Через пару часов, когда начинает темнеть, Очкарик тянет меня на улицу. День сегодня на редкость теплый и даже удивительно, что после пасмурного утра нам на головы не пролилось ни капли дождя.
— Так и скажи, что хочешь хвастаться платьем, — подшучиваю я, когда она утаскивает меня на небольшую смотровую площадку.
— Может быть. — Она неуклюже пытается быть загадочной. — Это же так несправедливо: быть принцессой всего один раз.
Чуть не говорю, что у многих гораздо больше, чем «не один», но вовремя прикусываю язык, зная, что она снова расстроится или увидит в этом повод заморочиться о будущем. Все же, вынужден признать, она учит меня терпению. Не в моем характере задумываться над каждым словом, но ее не хочется обижать. Потому что будет думать всякую ерунду, дрожать, смешно икать и снова прятаться в себя, куда мне пока нет хода.
— Можешь носить его дома, вместо халатика, — подыгрываю я, приобнимая жену за талию.
Надо же, вот эта неуклюжая и неуверенная в себе девчонка — моя жена.
Собираюсь сказать, что она для меня в некотором роде тоже чудо, потому что за две недели склонила к тому, над чем я никогда всерьез не думал даже когда был в длительных отношениях, но Йени смотрит мне через плечо, в сторону набережной. И буквально на глазах вся ее игривость улетучивается.
— Мне кажется… — Она не заканчивает, почему-то отстраняется, хоть я пытаюсь ее удержать.
Что ей кажется, я вижу через несколько мгновений, когда по трапу корабля-ресторана в нашу сторону, шатающейся походкой и размахивая бутылкой в руке, идет та самая гламурная «красавица», которая буквально вчера снова наяривала мне весь день, пока я просто не отправил ее в черный список.
Она абсолютно точно в хлам. На секунду мне кажется, что она свалится в воду, когда запрокидывает голову и прямо с горла бутылки вливает в себя порцию алкоголя, так крепко ее заносит. Но не зря же говорят, что пьяного и дурака бог бережет. Там, где трезвый уже давно кувыркнулся бы с трапа, эта балансирует почти как канатоходец. И нетвердой походкой направляется к нам.
Глава пятьдесят четвертая: Антон
Понятно, что Очкарик ее не приглашала и вряд ли сообщала о месте проведения праздника. Но у них же дружба семьями, возможно, мама Йени что-то сказала матери этой гламурной кисы. Да и по большому счету это неважно, раз дерьмо уже случилось.
— Йени, может зайдешь в зал? — Пытаюсь снова взять ее за плечи.
Она сначала как будто соглашается и даже пытается отойти в сторону, но пьяный голос Вики тормозит ее на ходу.
— Что, снова сбежишь, наша бедная несчастная… обманщица? — пьяным голосом кричит деваха.
Очкарик останавливается и в поисках поддержки жмется к моему плечу.
Делаю шаг вперед, закрываю ее спиной.
Вика останавливается в паре шагов от меня, мутным взглядом оценивает с ног до головы и снова глотает из бутылки. Пьяно хихикает, икает и поднимает ладонь, как будто хочет извиниться.
— Защитник в полный рост, — нарочито басит она, «отдавая честь» ладонью. — Ничего, что я без пригласительного? Кажется, оно потерялось в почтовом ящике.
— Шла бы ты отсюда.
— Да ладно, майор, мы же вот с ней, — пытается заглянуть мне через плечо, — подружки с самого детства. Уроки вместе делали, дневники вели с секретами, о мальчиках говорили. Вещи друг у друга одалживали. А потом твоя жена, — Вика нарочно театрально смеется, как будто все это — какая-то комедия, — решила одолжить моего мужа. Представляешь? Эй, милая и пушистая, это месть за то, что я не вернула те джинсы?
— Уходи, пока у меня не кончилось терпение, — все еще пытаюсь все решить миром.
Понятно, что у бабы сорвало крышу: найти в телефоне своего мужа кучу фотографий лучшей подруги, которую собиралась сделать кумой — не самое приятное открытие. И я даже могу допустить, что у нее есть повод заклиниться на этой теме. Йени, насколько я понял, так и не захотела с ней поговорить. Я бы поступил иначе, но все-таки между ними много лет дружбы, так что не стал лезть с советами.
— Слушай, подруженька, а ты когда на моего Вадика глаз положила, а? До того, как мы стали встречаться? Или после? Или когда мы поженились? Это такая месть мне, да?
— Между мной и Вадиком никогда ничего не было, — слабо, как заранее проигравшая, защищается Очкарик. — Вика, ты все не так поняла.
Гламурная киса как и не слышит: снова пьет и на этот раз очень не по-женски, грубо, рукавом свитера вытирает с губ красное вино.
— Слушай, майор, а вот скажи мне, ты же следак: когда в телефоне мужика куча фотографий другой женщины — это просто так или все-таки повод для подозрений?
— Это повод думать, что твой мужик — баран, который залип на другую женщину.
— Вот! — вскидывает палец Вика.
— Но это не означает, что женщина отвечала или отвечает ему взаимностью, — заканчиваю мысль, но она проходит через голову кисы сквозняком, вряд ли посеяв хоть зерно сомнения в ее абсолютной уверенности во взаимной измене.
— Вика?!
В наш скандальный треугольник врезается вопросительный голос Светланы Алексеевны –мамы Очкарика. Она становиться так, чтобы видеть нас всех и неодобрительно смотрит на бутылку в руке Вики.
— Ты… что случилось?
— А что могло случиться, Светлана Алексеевна? — пьяно «делает глаза» гламурная киса. — Пришла поздравить со светлым днем подругу детства, за это же не расстреливают?
— Ты пьяная?
Мысленно прикрываю глаза рукой, в который раз задаваясь вопросом, почему в подобных ситуациях люди, как правило, начинают с констатации очевидных фактов? От нее даже без бутылки алкоголем прет с заносом на пару метров вперед.
— Светлана Алексеевна, вы же знаете, что иногда в жизни случаются огорчения. — Гламурная киса криво ей подмигивает. — И иногда с ними никак не справиться без… помощи. Я вот напиваюсь, — машет бутылкой, — а наша маленькая засранка голову лечила.
Она прикрывает рот ладонью, как будто разболтала большой секрет.
— Антон, пожалуйста, уведи Йени.
Я бы и рад, но она стоит сзади, как вкопанная. Смотрит куда-то сквозь меня стеклянными глазами и почти не реагирует на мои попытки окликнуть ее по имени. А когда встряхиваю ее за плечи, вырывается и вдруг сама идет Вике навстречу.
— Антон, забери ее! — почему-то кричит теща.
Ловлю Йени за запястье.
Она резко — как будто даже слышу хруст в ее плече — одергивает руку.
В пару шагов оказывается рядом с Викой.
— Месть? — слышу ее сухой и хрустящий, как гравий под ногами, вопрос. — Месть за что?
На этот раз гламурная киса надолго присасывается к горлышку, а потом просто выплескивает вино на моего Очкарика. Красное пятно расплывается по ткани, стекает вниз по животу.
