Варя уселась за стол, вздохнув так надрывно, что Евгений поежился и скорее ретировался в кухню. Суп стоял на плите еще теплый, и он налил себе тарелку, не разогревая. Отрезал горбушку от своего любимого дарницкого хлеба, посыпал солью и начал есть.
Надо было купить в булочной еще пряников или шоколадный батончик, но он совсем забыл, что Авдотья Васильевна сегодня на дежурстве. На всякий случай Евгений посмотрел в шкафчике – нет, ничего интересного, только за стопками парадных тарелок притаилась бутылка рижского бальзама, но это Варе, пожалуй, рановато.
Быстро доев, он сполоснул тарелку и вернулся в комнату.
– Вам понравилось, дядя Женя?
– Должен заметить, Варвара, что на сегодняшний день супы удаются тебе лучше, чем алгебра.
Мама засмеялась:
– Как не стыдно, сынок! Варя у нас во всем молодец!
– Вне всякого сомнения.
Евгений снял со шкафа длинную плоскую коробку с настольной игрой, и около часа все трое кидали кубик и двигали фишки, чтобы пройти путем барона Мюнхаузена. Евгению и маме было скучно, да и Варя уже выросла из этой игры, и передвигала фишки равнодушно, и не возмущалась, даже если выпадало много ходов назад. Глупое и бессмысленное занятие, но за окном ветер так сильно раскачивал голые деревья, что казалось, это луну шатает из стороны в сторону по хмурому небу, с барабанным стуком падал на окна то ли мокрый снег, то ли град, а у них горела лампа под зеленым абажуром с длинной бахромой из золотистых шнуров, и Варя быстро и весело рассказывала о своих школьных приключениях, а мама ловко выкидывала кости одной рукой, и достаточно было тепла и уюта.
На ужин Евгений сварил макароны с сыром, а когда поели, проводил Варю домой. Она жила в их подъезде, только выше этажом, и то ли бабушка ее напугала, то ли сама додумалась, но Варя всякий раз просила Евгения проверять квартиру, а то вдруг забрался какой-нибудь злодей, пока ее не было дома, затаился и ночью нападет.
Как обычно, Евгений послушно вошел, посмотрел в туалете и в ванной, даже заглянул за диван и приоткрыл скрипучую дверцу старинного гардероба.
Квартирка была точно такая же, как и у него, не просто маленькая, но вообще какая-то плоская, двухмерная. Не успеваешь войти в дверь, как упираешься в окно, а сверху на тебя падает потолок. Евгений вырос в просторных сталинских хоромах и после переезда долго привыкал к новым габаритам, хотя на службе пришлось узнать, что такое настоящая теснота.
Нет, даже самому миниатюрному злодею не спрятаться в этом крохотном жилище, но детские страхи есть детские страхи.
– Чисто, Варенька, – улыбнулся он, – запирайся на все замки и спокойно отдыхай до утра. Все в порядке? Я пошел?
Девочка кивнула, но тут от сильного порыва ветра загудело оконное стекло. Варя поежилась, и он потрепал ее по плечу:
– Отставить бояться.
– Ничего я не боюсь.
– Вот и умница.
Евгений вышел на площадку, послушал лязганье замка, подергал дверь, убедившись, что она надежно заперта, и вернулся к себе, думая о том, как скоро Варе предстоит узнать, что настоящее зло не прячется в шкафах и под кроватью. Оно гораздо ближе, а бывает, что и в тебе самом.
Устроив маму на ночь, он постирал белье и замочил новую порцию. А потом заперся и сбросил напряжение среди тесного лабиринта мокрых простыней.
Как всегда после этого, накатила тоска, и Евгений знал, что она будет мучить его несколько дней и не уйдет совсем, просто притупится, и каждый раз он обещал себе, что больше никогда, в конце концов он взрослый человек, а не подросток.
Иногда держался долго, но в конце концов естество брало свое.
В этот раз чувство одиночества стало почти невыносимым, до горечи во рту, и Евгений, сдвинув развешанное белье, долго поливал себя из душа в надежде, что вода смоет с него хоть что-то плохое. Он знал, что надежда эта тщетна, и все равно сидел в ванной, скорчившись, как ребенок в утробе матери.
⁂
Прошло три дня, прежде чем Яна набралась смелости и постучалась в кабинет Крутецкого. Ноги подгибались от страха, но Максим Степанович не только не прогнал ее, но, наоборот, даже встал и провел внутрь, как почетного гостя.
Усадил на маленький диванчик с готической деревянной спинкой и спросил, не хочет ли она чаю или кофе.
– Нет, нет, спасибо, – засмущалась Яна, выпрямив спину, как учила бабушка, – я буквально на секунду, посоветоваться.
– Ах, вот и наступил в моей жизни возраст, когда красивые молодые дамы заглядывают только по деловым вопросам, – сказал Максим Степанович с тонкой улыбкой.
Яна совсем зарделась. Крутецкому не больше сорока, и выглядит он так, что молодые дамы прибегут, только свистни. Высокий и статный брюнет с породистым лицом, он к тому же еще прекрасно одевался и рядом с потертыми следователями, часто небритыми, в грязных растоптанных ботинках, в допотопных брюках из синтетики, выглядел, честно говоря, как новенький космический корабль на фоне парка тракторов убыточного колхоза.
– Так что вы хотели спросить, Анечка?
– Вы не знаете, где я могу ознакомиться со статистикой по пропавшим несовершеннолетним за последние пять лет?
Крутецкий присвистнул:
– Ого какой у вас замах! Не ожидал, Анечка, не ожидал… Надо полагать, это по делу ребенка, как бишь его… – Максим Степанович нахмурился, – Иванченко, если не ошибаюсь?
Яна кивнула.
– Будь я суровым наставником, непременно помог бы вам, чтобы вы копили как положительный, так и отрицательный опыт, но, пожалуй, избавлю вас от напрасной работы и сэкономлю время, которое вы потратите с гораздо большей пользой, чем бессмысленное перебирание цифр.
– Почему бессмысленное? – прошептала Яна.
Крутецкий опустился рядом на краешек дивана и с сочувствием заглянул ей в глаза:
– Полагаю, вы с помощью цифр хотите доказать, что ребенок стал жертвой маньяка?
Поколебавшись, Яна кивнула.
– Ах, Анечка, мне бы сейчас ваш энтузиазм, комсомольский задор! – Крутецкий засмеялся. – Только, увы, статистика чаще прячет зло, чем его изобличает. Тело – да, скажет о многом, а абстрактные цифры в данном случае – нет. К сожалению, наш город второй по величине в стране, соответственно, и показатели такие, что ни один самый трудолюбивый маньяк на них не повлияет. Если бы мы могли задать хотя бы еще один параметр… Например, географию, что вот в таком микрорайоне пропадает в три раза больше детей по сравнению со средним показателем. Или наблюдается рост исчезновений среди учеников одной школы.
– Вот я и хотела посмотреть… – прошелестела Яна.
Легонько хлопнув ее по коленке, Максим Степанович встал и прошелся по своему просторному кабинету, такому же холеному, как и сам владелец. У Мурзаевой вечно дым коромыслом, творческий беспорядок, китель брошен на спинке стула, полные пепельницы ощетинились окурками, как противотанковые ежи, а в кабинете Крутецкого настоящий начальственный лоск. На двух высоких окнах маркизы, по стенам грамоты в рамочках, двухтумбовый письменный стол со слоновьими ногами и бронзовыми вензелями, на нем массивная чернильница из мрамора и хрусталя и фирменный ежедневник в мягкой кожаной обложке, такие не продаются в канцелярских магазинах, а вручаются избранным. Все знают, что, когда Мурзаеву наконец проводят на пенсию с почетом и под ликующие вопли подчиненных, должность займет Крутецкий, и Яне внезапно стало очень неловко оттого, что такой человек запросто с ней беседует и вникает в ее мелкие делишки.
