У Фараго в покер играли отныне «в пользу Испании»: выигрывал, как правило, Фолкнер. Его вклад в общее дело этим не ограничился. Едва ли не единственный раз в жизни джентльмен — южанин и расист — высказался о политике, отвечая на опрос, организованный ЛАП:
Как непримиримый противник Франко и фашизма, я искренне хочу высказаться против всех нарушений законной государственности и грубого насилия над народом республиканской Испании.
98 процентов участников опроса выступили за республику. От деклараций солидарности увильнул — как ни уламывал его Бад Шульберг — один Уильям Сароян, верный своей «сладкой аполитичности»: «у всех своя правда». Он, конечно, на стороне народа, но сочувствует и «несчастным пеонам, пытающимся выжить, воюя за Франко».
«Тыл» носил на руках фронтовиков. Голливуд — важнейший этап их агиттуров.
В марте 1937-го над Беверли-Хиллз взошла звезда Мальро, гонкуровского лауреата, авантюриста, опиомана, попутчика скорее троцкистов, чем сталинцев, и безусловного героя. Создатель и командующий эскадрильи из шестидесяти разномастных гражданских самолетов, не столько переделанных, сколько переименованных в бомбардировщики, он сам голыми руками сбрасывал бомбы на франкистов, заодно собирая материал для романа (и одноименного фильма) «Надежда». Главный прием в его честь дала, конечно же, Залка Фиртель. Мальро козырял рассказами о пытках, которым франкисты подвергают пленных пилотов, и надругательствах над пилотами мертвыми. Особенно впечатлял — в сочетании с нервным тиком, искажавшим лицо писателя, — ящик с разрубленным на куски телом волонтера, неудачно приземлившегося во вражеском тылу: фашисты сбросили его на аэродром эскадрильи.
Слушатели понимали Мальро однозначно: средневековой казни франкисты — скорее всего, марокканцы — подвергли одного из «его» парней. На самом деле в ящике, опустившемся с парашютом 14 или 15 ноября 1936-го на аэродром Алькала-де-Энарес под Мадридом, находились останки одного или нескольких советских летчиков. Официально считается, что мученическую смерть принял капитан Примо Джибелли, один из первых итальянских коммунистов, эмигрировавший в СССР еще в 1921 году. Но называются имена и капитана Владимира Бочарова, и лейтенанта Карпа Ковтуна. Все трое посмертно удостоены звания Героя Советского Союза. Что до Мальро, то он вовсе не пытался «украсть» «чужую» трагедию. Просто о советском участии в испанской войне говорить было еще не принято.
Именно интервью с Мальро определило решение Бесси вступить в интербригаду.
Вслед за Мальро Голливуд чествовал Герберта Клайна и его оператора — еще недавно модного фотографа Чарльза Корвина (Геза Карпати), тяжело раненого на съемках «Сердца Испании», «первого фильма, достоверно показавшего, как новейшие медицинские средства облегчают последствия жестоких методов войны, применяемых фашистами».
Отправляясь в Испанию в декабре 1936-го, Клайн кинопланов не строил, да и не знал, с какого конца браться за кинокамеру. Он работал на республиканском радио, когда его разыскал Карпати и заразил идеей поведать миру об удивительном канадце Нормане Бетьюне, новаторе военно-полевой хирургии. Эксцентрик и антикоммунист, он продал автомобиль и купил билет в Москву с единственной целью: присутствовать на XV Международном конгрессе физиологов (июль — август 1935-го) и развенчать миф о передовой советской медицине. Вернувшись же на родину, вступил в партию и создал в Монреале «Группу за народное здравоохранение».
Врач канадского батальона 15-й интербригады, он создал первый в мире передвижной фронтовой госпиталь и первую мобильную службу переливания крови, обеспечивавшую нужды огромного фронта. Служба Бетьюна была предметом особой гордости республиканцев: каталонская студия Laya Films, производившая львиную долю антифашистской пропаганды, посвятила ей фильм «Переливание крови» (1937). Испанию он покинул в июне 1937-го — то ли по воле товарищей, считавших, что, наладив военно-медицинскую службу, Бетьюн принесет больше пользы как пропагандист; то ли из-за трений с госбезопасностью. К тому же он пил как лошадь и был невыносимо груб с коллегами.
Сценарист «Сердца Испании» Бен Мэддоу еще напишет под псевдонимом Дэвид Вольф сценарий самого радикального фильма, когда-либо снятого в США, — «Родной земли» (1942) Стрэнда и Гурвица. Эта экранизация доклада сенатской комиссии, расследовавшей террор и провокации против рабочего движения, — и величайший (благодаря закадровому голосу Поля Робсона) гимн свободолюбивым принципам Америки, и «политический фильм ужасов», придающий библейский масштаб зверствам Пинкертона и Ку-клукс-клана. Под своим именем в историю Мэддоу войдет как сценарист великого нуара «Асфальтовые джунгли» (1950).
Корвина Голливуд прикупит, как прикупил радикальных драматургов: талантами, сколь бы красными они ни были, он цинично не пренебрегал. Едва дебютировав в 1943-м как актер на Бродвее, Корвин подписал контракт с Universal и успешно играл неприятных персонажей, включая «русского агента Рокова» в «Дикой ярости Тарзана» (1952): такая уж голливудская карма у венгров.
Бетьюн участвовал в кинотуре Клайна и Карпати, а в январе 1938-го ушел на новую, катастрофическую войну обескровленного десятилетиями гражданских войн Китая с японскими агрессорами. Когда в ноябре 1939-го Бетьюн умер, получив заражение крови во время операции в полевом госпитале коммунистического «Особого района», некролог написал лично Мао. В Китае его почитают как святого.
* * *
Клайн посвятил врачам интербригад еще один фильм — «Возвращение к жизни», произведенный уже не канадским Красным Крестом, как «Сердце Испании», а коммунистической группой Frontier Film. Закадровый текст читал французский сюрреалист Пьер Юник, сценарист социально-мизантропического шедевра Бунюэля «Лас Урдес. Земля без хлеба» (1933). Оператора — 25-летнего Жака Лемара — знали лишь в кругу пропагандистов французского Народного фронта: в 1938-м он снимет для профсоюза металлургов короткометражный фильм о забастовке «Металлурги». После же войны скромно прославится как оператор французских нуаров, включая те, что снимал хлеба насущного ради политэмигрант Джон Берри. А соавтором Клайна выступил Картье-Брессон, которого обучил киноремеслу Пол Стрэнд.
Свою антифашистскую войну Клайн продолжал на других фронтах, где его соавторами неизменно становились люди, проделавшие такой же, как он, Карпати или Картье-Брессон, путь от фотографии к кино, или вступившие на него с легкой руки Клайна.
У него был отменный политический нюх. Закончив фильм в Испании, он почуял, что что-то заваривается в Чехословакии, и поехал туда. — Александр Хаккеншмидт.
Совместно с Хаккеншмидтом (в американской эмиграции — Хаммидом), пионером чешского фото- и киноавангарда, и уроженцем Праги, немецким эмигрантом Гансом Бергером, при поддержке чешского правительства Клайн снял «Кризис» (1939) — уникальное свидетельство о Судетском кризисе осени 1938-го. Еврей Клайн в процессе съемок на землях, отторгнутых от Чехословакии, выдавал себя за сторонника судетских нацистов, мятеж которых спровоцировал кризис, и они беспрекословно подчинялись его указаниям, как им маршировать, зиговать и выкрикивать лозунги.
