Она садиться мне на колени, и я немного толкаюсь бедрами в ее задницу, чтобы охнула, вцепилась руками в мою футболку. Вид снизу то, что надо: белая полная грудь, темно-розовые тугие соски. Надавливаю ей на спину, заставляю прогнуться. Прихватываю зубами тугую плоть, оттягиваю, лижу, пока Очкарик не начинает трястись.
И отодвигаю, заставляю сесть.
Охеренный вид, когда ее соски — во влажных следах моей слюны, моих поцелуев.
Она немного ерзает, когда проталкиваю ладонь между нашими телами.
Такая мокрая, что в голову ударяет дикое желание.
Мои пальцы легко скользят между горячими складками. Не тороплюсь, даю ей привыкнуть. Очкарик ведет бедрами навстречу, неосознанно подхватывает ритм. Краснеет и шумно дышит, но я невольно усмехаюсь, когда безошибочно угадываю слабую попытку сесть так, чтобы мои пальцы скользили вглубь, задевали клитор.
Хочешь кончить, малыш?
Тогда будет по-моему.
Осторожно, направляя, толкаю ее бедра выше и выше. Вверх по мне, держась одной рукой за перила. Расставляет ноги у меня над головой. Такая мокрая, что припухшая кожа блестит и течет.
— Антон… — Глаза такие испуганные, будто собирается меня убить.
За лодыжки уверенно наклоняю ее к себе, заставляю встать на колени.
— Сядь мне на лицо, малыш. Хочу тебя…
Правда хочу, до приятного покалывания в области копчика. И член встал, и трется об узкие джинсы, хоть матом ори.
Йени закрывает глаза, перестает дышать, когда приподнимаю голову и притрагиваюсь к ней губами. Просто целую сгиб бедра, но крепко удерживаю ладонью за ягодицу, чтобы не вздумала сбежать.
У нее гладкая кожа, все абсолютно идеально убрано под «полный ноль», как я люблю.
— Не… надо… — умоляет малышка, но вряд ли осознает, что разводит колени шире, опускаясь прямо на мои губы.
Втягиваю ее в рот — сразу всю. Слизываю влагу: с нее, с собственных губ.
Вдавливаю пальцы в бедра, прогибаю еще немного, чтобы наш «поцелуй» был идеально плотным.
Закрываю глаза.
Черт, как хочется, чтобы ее рот был вокруг моего члена.
Языком провожу по тонкой линии промежности, пока у моей наездницы не срывается первый громкий крик.
Осторожно и глубже — в нее, между гладкими складками, по влаге, которой так много, что течет по губам и подбородку. Если посадить ее на свой член, она запросто возьмет весь до конца. От предвкушения твердеют и подтягиваются яйца.
Я фиксирую ее руку на перилах, провожу пальцами по промежности, раскрываю для своего языка. Клитор прямо здесь, в сантиметре от губ: напухший, потемневший от желания.
Провожу по нему сначала пальцем, и ее бедра приподнимаются в непроизвольном желании убежать от слишком острого удовольствия.
Когда лижу языком, Йени кричит. Громко, до звона в ушах, от которого все равно приятно.
Втягиваю в рот, сжимаю возбужденную точку губами.
Порция влаги мне в рот, глотаю и накрываю ртом всю. Вталкиваю язык в тугую дырочку, приподнимаю за бедра — и снова опускаю. Трахаю языком до судорог, в которых Очкарик сдавливает мою голову коленями, цепляется пальцами мне в волосы. Подается навстречу уже сама, объезжая рот и губы: бесконтрольно, плавными яркими движениями вверх и вниз.
— Да да… — Прижимает мою голову к ступеням, вталкивает клитор мне в рот. — Да…
Я сосу ее уже сильно и туго, слизывая языком каждый ответный крик.
Она раскаляется прямо в моих губах.
Я глотаю каждый оттенок ее вкуса.
Успеваю сжать бедра, когда малышка подается вперед, теряет равновесие в попытках окончательно заткнуть мой рот своей промежностью.
Опирается на ладони где-то на ступеньку выше моей головы.
Раскрывается вся сразу: какая-то откровенно похотливая, с блядскими горящими глазами, с распахнутым ртом, криком на губах, пока сама же насаживается на мой язык.
Еще пара движений.
Клитор между моими жестко сжатыми губами. Тру его языком.
Йени дергается: раз, второй, третий. Живот втянут до предела, мы оба рвано дышим, но она все-таки срывается в длинный стон, запрокидывает голову, скребет пальцами по моей голове.
Больно — ну и хуй с ним.
Клитор дрожит у меня на языке, малышка дрожит надо мной, хнычет и выдыхает, в конце концов падая сверху.
Вся абсолютно голая в руки полностью одетому мне.
Волосы растрепаны, закрывают лицо, но я чувствую кончики пальцев на своих щеках.
Выдох, короткий неестественный смешок.
Поцелуй — глубокий и жадный.
Язык, слизывающий влагу с моих губ.
Ноги, переплетенные с моими.
Грудь под моей ладонью.
И частые хаотичные удары сердца.
Мы перебираемся в постель только через полчаса. Хоть неудобно и жестко, но валяемся на ступеньках, прижимаясь друг к другу, и даже на разговоры нет сил. Только приятная тишина и мое не очень приятное возбуждение, которое до сих пор упирается в молнию джинсов. Пару раз, когда Очкарик пыталась опустить ладонь мне на ширинку, я успевал ее остановить.
И сейчас, когда голым забираюсь к ней в постель, снова пробует «сделать что-то мне в ответ». На этот раз прижимаю запястье к матрасу, перекатываюсь сверху, чтобы лежала подо мной зафиксированная и неподвижная. Хорошо бы, чтобы даже задницей не вертела, потому что я как раз между ее ногами, и член упирается в горячую влагу тугого входа. Если там для языка было тесно, то что будет, когда вставлю в нее член?
Приятная дрожь перетекает с затылка на плечи, заставляет на мгновение прикрыть глаза.
— Малыш, секс — это не торгово-рыночные отношения, где баш на баш. Мне сейчас не то, чтобы комфортно, но нормально. Терпимо, — поправляю сам себя. — А чем больше терпишь, тем ярче потом оргазм. Так что кончу я, когда займемся любовью по-взрослому.
Она хлопает глазами и вдобавок кивает головой.
В чем-то — это тот еще геморрой: объяснять вроде как взрослой женщине элементарные и понятные вещи. Но я опять же знал, на что подписывался.
