Врач был ею доволен, и Яне было немножко стыдно оттого, что она чувствует себя неплохо, может ходить, но зачем-то занимает отдельную палату, которая гораздо нужнее другим пациентам.
Так прошло три дня. Никто не навещал Яну, и от этого было очень грустно.
Мама не разрешала ей отходить от палаты дальше перевязочной, а о том, чтобы выйти на лестничную клетку, где располагался телефонный автомат, нечего было даже мечтать. Там сквозняк, можно простудиться, а у Яны задето легкое.
Иногда мама уезжала домой, чтобы приготовить ей диетическую еду, тогда на вахту заступал папа и тоже никуда ее не выпускал.
Яна надеялась, что придет следователь или дознаватель, ведущий дело о нападении на нее, чтобы хоть ему рассказать всю правду, но даже официальные лица к ней не торопились.
Первые два дня у нее из бока торчала длинная резиновая трубка, оканчивающаяся банкой любопытной конструкции, смысла которой Яна не поняла, но главное, надо было неусыпно следить, чтобы трубка не отсоединилась от банки, иначе неизбежная смерть, но потом трубку убрали, и Яне стало совершенно нечем заняться. Мама принесла целую стопку книг, даже сборник детективов с романами Агаты Кристи, хотя всегда порицала любовь дочери к «низкопробному чтиву», но даже любимая писательница не увлекала Яну.
Однажды она, задремав после обеда, проснулась от какой-то возни за дверью.
– Нечего, нечего, – говорила мама напористо, – не тревожьте мне ребенка!
– Но я ее начальник…
– Пока Яночка на больничном, нет у нее никаких начальников!
Она встала, вышла в коридор и залюбовалась, как Федор Константинович стоит перед мамой с виноватым и смущенным видом.
– Разбудили все-таки! – Мама всплеснула руками. – Полюбуйтесь теперь, во что вы превратили мне ребенка!
– Мам, я поговорю с Федором Константиновичем.
Все трое вошли в палату, и повисло гнетущее молчание. Мама не собиралась их оставлять, а Яна с Макаровым каждый ждали, пока другой попросит ее выйти.
Наконец Федор Константинович кашлянул так многозначительно, что мама сказала: «Схожу в буфет» – и вышла.
– Я вычислила маньяка, – сразу выпалила Яна.
– А мы знаем.
– Как?
– Девочка Варя сказала, кто на вас напал, а дальше дело техники.
– Черт, даже обидно, – призналась Яна.
– Что не вы раскрыли?
– Да нет, что взяли благодаря случайности.
– Благодаря этой случайности вы могли бы сейчас лежать в гробу, – строго произнес Макаров, – ну разве можно было так легкомысленно поступать, дорогая моя Яна Михайловна? Я ведь вас просил только посмотреть дело и поговорить с Горьковым, а не бросаться грудью на амбразуру! Что за бесшабашное поведение, в самом деле!
– Я не могла знать…
– Все, все, это я так, брюзжу, чтобы успокоить свою совесть. Ваша мама права, вина полностью на мне.
– Ну что вы, Федор Константинович…
– Не спорьте. Я не имел права втягивать вас в неофициальное расследование. Чтобы хоть отчасти загладить, сообщаю, что вас ждет место ассистента на вашей любимой кафедре.
– Ой, правда? – от этого радостного известия Яне почему-то стало тоскливо.
– Да, Яна Михайловна, хотя коллеги будут очень скучать по вам. Марина Петровна носится по всем инстанциям, достает вам путевку в санаторий на Черное море. Хотите в Крым? Там в эту пору хорошо, всякие там первоцветы распускаются. Я сам не был, но люди говорили. Юрий Иванович все рвался вас навестить, но мама ваша не пропустила, несмотря на то что у него жена хирург. Вся прокуратура кровь примчалась для вас сдавать, как только узнали, и знаете, чья подошла?
– Чья?
– Максима Степановича, – засмеялся Макаров, – и он сдал двойную порцию.
– Господи, в кого же я превращусь теперь!
– Ничего-ничего, надо немножко и гнильцы запустить в свой организм.
– Но двойная порция!
– Теперь, когда у вас в жилах течет кровь Крутецкого, я не сомневаюсь, что вы сделаете блестящую карьеру, если останетесь в прокуратуре. А? Ведь останетесь, Яна Михайловна?
Она улыбнулась. Надо же, Крутецкий пожертвовал ради нее своей кровью… Надо будет вспомнить об этом, когда он в следующий раз начнет к ней придираться. А он начнет, потому что натура такая вредная и ядовитая, но ведь идеальных людей не существует, надо учиться жить с такими, какие есть. Яна решилась:
– Останусь, если вы сами скажете об этом маме.
– Слишком много просите, – нахмурился Федор Константинович, – ну да ладно, скажу. Так что, Яна Михайловна, хотите знать подробности?
Яна обратилась в слух.
Варя сразу сказала милиционерам, что на Яну напал родственник дяди Жени Вадим Андреевич. Минут через десять появился сам дядя Женя, красный и взъерошенный, поэтому тоже попал под подозрение. Когда Горьков сказал, кто такой Вадим Андреевич, в милиции решили было не поверить словам девочки и сосредоточиться на самом Горькове, но тут Макарову доложили о ЧП, и он взял дело под свой контроль.
После подробного разговора с Горьковым Федор Константинович пришел к тем же выводам, что и Яна на лестничной клетке. Распорядился немедленно поднять личное дело Пантюхина, разослать людей к работникам Дворца пионеров, и в милицию Псковской области фототелеграфом был отправлен снимок из личного дела.
Вадима арестовали по подозрению в покушении на убийство Яны, но, проведя ночь в камере, он сломался и сознался во всем, видимо, рассчитывая деятельным раскаянием сохранить себе жизнь или попробовать сойти за невменяемого.
Мать родила Вадима от женатого мужчины, надеясь таким образом увести его из семьи, но план не удался. Невольный отец официально не признал ребенка, какое-то время подкидывал деньжат, но вскоре совсем исчез с горизонта своей возлюбленной. Хлебнув нелегкой доли матери-одиночки, молодая женщина решила выйти замуж во что бы то ни стало, только, к сожалению, этой цели невозможно достичь упорством и настойчивостью. Напротив, эти похвальные качества скорее затрудняют путь к семейному счастью.
Как оно и бывает чаще всего, воля к победе принесла женщине только вереницу мужиков в кровать, каждый из которых был хуже предыдущего и пил больше.
Ребенок болтался где-то на заднем плане, как модные шторы у хорошей хозяйки лежат нераспакованными в ожидании ремонта. Вот побелим потолки, поклеим обои, повесим на окна красоту и заживем! Так и женщина думала: вот выйду замуж, будет настоящая семья, тогда все вместе будем собираться за столом, читать книжки, ходить в зоопарк, а пока что ж… Нет мужа, можно и сухомятку пожевать.
Не получая заветного штампа в паспорте, мать начала попивать вместе со своими мужиками, но сумела удержаться на том уровне, когда тебя терпят на работе и в поле зрения милиции ты тоже не попадаешь.
