Литвак снял первые [советско-американские] контакты, но немцы пронюхали о базах и разбомбили их. Мы попытались смонтировать фильм на основе документов, которыми располагали, а я написал комментарий. Получилось не так эмоционально, не так зрелищно, как «Битва за Россию», но фильм понравился. С согласия правительства и армии он мог бы выйти в прокат. Но через несколько месяцев разразилась холодная война, и фильм таинственным образом исчез. Хотя людям Рузвельта он очень нравился. Его даже презентовали в ООН, чтобы показать русским, что мы не испытываем к ним враждебности. Они заказали несколько десятков копий, которые им были отправлены. Полагаю, что их постигла та же судьба, что и американские. ‹…› К счастью, у меня осталась рабочая копия, которую я недавно с огромным успехом показал в Москве. — Карл Форман, 1969.
«Да будет свет» (1946), последний фильм, снятый для ДВИ Хьюстоном, был под запретом сорок лет. Речь в нем шла о солдатском психиатрическом госпитале на Лонг-Айленде.
Ничего шокирующего там не было. В ДВИ, полагаю, подумали, что видеть воздействие войны на разум ужаснее, чем видеть искалеченное тело. Выносимо зрелище операции или человека без ноги, но не помутившегося мозга. На самом деле фильм рассказывает о возвращении к жизни. Это почти религиозный опыт — видеть их умственную эволюцию и присутствовать при психиатрических опытах. Фильм завершался игрой в бейсбол. Солдат, который прежде не мог говорить, комментировал. Другой, парализованный, перебегал с одной базы на другую. Третий, все тело которого ужаснейшим образом дрожало, играл в нападении… Они не скажу, что выздоровели, но встали на ноги. Каждый месяц мне звонят то из одной, то из другой страны и просят этот фильм. Я знаю, что к Военному министерству много раз обращались по этому поводу и ответ всегда был отрицательным. Только врачи в особых случаях могли его увидеть. — Хьюстон, 1970.
* * *
Еще интереснее кадровый состав УСС, работа которого напоминала «наполовину — игру в полицейских и воров, наполовину — заседание университетской кафедры» (Джон Форд).
Форд мечтал снять фильм о генерале Уильяме «Диком Билле» Доноване, шефе УСС, которому он пожизненно зарезервировал лучшие комнаты на своем ранчо.
Билл из тех парней, которым ничего не стоит прыгнуть с парашютом во Францию, подорвать мост, нассать люфтваффе в бензобак, а потом станцевать на крыше отеля Saint Regis с немецкой шпионкой. — Форд.
В возбуждении он фыркал, как скаковая лошадь. Горе чиновнику, который отклонял его проект, показавшийся смешным или необычным ‹…› в течение долгих недель. ‹…› Я проверял возможность применения летучих мышей ‹…› чтобы сбросить их на Токио. К мышам предполагалось привязывать зажигательные бомбы. — Дэвид Брюс, заместитель Донована.
Донован всегда ожидал чудес и иногда даже дожидался. — Бад Шульберг.
В Первую мировую Донован дослужился до подполковника, во время интервенции в Советскую Россию работал при штабе Колчака. Республиканец, но не заложник предрассудков, широко мыслящий стратег, авантюрист, ловелас, он искренне ненавидел Гувера. В октябре 1924-го помощник генпрокурора Донован потребовал от него прекратить слежку за оппозиционерами, отвергавшими насилие. Гувер подчинился, но только на четыре месяца, пока Донована не перевели в отдел по соблюдению антитрестовского законодательства. В 1928-м пост генпрокурора был у Донована в кармане — Гувер добился отмены назначения. Весомым изъяном Донована было его католичество. Страстно мечтая стать первым президентом-католиком, он отверг утешительно-оскорбительный пост губернатора Филиппин и ушел в адвокатуру (его клиентами были голливудские звезды). Гувер то устанавливал за ним слежку, то снимал. Карьерный взлет Донована сделал прообраз УСС — Отдел координации информации, который он возглавил 11 июля 1941-го, — а затем и УСС приоритетными мишенями ФБР.
Гувер вел в счете, хотя его ходы граничили с изменой родине. По словам Донована, с абвером ФБР вело себя корректней, чем с УСС. В апреле 1942-го джи-мены, вызвав переполох под окнами испанского посольства, помешали УСС тайно проникнуть в него и изъять интересную документацию. На протяжении месяцев сотрудники Госдепа, купленные Гувером, размашисто ставили на паспортах людей Донована печать «УСС», то есть рассекречивали. Но Гувер успевал изложить ФДР свою версию событий, опередив генерала. Уже в январе 1942-го Донован получил взыскание за оперативные мероприятия на территории США. А после инцидента с франкистским посольством ФДР постановил: вламываться в иностранные представительства имеет право только ФБР, но украденной информацией Гувер обязан делиться с Донованом.
С точки зрения ФБР, самые драгоценные кадры Дикого Билла были самыми опасными людьми на свете — «коммунистическими террористами». Это были не просто люди, освоившие в Испании диверсионную работу, но поэты динамита. Ирвинг Гофф — культурист по прозвищу Адонис, танцор, акробат и прототип Роберта Джордана («По ком звонит колокол») — ухитрился как-то раз освободить триста пленных из лагеря в глубоком франкистском тылу. Гофф поносил Хемингуэя за романтизацию войны и вопиющее невежество в диверсионном ремесле, а над экранизацией издевался: «За все время, что я был на войне, я ни разу не видел Ингрид Бергман. Если бы увидел, там бы и остался».
Жизнь без риска ему была не мила. В 1940-м он под видом репортера собирал сведения о фашистских организациях Калифорнии, Техаса и Мексики. Можно представить его счастье, когда в 1940-м Милтон Вольф, в 23 года ставший последним командиром батальона Линкольна, предложил Гоффу со товарищи работу на британские спецслужбы. В 1942-м они перешли в УСС. Офицер связи с итальянскими партизанами-коммунистами, Гофф создал беспрецедентно густую агентурную и диверсионную сеть, буквально поднявшую на воздух Северную Италию.
Маленький штрих к портрету эпохи.
Когда Уильям Аалто, прошедший в Испании огонь и воду, в припадке откровенности признался Гоффу в своей гомосексуальности, тот немедля доложил Доновану. Аалто отрешили от оперативной работы и сослали преподавать в учебный лагерь. Когда случайным взрывом ему оторвало руку, Аалто посвятил себя поэзии и побывал даже любовником великого Одена.
Такая кадровая политика была чревата инфильтрацией в УСС советской разведки, но преувеличивать ее не стоит. На пике активности УСС насчитывало 24 тысячи сотрудников. Если верить «Веноне», среди них было пятнадцать или чуть больше наших людей. Правда, некоторые из них занимали ключевые посты. Аналитический отдел русской секции возглавлял Леонард Минс — вообще член ВКП(б) и переводчик исполкома Коминтерна.
Впрочем, уже в мае 1945-го Донован в экстренном порядке отозвал в Вашингтон и уволил всех своих «испанцев», вроде бы, даже извинившись перед ними: простите, друзья, но давление на УСС слишком велико. Дело, скорее всего, в том, что в своем прагматизме Дикий Билл дошел до того, что договорился в феврале 1944-го с Берией об открытии представительств УСС и НКГБ, соответственно, в Москве и Вашингтоне. Это переполнило чашу терпения «ястребов»: едва умер ФДР, как Гувер арестовал нескольких сотрудников Донована, и хотя их пришлось вскоре освободить, Трумэн расформировал УСС 20 сентября 1945-го.
