В небе Англии сражался и бесшабашный Том («Восстань, моя любовь»), и — чем изумителен фильм — это была не первая его война. В прологе он ждал расстрела во франкистском застенке, откуда его спасала отчаянная журналистка. Правда, он был не интербригадовцем, а наемником — идейную мотивировку, в отличие от финансовой, зритель бы не понял. Замечательно, что Голливуд во имя предстоящей войны с Германией начал легализовывать участие американцев в испанской войне.
И разве не о таких наемниках сказал Хемингуэй: «Странные ребята. Я не считаю, что им переплачивают. Если уж идти на это ради денег, тут любых денег мало»?
Апогея пропаганда в жанре «битва за Англию — наша битва» достигла в «Иностранном корреспонденте» англичанина Хичкока, отгородившегося от войны Атлантикой. Американский журналист, избежав гибели от рук нацистских агентов и в пучине океана, под бомбовый аккомпанемент заклинал соотечественников по лондонскому радио: заставьте правительство поставлять Англии оружие.
О высадке нацистов в Британии оповещал мир журналист-янки в фильме «Подтвердить или опровергнуть» (реж. Арчи Майо, 12 декабря 1941 года): его роман с английской телетайписткой разгорался в лондонском метро, превратившемся в перенаселенное бомбоубежище.
О том, что война уже началась, можно было догадаться по выходу в прокат начиная с весны 1941-го ряда беспрецедентных фильмов. Ни до ни после не бывало такого, чтобы нейтральная страна выпускала фильмы, полные личных оскорблений и угроз в адрес лидеров стран, с которыми поддерживала отношения. Антифашизм антифашизмом (если оценивать прошлое с позиции настоящего), а международный этикет — этикетом.
Еще вчера Гопкинс запрещал «Эфиопию», где актер, изображавший Муссолини, лишь повторял публичные речи дуче. Теперь Чаплин вывел Гитлера и Муссолини как кровавых паяцев Аденоида Хинкеля и Бензино Наполони.
Британский охотник на крупного зверя («Охота на человека», реж. Фриц Ланг, 13 июня 1941 года) из чисто спортивного интереса подбирался к фюреру на расстояние выстрела и брал его в перекрестье прицела. Побывав в гестапо и сам став мишенью нацистских агентов в Британии, он возвращался в Германию, чтобы убить фюрера.
Наконец, в криминальной комедии «Ночь напролет» (реж. Винсент Шерман, 2 декабря 1941 года) бруклинский букмекер, расследуя убийство булочника-соседа, проникал в сердце заговора нацистов, готовящих взрыв в нью-йоркском порту. Убегая из их логовища, он не отказывал себе в удовольствии с размаху всадить топор в портрет Гитлера.
Антифашистский (антигерманский) смысл лежал на поверхности и фильмов из стародавних времен или не имевших отношения ни к политике, ни к истории.
В «Морском ястребе» (реж. Майкл Кертиц, 10 августа 1940 года) Филипп ii Испанский мечтал у карты мира о мировом господстве, как «преждевременный» Гитлер (как и Наполеон в «Леди Гамильтон»), а королева Елизавета представала Черчиллем в юбке. И вряд ли кто-нибудь всерьез полагал, что это адмирал Нельсон в стенах Адмиралтейства говорит о Наполеоне («Леди Гамильтон»), а не Черчилль о Гитлере и «мюнхенцах».
Джентльмены, сейчас вы празднуете мир с Бонапартом. «Мир» — прекрасное слово, пока за ним стоит стремление к миру, но вам никогда не заключить мир с Бонапартом. Он не желает мира, он лишь хочет выиграть время, чтобы перевооружиться на море и заключить союз с Италией и Испанией. Все это — с единственной целью: уничтожить нашу империю! Много лет назад я то же самое говорил в Неаполе. Я умолял их ‹…› но они не хотели меня услышать и заплатили за это. Это было маленькое королевство за много миль отсюда. Но теперь речь идет об Англии, нашей родной земле. ‹…› Наполеон, поверьте мне, джентльмены, желает повелевать миром. Вы не можете заключить мир с диктатором. Вы должны уничтожить его!
Авторство речи приписывалось самому Черчиллю, во что легко поверить — «Леди Гамильтон» снял Александр Корда. Фильм вызвал особое возмущение Ная, потребовавшего от Корды предъявить доказательства исторической достоверности эпизода в Адмиралтействе. А еще раньше съемкам этой копродукции пытался помешать — причем в тот момент, когда уже были сняты важнейшие эпизоды, включая Трафальгарское сражение, — Брин, но по моральным резонам:
Весь сюжет совершенно неприемлем. Вы показываете человека, прелюбодействующего с чужой женой. У него есть жена, а у нее — муж, а она рожает от него ребенка, и ни один из них не только не испытывает угрызений совести, но даже не сознает, что поступает дурно. Исключено!
Корда бесхитростно вышел из положения: дописал эпизод, в котором прикованный к инвалидному креслу отец адмирала, сельский священник, обличает сына за «зло», которое он творит, и умоляет расстаться с «этой женщиной». Ну а Нельсон смиренно кается в своей преступной слабости.
В «Морском волке» (реж. Майкл Кертиц, 22 марта 1941 года) тиранический капитан Вольф Ларсен (Робинсон) говорил и вел себя, как сущий нацист. Для непонятливых авторы небрежно бросили на столик в его каюте «Сверхчеловека» Ницше и «Принципы социологии» социал-дарвиниста Герберта Спенсера. Не только разглагольствовал о недочеловеках, но и вскидывал руку в нацистском приветствии мелкий гангстер, издевающийся над работягами из Бруклина — поваром и портным («Из тумана», реж. Анатоль Литвак, 14 июня 1941 года), в экранизации пьесы Ирвина Шоу. Жертвам не оставалось ничего, кроме как прикончить рэкетира.
Даже в добродушнейшей комедии «Это смутное чувство» (реж. Эрнст Любич, 20 апреля 1941 года) самым страшным оскорблением, какое наносил герой сопернику, отказавшемуся драться с ним из-за женщины, было слово «изоляционист».
* * *
Фильмы именитых режиссеров — верхушка айсберга. Категория «Б» подхватила антифашистские мотивы не менее чем в тридцати фильмах за полтора года.
Янки-добровольцы королевских ВВС оставались на подпольной работе во Франции («Вызывая Париж», 1941) и встречали женщину своей мечты в горящем Лондоне («Одна ночь в Лиссабоне», 1941). Пассажиры судна, которому угрожала вражеская субмарина («Побег к славе», 1940), делали очевидный выбор между капитуляцией и сопротивлением.
Бульварная традиция легко приняла агентов пятой колонны неназванной национальности, охотно откликавшихся на арийские имена. Даже невидимки, похитившие изобретателя сверхмощной взрывчатки («Смертельная игра», 1941), изъяснялись с красноречивым гортанным акцентом: играли их невзначай Ганс фон Морхарт и Вильгельм фон Бринкен. Дополнительную прелесть этому и другим — антигерманским и антифашистским — фильмам с участием Бринкена придавали еще свежие в памяти обстоятельства его биографии. В 1917 году Бринкен — германский военный атташе в Вашингтоне, а затем в Сан-Франциско — был осужден и отбыл несколько лет в зловещей тюрьме Алькатрас по тому самому делу о «германо-индусском заговоре», по которому проходила Агнес Смедли. Актером же он стал после освобождения по протекции своего друга Штрогейма.
Кстати, об именах. И в модном романе Персиваля Рена об Иностранном легионе «Красавчик Жест», и в его первой экранизации (1926) парочку садистов-сержантов звали Болдини и Лежен. В новой киноверсии (1939), дабы не обижать французов и, на всякий случай, итальянцев, их переименовали в Разиноффа и Маркоффа.
