есть. На борту в открытом море он пользовался скамьей как разделочной доской, шинкуя на ней кинзу, лук и помидоры. Последние считались наиболее ценным лакомством и поедались задолго до того, как подходило время обеда. Для того чтобы устроить пир, Альваренге требовались всего лишь свежее мясо тунца, острый нож и немного соленой воды. А поскольку он прикидывал, что шторм может задержать его в море и заставит провести в рейсе на день больше, он захватил еще один пакет с лимонами. Он также отдал 200 песо (17 долларов) за две охапки марихуаны (ему достались головки конопли) размером с кулак. Такой ритуал совершался перед каждым рейсом. В море, особенно ночью, в ожидании, пока на крючок клюнет акула, тунец и корифена, он курил одну толстую самокрутку за другой, глядя на усыпанное звездами темное небо.
18 ноября 2012 г.
1-й день плавания
Солидарные в своем пренебрежительном отношении ко всем прогнозам погоды на свете, рыбаки вышли в море. Десять лодок направились навстречу бурлящим водам, туда, где дельта Коста-Асуль содрогается от натиска волн Тихого океана. Рыбаки пригибались, когда под напором ветра набегала очередная волна. С гребней валов слетала пена и неслась по воздуху, будто снег. Весь трюк плавания в таких условиях состоял в том, чтобы двигаться рывками, увеличивая скорость в коротком промежутке времени между двумя волнами. В промокшей насквозь одежде и полуслепой от соли, разъедающей глаза, Сальвадор Альваренга правил левой рукой, а правой держался за шест, чтобы не свалиться за борт. Через день или два он будет плыть обратно к берегу с богатым уловом рыбы в кофре. Он сдаст товар боссу и заберет свою зарплату за последние несколько дней. «Я любил деньги, — признает Альваренга. — Но никто не смог бы назвать меня мошенником. Когда люди видели меня навеселе с красивой женщиной в обнимку, они, по крайней мере, знали, через что я прошел, чтобы добыть эти деньги. Я держал голову высоко, где бы ни находился».
На голове Альваренги была балаклава — лыжная шапка с прорезанными отверстиями для глаз и носа. «Настоящий террорист», — шутили рыбаки. Но все дело в том, что на открытом солнце отважный сальвадорец мог получить ужасные ожоги. Кожа у Альваренги была не медно-смуглого оттенка, как у местных, а очень светлой, почти белой. К тому же он не был рожден под тропическим солнцем. Появившись на свет в деревушке в горах Испании, Альваренга был привычен к холодной снежной погоде, а не к палящим лучам, способным менее чем за три часа сжечь кожу до волдырей.
Альваренга обозревал просторы неспокойного океана и шел курсом 280 (запад/северо-запад). Портативный передатчик в ведре пищал не переставая, но Альваренга никогда не обращал на него внимания: обычно он лежал под горой одежды. Многие рыбаки трещат по радио без умолку, подобно дальнобойщикам, переговаривающимся друг с другом по общественному диапазону, но для Альваренги жизнь в море означала уединение и обрыв всех связей с берегом. Он мог провести два дня в море, не сделав ни единого звонка на сушу, полностью уходя от взбалмошной и неинтересной рутинной жизни.
По мере того как он продвигался по морю, полоса прибоя и горы на побережье все больше отдалялись к горизонту. Альваренга был спокоен и расслаблен. Он и не догадывался, что направляется на запад с примерно той же самой скоростью, с какой с северо-востока идет широкий фронт ветров — сильный ураган Нортено, незаметно набирающий силу и надвигающийся на Коста-Асуль. БУРЯ ПОКА ЧТО БУШЕВАЛА ЗА ГОРАМИ, НО ВОТ-ВОТ ДОЛЖНА БЫЛА ПОЯВИТЬСЯ, ЧТОБЫ ПОКАЗАТЬ ЛЮДЯМ ВЕСЬ СВОЙ УЖАСНЫЙ НРАВ ВО ВСЕМ ЕГО НЕПРИГЛЯДНОМ ВЕЛИКОЛЕПИИ. Если бы Альваренга остался на берегу до обеда, он бы заметил примечательную деталь: хотя небо и оставалось ясно-голубым, с северо-востока наступали серые тучи, как будто нарисованные мазками кисти художника-импрессиониста, скромные предвестники наступающего урагана, которые все же пока еще не вызывали ни у кого опасений, не заставили никого забить тревогу. А ведь старые рыбаки отслеживают изменения в погоде и могут предсказать бурю еще за несколько часов до того, как на земле станут ощущаться первые признаки катаклизма. Шторм, который нагонял Альваренгу, теперь отмечают на метеорологических картах под названием «Холодный фронт № 11». Он уже свирепствовал на земле, но пока что не добрался до моря, и ему требовалось время, чтобы нагнать находящихся в рейсе рыбаков.
