— Что теперь будет? — всхлипывая, спросила девушка, когда ее парень уже смирно шагал вниз по лестнице.
— Надо написать заявление о правонарушении, — произнес полицейский. — Его посадят на пятнадцать суток.
— А если заявления не будет? — жалобно спросила Маша, заставив меня округлить глаза от удивления.
— Посидит в отделении, — произнес со вздохом молодой парень в форме.
Я уже поняла, что Мария совсем идиотка. Горло болело нещадно. Разочарование затопило меня.
Правду говорят: «Спасение утопающих — дело самих утопающих». Хотела помочь Маше, и вот теперь ее болото плескалось на моем пороге.
— Вы будете писать заявление? — спросил полицейский, открывая папку для документов.
— Нет, — прошептала Маша.
— А вы? — вдруг спросил меня полицейский.
Перевожу взгляд на свою сотрудницу и вижу ее удивление и немую просьбу не писать заяву на ее «хорошего» Богдана. Видимо, Маша забыла, что я тоже пострадала от ее любви и вполне могла упечь «хорошего человека» в кутузку. Она смотрела на меня так, будто я собиралась посадить ее мужика на десять лет ни за что и умоляла сжалиться над ней и как минимум над ее будущими тремя детьми.
— Нет, — с отвращением произношу я, понимая, что совершаю ошибку.
— Я бы посоветовал вам написать заявление, — скептически произнес служитель правопорядка. — По опыту скажу, что такие кастрюльные боксеры не успокаиваются, а дверь у вас хлипенькая. В следующий раз мы можем не успеть на вызов.
Смотрю на Машу взглядом «идиотка, ты слышала?!», но она тупо мотает головой, не принимая помощи от полиции, неотвечая на мои молчаливые советы.
— Спасибо, но не надо, — тихо шепчет жертва домашнего насилия.
— Как знаете, но без заявления мы его отпустим часа через два, — предупредил мужчина.
— Как? — выпучиваю я глаза в изумлении. — Вы же говорили, что будет сидеть в отделении!
— Без заявления мы не можем держать человека больше трех часов, — поджав губы, объяснил полицейский. — Напишете, закроем на пятнадцать суток.
— А если он вернется?! — в ужасе произношу я.
Мужчина ничего не ответил, лишь демонстративно пожал плечами. Маша вновь энергично замотала головой и толкнула меня в квартиру, закрывая дверь.
— Маша, ты с ума сошла?! — возмущенно произношу я. — Твой дебил вернется через два часа! Ты хочешь, чтобы он нас поубивал?!
— Пожалуйста, Светлана Антоновна! — запричитала Маша. — Прошу вас, не надо писать заявление. Он не вернется! Я его знаю!
— Ты — дура, Маша, — в сердцах произношу я, уходя на кухню. — Этот мудак никогда не изменится, а страдать будешь ты! У него что хер до колена, что ты так держишься за него?! За что ты его так любишь, что готова простить такое?!
— Он хороший…
— Заткнись, пожалуйста, — перебила я, выставив руку, прекращая поток Машиных слов. — Или я сама тебя отлуплю!
Подхожу к холодильнику и вынимаю пакет с замороженными овощами. Кидаю его «жертве любви» и вынимаю себе пакет пельменей, прикладывая его к своей шее.
— Мне завтра на работу, но чувствую, что шея у меня будет просто фиолетовая! — в раздражении фырчу, посматривая на Машу, которая приложила фасованные овощи к лицу.
Пережитое еще не отпустило меня, чувствую, что трясусь, словно в лихорадке. Перспектива еще одной встречи с «кастрюльным боксером» просто ужасает меня. Во время всей суматохи я успела разглядеть свою дверь и понимаю, что она больше не является преградой для пьяного бугая, который через два часа вновь явится за Марией. Сил просто нет, я вымотана и словно под наркотой. Хотя опыта употребления у меня не было.
Встаю и подхожу к холодильнику, доставая открытую бутылку мартини. Черт, это просто компот! С хлопком закрываю дверцу, мстительно замечая, как Маша вздрагивает всем телом. Так тебе и надо, идиотка! Бойся! Может, ума прибавится! Достаю из шкафа бутылку водки, которая давно стоит тут в ожидании своего часа. Настало время прибухнуть.
— Мне надо жахнуть, — бормочу я, доставая две рюмки.
Разливаю в рюмки и, не глядя на Машу, опрокидываю горькую. Я не люблю водку из-за жуткого привкуса, но в нынешнем состоянии даже не поморщилась. Стресс вообще отбил рецепторы. Смотрю на Машку, она тоже опустошила рюмку и скривилась от вкуса. Молча наливаю еще по рюмке и сажусь за стол рядом с ней.
— Какого черта в твоей жизни такой бардак? — устало спрашиваю я. — Неужели этот мужик — это именно то, что ты хочешь?
Обессилено ставлю локти на стол, продолжая прижимать мороженные пельмени к шее, слегка поворачивая пакет холодной стороной к себе. Маша начинает скулить и заливается слезами. Я морщусь от отвращения.
— Хватит рыдать, — поджимаю губы, скривившись. — Слезы — это просто жалость к себе. Плачет тот, кто себя жалеет. Хватить ныть! Ты сама этого мужика выбрала, чего ревешь?
Я все знаю о слезах. Сама четыре месяца рыдала белугой, жалея себя за идиотские чувства к Косте.
Ах, какая я несчастная, влюбилась в ловеласа! Все четыре месяца я была просто переполнена жалостью и бесила себя. А стоило ему появиться, не прошло и дня, как скакала на нем, как голодная шлюха. И толку от этой жалости? Хотя время все же дало мне понять, что сила воли у меня есть, да и Косте, кажется, было полезно соскучится. Его признание, что эти месяцы были тяжкими для него, было словно бальзам на мою душу. Если бы не было этого перерыва, кто знает, что было бы со мной сегодня. Может я собирала бы себя по кускам после его ухода.
Пока мысли кружат в моей голове, Мария успокаивается и начинает икать, не глядя мне в глаза. Я, молча взмахивая ей рюмкой, опрокидываю водку в себя и вижу, как она ставит пустую рюмку на стол.
— Любовь, Маша, она разная, — тихо произношу я. — Моя мама всегда говорит, что женщина должна влюбляться не в мужчину, а в его отношение к тебе. То, как ты себя чувствуешь рядом с ним. Если ты плачешь, какая это любовь? Подумай!
Оставляю Марию на кухне, закинув пельмени в морозилку, чувствуя, как алкоголь начал действовать во мне. Ложусь на кровать и обнимаю подушку, которая вот уже неделю заменяет мне Костю. Спать одной так тяжело, особенно, после того, как успела привыкнуть к объятьям и сонным поцелуям.
Вдруг слышу из коридора какой-то шум. Замерев, словно заяц в свете фар, на трясущихся ногах выхожу в прихожую, молясь, чтобы это был не тот, которого увели полицейские.
— Что за херня? — слышу из-за двери и шокировано понимаю, что голос знакомый.
Быстро смотрю в глазок и убеждаюсь, что за дверью стоит Костя. Мгновенно открываю дверь, заметив удивленный и слегка ошалелый вид Вольского, буквально прыгаю ему на шею. Костя еще больше открывает глаза, увидев меня и мое состояние, скованно обнимает в ответ.
— Что случилось? Почему на двери вмятина? — изумленно спрашивает Костя, проходя в прихожую. — Ну-ка, дай посмотреть.
