Он обещает, что пленным не будет причинено никакого вреда, и предлагает при первой же возможности переправить их за пределы страны.
20 ноября
Узнав, что во Владивосток для охраны поставок направляется конвой из числа моих людей, адмирал Колчак спросил, могу ли я разрешить, чтобы в целях безопасности и секретности к моему поезду прицепили вагоны, в которых до какого-то неизвестного пункта на границе с Китаем будут перевозить этих заключенных. Я согласился и для этой цели усилил охрану.
«Омск, Сибирь, 21 ноября 1918 года
От младшего лейтенанта 25-го батальона Миддлсекского полка П.С. Корниш-Боудена Адъютанту 25-го батальона Миддлсекского полка Сэр, имею честь доложить для передачи этой информации командующему:
1. Поезд, перевозивший четырех русских политических изгнанников (господ Авксентьева, Аргунова, Роговского и Зензинова) и их русскую охрану совместно с отрядом британских войск под моим командованием, выехал из Омска около двух часов ночи 21 ноября и прибыл в Харбин 27 ноября. Поездка прошла спокойно. Большинство больших городов, где предполагались возможные проблемы, мы проехали ночью.
2. Позже офицер, командовавший русской охраной, сообщил мне, что после того, как мы миновали этот участок, сообщение между Иркутском и Читой было приостановлено по приказу генерала Семенова, и поезда обыскивали в поисках изгнанников. Однако у меня нет доказательств, которые бы это подтверждали.
3. Изгнанники выразили огромную благодарность за присутствие британских военных и сказали, что не доверяют своей русской охране, хотя я ни разу не заметил ничего, что заставило бы меня поверить в обоснованность таких подозрений.
4. По прибытии в Харбин изгнанники обратились ко мне с настоятельной просьбой сопровождать их поезд до Чанчуня, и офицеры, командовавшие русской охраной, отнеслись к этому положительно, поэтому я принял решение проводить поезд до китайско-маньчжурской границы. Мы добрались до Чанчуня 28 ноября около двух утра, и изгнанники в тот же день самостоятельно уехали оттуда вечерним поездом.
5. 29-го мы снова прибыли в Харбин, где я расстался с русской охраной. Мы приехали во Владивосток утром 2-го. Я немедленно направил доклад командующему и устно доложил обо всем вышеизложенном генералу Ноксу.
6. Во время поездки сержантский состав и солдаты моего отряда проявили себя хорошо. Никаких случаев заболеваний среди них не было.
Имею честь быть вашим покорным слугой, Владивосток, Сибирь, 2 декабря 1918 г.
П.С. Корниш-Боуден (младший лейтенант)».
У меня уже имелся достаточный опыт жизни во время революции, чтобы понимать, что, если бы не мое решительное давление в этом вопросе, Авксентьева и Кº зарезали бы, как баранов. И еще я знал, как глубоко укоренился в моих соплеменниках ужас перед диктатурой, и, если бы согласие адмирала Колчака взять власть было либо связано, либо способствовало казни его оппонентов без суда, это сделало содействие и, в конечном итоге, его признание со стороны британского правительства практически невозможным. Мои собственные агенты узнали о месте, где держали пленников, и то, что ночью их должны были тихо заколоть штыками, поскольку выстрелы могли привлечь внимание. И еще я уверен, что Колчак ничего об этом не знал. Все действия совершила группа офицеров, которые дали клятву убить ровно столько большевицких революционеров, сколько офицеров было убито людьми Троцкого и Авксентьева. Подобные группы имелись с обеих сторон, и свидетельства их деятельности появлялись на улицах каждую ночь.
Положение дел было таково, что поддерживать даже самый элементарный порядок можно было только с помощью диктатуры. Я, демократ, верящий во власть народа волей народа, считал, что вижу в диктаторе единственную надежду на спасение русской цивилизации и культуры. Слова и названия никогда меня не пугали. Если обстоятельства ставят передо мной проблему, требующую решения, я никогда не позволю предвзятым представлениям и абстрактным идеям, не основанным на реально существующих фактах, влиять на мои оценки и решения. Я достаточно тщеславен, чтобы верить, что, оказавшись в такой же ситуации, девять из десяти англичан поступили бы так же, как я. Я просто «продолжал идти». Традиции нашей нации и страны сделали остальное.
Признавая и в разговоре с адмиралом, и в своем докладе, что я принимаю его в статусе Верховного правителя, я вовсе не имел в виду, что его надо оставить в одиночку биться с окружавшими врагами. Иными словами, оставаясь внешне нейтральным, я постоянно делал представления и, когда меня спрашивали, давал советы по всем вопросам, как внутренним, так и внешним; и тут нашим людям может быть интересно, с какими проблемами сталкивался Верховный правитель. Первая из них – японский вопрос. Генерал Розанов был начальником штаба Болдырева, а Верховному правителю было важно разобраться, какие из нерешенных вопросов стоят перед ним, и тщательно ознакомиться с политикой низложенной Директории. Он побеседовал с генералом Розановым и другими штабными и выяснил, что после падения Самары большевицкая армия стремительно двигалась к Уфе. Директорию это встревожило до такой степени, что она потребовала от главнокомандующего представить четкий план действий в отношении этой угрозы. Болдырев никогда не думал об эффективности новой русской армии, однако предложил, что если ситуация станет критической, а Англия, Франция и Америка будут медлить, то единственной альтернативой остается пригласить японцев двинуть свои войска вперед до Урала. Японцы именно этого и хотели, но японский штаб потребовал в качестве услуги за свое продвижение к Екатеринбургу и Челябинску возможности для них взять под свой абсолютный контроль железнодорожные и телеграфные линии в этих пунктах. Какое-то время Болдырев и Директория колебались. Но когда большевики стали приближаться к Уфе и в то же время сконцентрировали войска численностью 100 тысяч человек для наступления на Екатеринбург, ситуация стала настолько напряженной, что Директория согласилась, и за несколько дней до военного переворота Болдырев отправил японцам сообщение, что их условия принимаются.
Японцы провели всю необходимую подготовку к наступлению, когда Колчак взял бразды правления в свои руки. Я посоветовал ему сказать, что смена правительства означает смену политики, и было бы нежелательно, чтобы японцы выдвигались со своих позиций в районе Читы, пока этот вопрос не будет рассмотрен заново. Они делали ему много заманчивых предложений, суля помощь и оружием, и деньгами, но адмирал отказал им во всем, и они не смогли сдвинуть его с занятой позиции.
Событием, которое привело к досадным раздорам между адмиралом Колчаком и французами, стало сделанное Союзным советом в Париже назначение генерала Жанена на пост командующего союзными и русскими войсками в Сибири.
Этот вопрос сыграл слишком важную роль в провале всей союзнической политики, чтобы оставить его без внимания. По самой своей природе основные усилия союзников были направлены на формирование и организацию новой русской армии. Наша позиция состояла не в том, чтобы подпирать Россию со всех сторон, а в том, чтобы сделать ее способной стоять на собственных ногах. Для достижения этой цели нашим военным министерством был послан генерал-майор Нокс, и трудно было бы найти более способного и компетентного офицера для выполнения такой задачи.
