Утром того дня, когда Бэббиту предстояло давать показания Комиссии по трудовым спорам, к нему домой пришли уже не студийные, а всамделишных легавые. Они искали незаконное оружие.
Оно было так припрятано, что они его не нашли. Да, я припрятал оружие для самозащиты, потому что мне неоднократно угрожали. Это было столь серьезно, что я не ночевал дома. Мне звонили и говорили, что будет хорошей идеей не оставаться дома в определенную ночь. В общем, меня забрали в тюрьму. Конечно, это чистое совпадение, что шеф полиции Бербанка был шурином шефа диснеевской службы безопасности. Сделать телефонный звонок мне не позволили. ‹…› У меня взяли отпечатки пальцев и засунули в вытрезвитель. Назначенную на два часа встречу с Комиссией я, естественно, пропустил. Когда я не явился на слушания, Филлис Лембертсон, симпатичная вице-президент Гильдии, ухитрилась разузнать, где я, и слушания перенесли на семь вечера. Меж тем около пяти кто-то позвонил в полицию, дав добро на мое освобождение. Меня доставили на студию. Мы с Дядюшкой немного поговорили. Он объяснил мне, как глупо я себя веду и как все было бы для меня замечательно, если бы я только смотрел на вещи его глазами.
Этот эпизод даже как-то затерялся на фоне «гражданской войны в анимации». С утра 29 мая улицу перед воротами студии заблокировала тысяча пикетчиков: грянула великая пятинедельная стачка.
* * *
У аниматоров все не как у людей. Даже стачку они превратили в карнавал или вечеринку.
Средний возраст [бастующих] не превышал 25 лет. Я никогда в жизни не видел такого энтузиазма у забастовщиков. — Сорель.
Аниматоры изощрялись, придумывая десятки, сотни плакатов, с которыми каждое утро пикетчики в масках Микки Мауса занимали позиции перед студией и блокировали кинотеатры, где шли фильмы Диснея. Примаршировали аниматоры Warner, наряженные санкюлотами и якобинцами. Эстетику революционного террора развила торжественная казнь чучела Лессинга. Чак Джонс подогнал ярко расписанные автомобили своих ребят: назойливо гудя, они кружили вокруг студии.
С пиком стачки (20 июня) совпала премьера «Несговорчивого дракона»: как пропустить такое событие? Стоило черному лимузину Диснея припарковаться у зала, где проходила премьера, к нему присоседился точно такой же лимузин. Шофер распахнул дверцу, на тротуар ступил пассажир в безупречном смокинге. В полупоклоне шофер вручил ему плакат. Может быть, тот, который гласил: «Леонардо, Микеланджело и Тициан состояли в профсоюзе». А может быть, плакат с изображением пса Плуто: «Лучше быть псом, чем скэбом [штрейкбрехером]».
Вслед за ним из лимузина посыпались изысканные леди и джентльмены, каждый со своим плакатом. Первым пассажиром был Бэббит, шофером — Морис Ноубл, отвечавший в «Дамбо» за эпизод с розовыми слонами. В пикет встал и Билл Титла, еще один ведущий художник, «отец» гнома Ворчуна, Чернобога с Лысой горы («Фантазия») и Великана («Храбрый портняжка»), ближайший друг Бэббита, который и сманил его в Голливуд.
Я бастовал, потому что бастовали мои друзья. Мне были симпатичны их взгляды, но я никогда не желал зла Уолту. — Титла.
Пикетчики, пропустившие премьеру, соорудили многометрового дракона — говорили, что он растянулся то ли на три, то ли на четыре квартала — с лицом Диснея и таскали его по улицам.
Профсоюз работников общепита обеспечивал их трехразовым питанием в импровизированном кафе, сколоченном профсоюзом плотников. Поскольку стачечников поддержал союз музыкантов, по вечерам студийная молодежь устраивала танцульки у самых ворот. Звукотехники подогнали вагончик с аппаратурой, и пламенные речи разносились по осажденной студии. От имени актерской и сценарной гильдий вдохновляли пикетчиков, среди прочих, Гарфилд и Паркер, которой «всегда казалось, что Микки Маус — не мышь, а крыса».
Число союзников Гильдии росло с каждым днем. Когда стачка разменяла второй месяц, сценаристы постановили еженедельно сдавать по тысяче в забастовочный фонд. Совет печатников обязал газеты, состоявшие в нем, отказаться от диснеевских комиксов. Technicolor Corporation перестала проявлять диснеевские пленки, что поставило под вопрос завершение «Бэмби» и «Дамбо». Наконец, АФТ внесла Диснея в «позорный список» и попросила пять миллионов своих членов бойкотировать его фильмы.
А что же Дисней?
Дисней по-прежнему сходил с ума, метался, делал один неверный шаг за другим. Сохранять лицо на первых порах он умел, но недолго: минут десять — это максимум.
Он медленно двигался сквозь пикеты на своем вычурном «Паккарде», помахивая всем рукой и желая приятного дня. Я забрал мегафон у Гарфилда и прокричал: «Уолт Дисней, стыдитесь!» Он повернулся к толпе и гаркнул: «Вот он, человек, который верит, что все люди — братья, за исключением его самого!» — Бэббит.
Толпа загудела насмешливо и презрительно. Дисней выскочил из автомобиля, скинул пиджак, бросился на Бэббита, но увяз в объятиях охраны.
Первой его ошибкой было то, что Дисней ввязался в спор: бастуют ли (такова была версия Гильдии) около шестисот человек или (версия студии) около трехсот человек отсутствуют на работе, потому что агитаторы их запугали и не пустили, а основная масса пикетчиков — это коммунистические провокаторы. Лессинг доложил, что бастующих еще меньше, через 24 часа стачка позорно провалится, и тогда Уолт сможет скупать топ-аниматоров по пятьдесят долларов за голову.
Откровенно бессмысленный спор. Значение имело не количество, а «качество» стачечников: большинство из них составили художники, на которых держалась студия, а не офисные работники. Но Дисней, не чуждый магии цифр и готовый бесконечно обманываться, уверовал в предсказание Лессинга и откупорил в честь близкой победы заветную бутылку хереса Harvey’s Bristol Cream.
Одновременно лелея месть и истерически жалея себя, он нанял фотографов — снимать пикетчиков. Снимками он облепил стены своего кабинета. Расхаживая взад-вперед, тыкал пальцем в одно лицо, в другое: «Боже, от кого-кого, а от него я такого никак не ожидал! Сукин сын! Я так доверял ему!»
Именно тогда расцвели пересуды о его психическом состоянии: лицо волшебника искажает судорожный тик; каждые две минуты он убегает в туалет и ожесточенно моет руки; окончательно обезумев, он сломал челюсть любимой жене.
* * *
Самая эффектная стачка была и самой миролюбивой: особенно по контрасту с кровавым месивом послевоенных (и после Первой, и после Второй мировых войн) лет. Сорель заручился дружественным нейтралитетом полиции, обговорив, на какое время пикеты могут задерживать въезжающие на студию автомобили, чтобы донести до пассажиров свои требования.
Мистер Дисней, не сумев заполучить городских полицейских, нанял пятьдесят частных. Эти парни действовали, как всегда, грубо — начали толкать мальчиков, а некоторым мальчикам не хотелось, чтоб их толкали, и они были рослые юноши. Так что я скомандовал: «Все внутрь». Я сказал: «Вы работаете на Диснея, ну и валите к нему». Мы почти подрались. Но полиция Бербанка поддержала мое требование, чтобы люди, нанятые Диснеем, ушли на принадлежащую ему территорию. Ну, они и выстроились, беспомощные, по ту сторону ворот. — Сорель, показания на слушаниях о юридических спорах в киноиндустрии Комитета Сената по образованию и труду, 1948.
