О косметике тоже надо забыть. Яна и раньше не злоупотребляла, так, чуть освежала губы розовой помадой да слегка подкрашивала ресницы. Теперь придется отказаться и от этого минимума, равно как и от духов, которые Яна любила и умела ими пользоваться. Французские, конечно, недоступны совершенно, польские тоже не вдруг достанешь, а те, что иногда удается поймать, например «Пани Валевская», все-таки больше подходят женщинам постарше.
Но это не страшно, отечественная фирма «Новая заря» выпускает вполне приличный парфюм, очень приятный, если им не обливаться с головы до ног, а лишь тронуть пробочкой за ушами, на запястьях и на шее, там где проходят крупные артерии.
Теперь все, с духами покончено. Никаких посторонних ароматов, кроме запаха чистого тела, никаких искусственных красок, в одежде только темные или блеклые тона, длинные юбки, закрытые кофты.
Всем должно быть ясно, что на работу она ходит работать, а не флиртовать.
Ах, зачем она пропускала мимо ушей вопли школьных учительниц о том, что девушку украшает скромность! Слушалась бы старших – и не попала бы в такую двусмысленную ситуацию.
Одно утешение, что завтра суббота и на службу можно не ходить.
Проснувшись утром, Яна потянулась и твердо пообещала себе выкинуть Крутецкого из головы до понедельника, и, видно, так испереживалась накануне, что это ей удалось.
Она понежилась в постели с книжкой, потом встала, покрутила обруч и пошла в душ, но не успела отрегулировать напор воды, как в ванную настойчиво постучалась мама с известием, что Яне звонят с работы.
Пришлось вылезать и, оставляя на кафельном полу мокрые следы, наспех вытираться, кутаться в халат и бежать к телефону, замирая от страшных догадок.
Но это оказался всего лишь Юрий Иванович.
– Ну что, поздравляю, – хмыкнул он, – раскрыла дело.
– В смысле?
– В коромысле. Дуй в адрес.
– Зачем?
– У меня все готово для задержания, так ты уж возглавь, сделай милость. Быстрее только давай.
⁂
Жена с бледным лицом вышла из туалета:
– Второй завтрак пошел.
Федор пожал плечами:
– Сейчас будет третий. Спроси, что там предпочитает наш капризный товарищ, творог или сосиску?
– Не говори так, – вздохнула Таня, – врач сказала, что окончательный диагноз поставит только в среду. Все-таки мне лет сколько…
– А кстати, сколько?
– Посчитай. Тебе сорок семь, я на четыре года моложе. Не девочка, короче говоря.
– Так что сварить тебе, Танюша?
– Ой, не знаю… Пойду полежу.
Она ушла в спальню, а Федор раскрыл пошире холодильник и задумался, чем бы таким порадовать жену. По утрам ее выворачивало от любой еды, и только часам к одиннадцати тошнота отступала, но могла вернуться от резкого вкуса или запаха. Так же вид сырого мяса вызывал у нее позывы на рвоту, а про рыбу Татьяна даже думать не могла без содрогания. Пришлось Федору взять готовку на себя, вспомнить юность, когда он жил один.
На обед он запланировал котлеты и рано утром, пока Таня еще спала, прокрутил мясо, а миску с фаршем убрал в холодильник, как следует закрыв, чтобы жена случайно не увидела и ее не стошнило прямо на продукты.
Федор включил газ под большой сковородкой, решив пожарить котлеты сейчас, пока жена отдыхает. На всякий случай плотно закрыл кухонную дверь, чтобы запах жарящегося мяса не потревожил Таню, бросил на сковородку кусок сливочного масла, чтобы как следует протопился, насыпал в глубокую тарелку панировочных сухарей и приступил к лепке котлет. Как он завидовал Татьяне, которая всегда отмеряла нужное количество муки или сухарей для обвалки, а он вечно или насыплет целую гору, так что потом жалко выбрасывать, или, наоборот, слишком мало, приходится добавлять в разгар процесса. И котлетки у нее получаются аккуратные, подтянутые, изящные, а у него какие-то несуразные лапти.
Когда у него все руки и даже кончик носа были в фарше, Таня вошла с телефоном в руках.
– Тебе звонят из исполкома, – сказала она негромко и приложила трубку к уху Федора, отвернувшись от плиты.
– Слушаю, – буркнул Федор, понимая, что ничего радостного ему в субботнее утро не сообщат.
Оказался председатель райисполкома, симпатичный молодой парень, с которым Федор близко не общался, но знал, что родственники и друзья называют его Люля. Он весело и с юмором доложил, что подчиненные Федора совершенно зарвались и распоясались, плетут идиотские интриги против уважаемых людей и надо им, наверное, объяснить, что можно, что нельзя, пока они окончательно не потеряли голову. Вежливый парень, не придерешься, подумал Федор, отстраняясь от трубки.
Котлеты на сковороде зашипели, он поскорее их перевернул, отчего самая большая развалилась на бесформенные комки. Чертыхнувшись, Федор попытался собрать их воедино, но не преуспел и отложил лопаточку.
– Ты как, Танюша?
– Ничего. Так приятно смотреть, как ты суетишься, что даже тошнить не хочется.
– Тогда набери Марину Петровну.
По домашнему номеру сын сообщил, что мама час назад уехала на работу, и Федор, которому Люля ни слова не сказал по существу, страшно встревожился и поскорее продиктовал Татьяне служебный телефон Мурзаевой, а сам бросился отмывать руки.
– А, Федюня! Стуканули уже? – засмеялась Марина Петровна, когда Татьяна набрала ее номер и поднесла трубку к уху мужа.
– Что случилось там у вас?
– Приезжай, сам посмотришь. Хоть поржешь.
В районной прокуратуре было слишком оживленно для выходного дня. В приемной Мурзаевой сидела молодая женщина с заплаканным лицом, крепко сжимавшая в объятиях ребенка лет десяти, а мужчина постарше, похоже, ее муж, нервно расхаживал по тесному помещению, так что Федору пришлось отстранить его, чтобы войти в кабинет. Мужчина при этом посмотрел на него совершенно диким взглядом.
Мурзаева была не одна, а в компании девочки, как ему показалось сначала, школьного возраста, и не только из-за миниатюрной фигурки, но главным образом из-за круглых детских щек и удивительно чистого взгляда.
Однако девочку представили ему как следователя прокуратуры Яну Михайловну Подгорную, и, здороваясь с ней, Федор заметил, что она, пожалуй, тоже плакала сегодня.
– Что ж, – сказал Федор, усаживаясь напротив Мурзаевой, – давайте разбираться, что натворила наша талантливая молодежь.
Марина Петровна откинулась на спинку кресла:
– Прошу вас, Яна Михайловна, доложите, как вам удалось привлечь внимание Федора Константиновича к нашей скромной обители.
Как Федор понял, недостатка в показаниях по делу не было, но Яне удалось скомпоновать эмоциональные выкрики и взаимные обвинения в стройный и убедительный рассказ.
