Разговор утомил Валентину Дмитриевну, а может быть, она стала воспринимать Яну не как хорошую девочку, пришедшую на помощь, а как представительницу системы, уничтожившей всю ее семью, только появилась между ними некоторая натянутость и неловкость. Яна вообще была очень чувствительна к подобным вещам и теперь не знала, что делать. Просто сидеть в уголке, ожидая хозяина дома, или продолжать разговор, хотя Валентина Дмитриевна уже заявила, что ничего больше не знает.
Наконец хозяйка сказала, что уже поздно, такой красивой девушке опасно ходить по улицам одной, поэтому пусть Яна спокойно отправляется домой, только захлопнет за собой дверь покрепче.
Яна с облегчением согласилась. Поблагодарив Валентину Дмитриевну за интересный разговор, она оделась в тесной прихожей и, перебрав мелочь в кошельке, достала четыре монетки по две копейки и еще на всякий случай две по одной.
Красивой девушке, может, и поздно ходить одной, но сообщить прокурору Макарову, что она, похоже, раскрыла преступления, самое время. До десяти вечера звонить в дом прилично.
Как раз на углу она видела красно-синюю будочку автомата.
Яна направилась туда, но, к сожалению, трубка оказалась вырвана с мясом, и только россыпь тоненьких беспомощных проводков торчала из того места, где ей полагалось быть. Не беда, у метро есть много телефонов, хоть один да работает.
Она двинулась в сторону проспекта, но тут неожиданно проснулась совесть и стала со страшной силой Яну грызть. Валентина Дмитриевна сама предложила ей уходить, это верно, но все равно получается, что Яна покинула свой пост.
Евгений Павлович рассчитывал, что она будет приглядывать за матерью до его возвращения, а она не справилась. А вдруг он не вернется? Машина его собьет, например. Или мало ли как можно погибнуть в большом городе?
Сколько дней мать будет одна без еды и без воды? Может она дотянуться до телефона? А если нет? В прошлый раз Яна заметила, что у них переносной аппарат на длинном шнуре, но сегодня не обратила внимания, где он стоит. Евгений Павлович был уверен, что она его дождется, и не проконтролировал доступность телефона для матери.
Сколько дней Валентина Дмитриевна пробудет одна, пока о ней не вспомнят?
Евгений Горьков говорил, что девочка Варя с бабушкой присматривают за ней, но теперь Варе запрещено ходить в логово маньяка, а бабушка когда соберется…
Нет, необходимо дождаться Евгения, сдать ему пост, и тогда уж ехать со спокойной душой.
Родителей она предупредила, что задержится, они сильно ругать не будут, а что Макарову не успеет позвонить, так даже лучше.
Сегодня ночью она хорошенько все обдумает, отрепетирует речь, а завтра наберет секретаршу и спросит, когда товарищ прокурор сможет ее принять.
Федору Константиновичу сразу будет ясно, что перед ним – компетентный и серьезный специалист, ценящий свое и чужое время и понимающий субординацию.
Яна вернулась к дому Горькова. Лавочка возле парадной пропиталась водой, как губка, а местами подернулась ледком. Девушке сидеть тут явно не полезно, лучше погулять по окрестностям, но тогда есть большой риск разминуться с Евгением Павловичем.
Маршировать под окнами тоже глупо, соседи насторожатся, примут за сумасшедшую.
Поразмыслив, Яна вошла в парадную и поднялась на площадку между четвертым и пятым этажами. Там был достаточно широкий подоконник и хорошо просматривалась ведущая к дому дорожка, а поскольку в этом пролете свет не горел, то стекло не бликовало и не надо было прижиматься к нему носом, чтобы увидеть происходящее на улице. Идеальный наблюдательный пост.
Облокотившись на подоконник, она задумалась. Неужели всегда преступления раскрываются так внезапно и просто, надо только копнуть на полвершка глубже? Ведь чуть-чуть совсем не дотянул Костенко до истины, достаточно ему было проверить «Фольксвагены» и выяснить, что один такой зарегистрирован на имя редактора и хорошего приятеля Павла Николаевича, который, кстати, курировал и издание сборников детского творчества, наверняка общался с юными авторами и пользовался у них таким же доверием, как и Горьков.
А мог Костенко не нагружать оперов лишней канцелярщиной, а просто поговорить с Горьковым по-человечески, чтобы тот его воспринимал не как фашиста, а как честного борца с преступностью, которому надо помогать изо всех сил. И с женой тоже мог побеседовать нормально, расспросить, а не сразу с порога заявлять, что муж виноват, и предлагать защиту.
К сожалению, в работе следователя чуть-чуть не доделать – это еще хуже, чем не делать вовсе.
Надо бы еще для полноты картины изучить уголовное дело, но пока Зейда получит разрешение, пройдет время, а преступник и так слишком много лет гуляет на свободе. Нет, надо срочно доложить Макарову, пусть редактора берут в оперативную разработку, а она скорее на кафедру, на кафедру!
И так уже деградировала, страшно подумать… Валентина Дмитриевна смущалась, что гостье неприятно за ней судно вынести, а Яне хотелось ответить примерно следующее: «Если бы ты с мое полазала по помойкам и бичевникам, так тебе бы тоже чужая моча сошла за нектар и амброзию».
Это она еще года не работает, а дальше что будет? Действительно запьет с операми, как пророчит Крутецкий? Нет, хватит, пожалуй. Правильно папа говорит, что люди разные и созданы тоже для разного.
Тут Янины мысли перенеслись к Вите Зейде. А вдруг он больше не позвонит? Зачем, подумает, мне такая заносчивая и высокомерная девчонка, когда вокруг столько прекрасных дам. А тем временем оперативники установят вину редактора, и не надо будет идти в архив, исчезнет последний повод им с Зейдой повидаться.
И это будет очень жаль…
Яна расчувствовалась, но приказала себе не реветь. Сейчас придет Евгений Павлович, он точно знает Зейдин номер и даст ей. И, как только добежит до метро, она наберет его. Да, девушка не должна звонить первой, это аксиома, но если она раньше отказала молодому человеку, то не считается.
Яна нахмурилась, придумывая, что бы такое сказать Виктору Николаевичу, чтоб он не понял, как она по нему соскучилась, и тут на дорожке показалась высокая мужская фигура. Яна обрадовалась, решив, что это наконец-то вернулся Горьков из своего универмага в юбке, но человек был полнее и одет иначе, и все равно показался Яне знакомым.
Она присмотрелась, и тут колени подогнулись от внезапной догадки. Ну конечно, господи! Как она могла быть такой глупой! Следовало догадаться много раньше, когда Юрий Иванович рассказал, что занимался в одной спортивной секции со свояком Горькова Вадимом. Бедный старый опер еще недоумевал, почему его сын Леша пошел с Павлом Николаевичем, если никогда не занимался в его литературном кружке. Да потому что не с Павлом Николаевичем он пошел, а с Вадимом, приятелем отца, которого хорошо знал.
Вежливый, обходительный, прекрасный семьянин. Ему отказали от дома, жену лишили наследства, а он все равно поддерживает связи, потому что понимает, ничего нет важнее родственных уз. Никто не насторожится, когда такой положительный мужчина раз в год придет в клуб «Алые паруса» рассказать подросткам о милицейских буднях, наоборот, скажут, какой молодец, нашел время для работы с молодежью.
