Функционер МОТР Льюис Бликс расскажет, как Эдди Мэнникс — вице-президент и fixer
[22] MGM — звонил Байоффу и требовал срочно прислать штрейкбрехеров, но у Вилли под рукой не нашлось достаточного количества пехотинцев для разгрома забастовки.
Другой функционер — Харланд Холмден — деликатно объяснял:
Роселли привез в Лос-Анджелес пять или шесть друзей — более или менее для поддержания порядка. Не обошлось без нескольких разбитых окон и поломанной мебели.
Если верить Холмдену, знаменитый репортер Флорабель Мьюр описывала какую-то другую стачку.
Это был хаос, кулачный бой — заходи, бесплатно. На пике беспорядков в город прибыла группа странных чужаков. Некоторые из них упоминали промеж себя, что они из Чикаго. Байофф показал под присягой несколько месяцев спустя, что все россказни об импорте чикагских стрелков, чтобы размазать стачку, лживы. Я свидетельствую не понаслышке. Я видела эту братву в деле. Они разъезжали на Lincoln-Zephyr и получили в полиции Лос-Анджелеса разрешения на оружие. Народ из Федерации прослышал об их приезде и не медля послал в порт Сан-Педро за докерами из КПП, чтобы те защитили их. Докерá — все как один крутые рыла — толпой явились в Голливуд, сгорая от желания драться, презрев пушки, размахивая голыми ядреными кулаками. Четыре Lincoln-Zephyr, набитых стрелками, были атакованы и перевернуты вверх дном. Я видела одно из главных сражений между докерами и захватчиками поблизости от ворот студии Fox на бульваре Пико, в котором кулаки оказались гораздо более мощным оружием, чем стволы.
Шестинедельное побоище завершилось разгромом Федерации, были убитые, много покалеченных. Но никто, кажется, не испытывал мутного чувства разгрома рабочего движения. Было ощущение репетиции чего-то серьезного, и репетиции удачной уже потому, что у рабочих наконец-то появился вожак под стать Хейвуду или Бриджесу. Его звали Херб Сорель, и он говорил о себе: «Я — тупой работяга».
Как и следует тупому работяге, Сорель похвалялся:
Мы не стали дожидаться, пока атакуют нас, мы пришли и сами атаковали их. Мы явились в их отель, когда они там собрались, выволокли их оттуда и размозжили. Мы не озаботились стволами, у нас не было ничего, кроме кулаков, но мы выбили из них душу. Машины «скорой помощи» проделали девятнадцать рейсов, доставляя их в больницу.
Но любили его не только за это.
Он работал с двенадцати лет, пытался выбиться в люди на боксерском ринге, и этот опыт отпечатался на его лице. Даже отказавшись от мысли о спортивной карьере, часами пропадал в спортзалах, резонно полагая, что поставленный удар — неотразимый аргумент в трудовых конфликтах. В 25 лет он оказался в Голливуде и выдвинулся в руководство профсоюза художников-декораторов. Стачка открыла в нем дар яркого, народного оратора и бескомпромиссного переговорщика.
Байофф оценил степень опасности Сореля и носился с идеей «опустить» его.
Сореля приметил знаменитый и опасный Блейни Мэтьюс, шеф службы безопасности Warner. Неповоротливый остроглазый дядька с огромным пузом и обезоруживающе мягкими манерами, «типичный американский фашист» (по словам Ринга Ларднера-младшего), он люто ненавидел профсоюзы.
Мэтьюс — живое доказательство того, что агенты ФБР не бывают бывшими. Накануне Перл-Харбора он выпустит книжечку «Призрак саботажа», где опишет возможные диверсии на жизненно важных объектах и разоблачит японо-американских фермеров, опрыскивающих свой урожай мышьяком, чтобы потравить чистокровных янки.
Когда Сорель возглавил пикет у ворот студии, Мэтьюс арестовал его, чтобы познакомиться с источником грядущих угроз поближе. Сорель долго и безуспешно судился с ним за незаконный арест.
Последним днем стачки стало 12 июня.
Байофф получил пресловутый чек 25 июня.
Не был ли этот чек просто-напросто гонораром, признаться в выплате которого Шенку было гораздо опаснее, чем в криминальных махинациях?
* * *
Мало кто в Голливуде знал подноготную Байоффа и Брауна, но догадаться об их прошлом труда не составляло: оно было буквально высечено на их лицах. Вряд ли в руководстве студий нашелся хоть один человек, которого не тошнило от этой парочки. Но фактор отвращения бизнес в расчет не принимает. Многие были бы рады, если бы они исчезли, растаяли, оказались дурным сном, отходами производства. Но ни одна сколь угодно влиятельная персона или даже влиятельная группа не могла покончить с ними.
Под их дудку плясал не только Голливуд, но и суды, и законодательные органы. Дело не только в вульгарной коррупции: союз властей с бандитами цементировала общая идеология — антикоммунизм. ФБР вообще демонстративно смотрело в другую сторону. Гувер сказал, что мафии в США не существует — значит, ее не существует. За победу над организованной преступностью Гувер выдал отстрел «бешеных псов Америки», таких как Диллинджер, одиночек-камикадзе, чьи эскапады смущали покой не только обывателей, но и «крестных отцов».
Для того чтобы власть Байоффа и Брауна рухнула, требовалось экстраординарное не объединение, но совпадение усилий их ненавистников. Нужно было взять их в осаду, вынудить воевать на два, три, четыре фронта. Нужно было, не веря в успех, бить и бить по ним, пока земля не поплывет у них под ногами, пока в монолите их власти не появится крохотная, но роковая трещинка.
Принято приписывать победу над бандитами президенту Актерской гильдии Роберту Монтгомери. Это естественно: звезда — она звезда и есть. В этой войне он действительно сыграл главную роль своей жизни и действительно был великолепен. Вымогателей сгубило головокружение от успехов. Замахнувшись на расширение своих охотничьих угодий, они искренне не понимали, и никто им не объяснил, почему рабочих и техников можно вразумлять кастетами и кислотой в лицо, а с «творцами» так вести себя не стоит.
Байофф присутствовал на исторической встрече Монтгомери с Майером и Джозефом Шенком в доме Майера 9 мая 1937 года. В тот день продюсеры согласились на подписание коллективного договора с Актерской гильдией. А Гильдия — на пятилетний мораторий на стачки и невмешательство в споры магнатов с другими профсоюзами.
Гильдия еще и поблагодарила МОТР за «бесценную поддержку» в переговорах.
Ход мыслей Байоффа был прост: профсоюзы нужны только для того, чтобы их доить. Он решил, не теряя времени, приручить Монтгомери, благо тот казался легкой добычей:
Расслабленный, элегантный молодой человек, он коллекционировал первые издания книг американских классиков, играл в поло, любил носить красный камзол охотника на лис и не держал пачку сигарет в нагрудном кармане, чтоб не нарушать безупречность костюма.
Байоффу стоило увидеть предостережение свыше в том, что за десять дней до встречи у Майера вышел фильм «Ночь должна наступить»: Монтгомери, впервые отступив от амплуа приятного молодого человека, убедительно сыграл убийцу-психопата, отрезающего девушкам головы.
