Очкарик поднимает руки ко рту и крадется в мою сторону боком, как забавная зверушка.
Жаль, что в одной руке у меня «Мартель», а то бы пожамкал за задницу с огромным удовольствием.
Тьфу, тупое слово.
— Привет, мой уставший мужчина в погонах, — неуверенно, ища в моем взгляде молчаливое согласие разрешить так меня называть.
— Привет, малыш.
Она не дает ничего сделать — порывисто, дрожащими руками, обнимает меня за талию. Прижимается и уже знакомым движением прячет лицо мне в плечо.
Притягиваю ее к себе.
Можно даже ничего не говорить, а постоять так, пока мой Очкарик не перестанет трястись.
Глава двадцать шестая: Антон
— Прости, — немного успокоившись, говорит Йен, — это просто нервы.
— Точно?
Не знаю, что бы я делал, если б узнал, что за тот час, пока добирался, Наташка успела ее обидеть. Наверное, какую-то злую хуйню. Или очень злую хуйню. И по хрену на крутыша Александра и все семейство Сергеевых.
— Точно. — Очкарик поднимает голову, и с третьего раза у нее даже получается улыбнуться. — Типичный невроз творческого человека. Я не очень хорошо справляюсь с внешними раздражителями.
По-моему, так вообще не умеет давать бой, но это нормально: не все в жизни пробивные и упоротые. Кто-то рожается тихоней, кто-то заучкой, а кто-то матерящимся следаком.
— Я соскучилась, — как-то быстро перепрыгивает на другу тему Йен.
Через секунду понимает, что сказала, и снова пытается спрятаться, но на этот раз я успеваю придержать ее лицо за подбородок. От нее все так же пахнет колючими белыми цветами, а стоит наклониться ближе — над удивленно приоткрытыми губами появляется легкий запах сладкого муската.
— Кто-то пьяненькая? — подмигиваю я.
Кивает.
— Если твои родители не разрешат нам спать в одной постели, ночь проведем в моем «ведре». Там целый диван сзади.
Ее нужно на что-то переключить, расслабить, вытащить из паники. Тем более, что даже не приходится ничего нарочно придумывать — я реально хочу потрахаться с ней сегодня. Хотя бы в формате «лайт» — взаимный петтинг, мой язык у нее между ног.
— Ну ни хрена себе… — влезает как будто между нами молодой женский голос.
— Это Вика, — шепотом говорит Очкарик. — Сашина сестра. Я буду крестной ее сына, как только они с мужем определятся с датой.
А с ней радом, с чашкой в руке, моя бывшая.
Если бы она была Циклопом из «Людей Х», от Очкарика бы уже ничего не осталось. А следующим на очереди волны бешенства был бы я.
Она никогда не умела себя контролировать. Пыталась, иногда мне даже казалось, что удачно, но потом случалась какая-то ерунда — и ее снова смывало на дно, откуда Наташа с радостью поднимала волны говна и помоев на мою голову.
Если она и до моего приезда вела себя так же, то неудивительно, почему малышка трясется, как осиновый лист.
— Она… там? — шепотом спрашивает Йен, и я чувствую, как пальцы сильнее цепляются мне в бока.
— Угу, но повернуться придется, малыш.
Пока эти двое идут к нам, Очкарик потихоньку отпускает меня и пытается отодвинуться.
Не правильно.
Наверное, думает, что если поставит между нами невидимую стену, то Наташа перегорит и не станет устраивать скандал. Проблема в том, что нас уже все равно приговорили. Пока не знаю, каким способом, но это даже интересно. Моя бывшая, при всех ее порой совершенно идиотских выходках, не настолько тупая, чтобы накидываться с кулаками на дочку именинника, потому что даже если благородный сохатый души в ней не чает, он все равно выпишет ей если не физических люлей, то моральных точно. И прощай красивая жизнь.
Пока Йен не успела отойти, забрасываю руку ей на плечо, притягиваю к себе и говорю на ухо:
— Все, малыш, хватит дрожать как мышиный хвост. Ты со мной. Она тебя не обидит. Но один я не справлюсь.
Хорошо, что эта испуганная голова все же наполнена мозгами и дважды повторять не нужно: обнимает меня в ответ сразу двумя руками и тычется носом в шею. Громко вдыхает, вздрагивает, словно от резкого порыва ветра.
Девушка, которую Йен назвала сестрой своего бывшего, довольно эффектная: модная прическа, хорошая фигура и маникюр, хоть ногти короткие. Спортивный костюм от известного бренда, кроссовки — тоже. И не скажешь, что у нее маленький ребенок. Но вот смотрит на меня, как будто я несчастная жаба на уроке биологии. Могла бы — уже бы вскрыла и посмотрела, «из чего же сделаны все мальчишки». Вряд ли Наташка делилась с ней подробностями запутанных отношений в нашей… гммм… четверке, так что для этого взгляда остается только одна причина — сам я для нее необычен. Потому что я здесь с ее будущей кумой?
Вопреки моей уверенности, что первой разговор начнет именно она, Наташа успевает вклиниться первой.
— Надо же. — Она как тренировалась — вступление пафосное, улыбка едкая. — Где бы мы еще встретились.
Очкарик снова скребет по моей спине, но когда открывает рот, то говорит спокойно и даже без заиканий.
— Вика, познакомься — это Антон, Антон — это Вика, моя лучшая подруга. Мы с детства дружим. — Она нарочно игнорирует вступление моей бывшей.
— Привет, — подхватываю ее позицию и улыбаюсь гламурной красотке.
— Привет… Антон, — осмотрев меня еще раз, улыбается она. Слишком широко, чтобы за этой улыбкой не скрывалось второе дно. — Антон — и все? А дальше?
— Антон, который мой бывший, — не дав ответить никому из нас, выдает Наташа. Если бы не чашка в руке — уже давно бы расцарапала мне рожу. И, наклоняясь к ней с видом человека, собирающегося «пошептаться о женском», нарочно громко продолжает: — Я тебе о нем рассказывала.
А, значит, я уже не раз был гвоздем их вечернего шоу сплетен.
Взгляд Вики меняется мгновенно: вместо любопытства — откровенная неприязнь, и какой-то рассеянный кивок в сторону своей невестки, как будто я прямо сейчас могу наброситься на Наташку с кулаками, и мне показывают — не лезь, есть целая команда поддержки.
Да и по фигу.
— А, ну если обо мне уже рассказывали, то давай знакомиться еще раз, — уже открыто насмехаюсь я. — Антон — тупой мент, мудак, жлоб, закоренелый холостяк, адепт секты домашнего насилия и самый страшный кошмар этой святой женщины. Говорят, приношу удачу: полгода отношений — и мои бывшие выходят замуж за хороших славных парней, мгновенно беременеют, даже если были бесплодны, богатеют и процветают! Наташ, ты это… не благодари. Я же от всего сердца.
Лица у обеих вытягиваются. Буквально.
С женщинами всегда так. Они обсуждают тебя за спиной, обзывают говном, вешают ярлыки, уже предвкушают, как при случае завалят всем стадом и от души потопчутся по яйцам. А вот плана на случай, если жертва не задирает передние лапки, а выставляет лоб и говорит: «Да, на хрен, я мудак — и чё?!» у них никогда нет.
