С годами человек успокаивается, обрастает жирком, случилось это и с Вадимом. Жажда слабела, перестала быть для него императивом, и он надеялся, что вскоре сможет обходиться без убийств. Но тут объявился Женька, сначала с дружескими инициативами, а потом и с заявлением, что теперь точно знает – отец его не виноват и он не успокоится, пока это не докажет.
Вадим пытался его отговорить, потом запугать, но Женька никак не поддавался. Для него крайне важно было восстановить доброе имя отца не только из принципа, но и чтобы не лишиться работы, с которой его стали выдавливать, узнав, что он сын маньяка.
Целеустремленность и энтузиазм родственника серьезно насторожили Вадима. Он как будто замел все следы, но, будучи опытным сотрудником милиции, знал, что идеальных преступлений не бывает. Всегда есть, за что зацепиться, и как знать, насколько въедливого специалиста привлечет Женек под свои знамена?
В последней надежде урезонить родственника Вадим поехал к нему домой, прихватив семейный альбом, чтобы завоевать расположение Валентины Дмитриевны и заручиться ее поддержкой.
Прибыв немного раньше хозяина, он застал у Горьковых соседку с внучкой, которых Валентина Дмитриевна с удовольствием ему представила. Завязалась приятная беседа, в ходе которой Вадим узнал много интересных подробностей из жизни Вари, а также и то, что по понедельникам Авдотья Васильевна всегда берет ночную смену.
Вадим понял, как обезвредить Женьку. Самое надежное было бы его убить, но это опасно. Стрелять из табельного оружия – это все равно что написать явку с повинной, а в ближнем бою Вадиму не одержать победы над жилистым Евгением, который всегда был дюжим мужиком, а теперь еще набрал мощи, таская на себе парализованную мать.
Надежнее и безопаснее убить девочку Варю и свалить все на Женьку. Никто и сомневаться не станет, ведь яблочко от яблони далеко не падает.
В понедельник вечером она будет дома одна, Вадим зайдет и выйдет бесшумно, и люди, в это время сидящие перед телевизорами, не заметят его.
Он так хорошо все продумал и распланировал, что выскочившая на площадку Яна совершенно деморализовала его. Вместо того чтобы с улыбкой упорствовать в своей легенде, Вадим ударил девушку ножом, лишь бы только она замолчала.
– Вот так, Яна Михайловна, – заключил Макаров, – вам следовало сохранять спокойствие и разыграть случайную встречу.
– Я была деморализована не хуже его, – буркнула Яна.
– Ничего, в следующий раз сориентируетесь.
– Так что ж, получается, «Фольксваген» ни при чем?
– Ни при чем.
– Надо же, а мы с Юрием Ивановичем как раз на него опирались… И Коля Иванченко тоже нашелся… Слушайте, а как же псковские свидетели, которые видели Горькова в сопровождении мальчика?
Федор Константинович вздохнул:
– Это еще предстоит выяснить в ходе прокурорской проверки. Мне самому интересно, что они скажут, но я почти уверен, что Костенко склонил их к даче ложных показаний, и, честно говоря, рука не поднимется их за это судить.
Забыв про шов, Яна подалась вперед:
– Почему? Из-за них такие беды обрушились на порядочных людей…
– Яна Михайловна, вы поставьте себя на их место. Заслуженный работник следствия, ветеран Великой Отечественной войны и сыска, живая легенда, орденоносец предлагает вам просто вспоминать внимательнее и думать лучше. Рассказывает, какая огромная на вас лежит ответственность, взывает к вашей гражданской сознательности, ведь преступник обязательно должен быть наказан, и дает вам гарантию, что убийца именно Горьков, и никто другой. Вина его ясна, надо только чуть-чуть подкрепить ее для суда косвенными уликами. Ну вот положа руку на сердце, не вспомнили бы вы в таких обстоятельствах Горькова с незнакомым парнишкой?
Яна пожала плечами.
– Вот именно, Яна Михайловна.
– Надо же как… – она улыбнулась, – мы зацепились за этот «Фольксваген», за Колю Иванченко, и выяснилось, что они тут ни при чем, а Горьков все равно оказался невиновен.
Макаров улыбнулся:
– Вступая на путь познания, никогда не знаешь, куда он тебя приведет.
Вечером в палату заглянула медсестра и строго сказала, что Яну вызывают на укол.
Мама всполошилась, но медсестра таким строгим голосом произнесла: «Врач назначил», – что без дальнейших пререканий отпустила дочь в процедурный кабинет.
Яна пошла, думая, неужели это второй курс антибиотиков, а у нее и так на попе живого места нет.
В процедурном вместо медсестры обнаружилась знакомая фигура:
– Яночка? Це конспирация, – сказал Виктор Николаевич, – бо твоя мама меня до тебя не пускала… Ну як ты себе почуваешь?
Яна молча шагнула к нему, и Виктор заключил ее в свои объятия так осторожно, будто она была хрустальная, но Яна все-таки сказала:
– Ты обнимаешься, как диван.
⁂
Федору давно не приходилось бывать в горкоме партии, он уже и подзабыл тамошние порядки, что любой инструктор может кому угодно пустить под откос карьеру – и прекрасно это осознает, и чувствует себя ближе к богам, чем к человекам.
Сегодня главного прокурора принимал второй секретарь горкома, а это уже полноценный олимпиец, внушающий простым смертным страх и трепет, и, чтобы простой смертный Федька Макаров случайно не возомнил о себе лишнего, его промариновали в приемной почти час.
Но приняли любезно, предложили чайку и даже по рюмочке настоящего армянского коньяка, благо рабочее время близилось к концу.
Федор был с водителем, поэтому не отказался.
– Есть мнение, – сказал секретарь, покачивая в ладони пузатую коньячную рюмку, – и я думаю, вы с ним согласны…
Он выдержал эффектную паузу, но Федор тоже был не новичок в аппаратных играх, поэтому промолчал.
– Так вот, – продолжал секретарь, – есть мнение, что старые дела поднимать не нужно. Пусть ваш Пантюхин ответит за убийства последних трех парнишек и покушение на следователя как ее там…
– Подгорную, – подсказал Федор, – многообещающий молодой специалист, это именно она вычислила настоящего преступника.
– В общем, этого достаточно для высшей меры, верно?
Федор кивнул.
– Вот и прекрасно. А ворошить старую историю абсолютно ни к чему. Вообще уголовный мир оказал бы нам всем огромную услугу, если бы удавил этого подонка в камере прямо сейчас.
Федор развел руками:
– Просить их об этом мы не можем.
– Верно, верно. Итак, мы с вами поняли друг друга?
– Да, но как быть с семьей товарища Горькова?
– А что с ними?
– Ошибка следователя разрушила их жизнь…
Секретарь подался к Макарову и мягко, доверительно похлопал по плечу:
