В конце концов мы все-таки добрались до дома. К назначенному времени отбытия адмирала на сцене вместе с русской и чешской охраной чудесным образом появился английский почетный караул. Но не было и не могло быть ни одного француза, хотя французский престиж остался на прежней высоте. Я привожу эти факты в самом дружелюбном свете, но с надеждой, что английские офицеры всегда будут знать, что, как бы мы ни улыбались странным трансформациям понятия «престиж» в понимании наших континентальных соседей, для них оно совершенно реально и при определенных обстоятельствах может иметь весьма причудливые проявления.
Верховный правитель обменялся рукопожатиями с русскими, английскими и чешскими представителями, включая британского верховного комиссара сэра Чарльза Элиота и генерала Боуза, шефа британской военной миссии. Французский представитель опоздал. Когда церемония практически закончилась, французский офицер (рангом не выше капитана) протолкался вперед, решительно оттеснил британского верховного комиссара и генерала и встал впереди, спиной к ним, как будто они были просто сторонними наблюдателями, которым здесь нечего делать. В тот же вечер этот инцидент обсуждался группой русских и английских офицеров, и русский офицер самого высокого ранга заметил: «Среди всех стран, с которыми мне довелось иметь дело, у вас, англичан, самое странное представление о национальном престиже. Любой обычный русский, киргизский, татарский или монгольский офицер, увидев, как французский офицер отталкивает представителей и генералов другого государства, сразу же решит, что он делает это не от недостатка вежливости, о которой полмира не имеет понятия, а потому, что его нация более великая и могучая и не нуждается в том, чтобы считаться с другими, особенно если их представители сами позволяют, чтобы их так легко отталкивали в сторону».
У нас было много бесед о положении русского рабочего и о том, могут ли союзники что-нибудь сделать, чтобы помочь ему. Британские офицеры предпринимали отчаянные попытки организовать и снабдить всем необходимым силы, способные ранней весной нанести большевикам смертельный удар. Генерал Нокс доблестно трудился и сделал для поддержания духа русского правительства больше, чем представители всех остальных союзников, вместе взятые. Если бы не его решимость и проницательность, нам лучше было бы остаться дома. Он ездил из Владивостока в Омск, из Омска во Владивосток, как будто путешествие длиной 5 тысяч миль – обычная поездка из Лондона в Бирмингем. Его сильной стороной было то, что, выбрав определенную линию поведения, он от нее не отступал, тогда как все вокруг него никогда не могли придерживаться собственных решений в течение продолжительного времени. Если хочешь, чтобы что-то было сделано, сделай сам. Хорошо иметь союзников, когда сильный враг бьет тебя или их, тогда все просто, достаточно обычного инстинкта самосохранения, чтобы вы объединились для совместной защиты. Но стоит только опасности отступить и реву конфликта стихнуть вдали, как союзники становятся не способны ни на что иное, кроме того, чтобы шпионить друг за другом и вставлять друг другу палки в колеса. Не было никаких доказательств, что кто-нибудь, кроме англичан, делает хоть что-нибудь, чтобы облегчить путь новому русскому правительству, но благодаря своей энергии генерал Нокс собрал людей и резервы достаточные, чтобы оправдать веру в скорое осуществление его планов. Потом внезапно возникла еще одна зловещая тень, угрожавшая расстроить все наши расчеты, а именно очень своевременный бунт железнодорожных рабочих, призванный повредить наши линии коммуникаций и сделать невозможным передвижение войск и их снабжение.
Глава 16
Русский рабочий класс
Генерал Дутов, как я писал раньше, сообщил нам, что сквозь наши ряды проникли большевицкие агитаторы со своей коварной миссией, но прошли месяцы, а мы ничего не слышали об этих эмиссарах зла. Теперь, когда мы приближались к критической точке нашей работы в 1919 году, со всех сторон послышался ропот вполне определенного характера. Необходимые военные меры были приняты, но, с нашей английской точки зрения, одного подавления было недостаточно. В нашей стране нас учили, что рабочий класс – это становой хребет государства, и, когда труд рабочих оплачивается плохо, сердце государства заболевает. В России нет даже понятия о том, что такое рабочий класс. Самодержавие никогда не задумывалось о нем. Идея последнего царя о реформе труда сводилась к запрету водки, и он лишился жизни. Офицерское сословие, составляющее в России значительную часть населения, никогда не уделяло этому предмету ни одной минуты своего внимания. В своде законов России нет никакого общего закона о труде, и весь ужас в том, что те, кто называли себя лидерами русских рабочих, отказывались требовать принятия законов, защищавших их труд. Они считали, что «закон» – это последнее, о чем должен думать рабочий, лишенный самых элементарных прав, что единственный способ для рабочего получить права – это отменить любой «закон». Это они и сделали. Профессиональный рабочий лидер в России – это анархист и ничего больше, а в большевизме его взгляды осуществляются на практике.
Такова проблема, с которой нам пришлось столкнуться, имея в своем распоряжении всего несколько недель. Для русского рабочего это был социальный вопрос, для нас и социальный, и военный. В конце концов генерал Нокс попросил меня взяться за пропаганду мира на железной дороге, чтобы посмотреть, нельзя ли убедить рабочих не бросать работу, а, напротив, поработать как можно лучше ради восстановления порядка в своей стране. Я пришел к заключению, что, если можно сделать хоть что-нибудь, чтобы придать русскому рабочему сознанию более правильный практичный характер, это стоит того, чтобы попытаться.
Вначале я столкнулся с одной трудностью: я был не в том положении, чтобы предлагать рабочим что-то определенное в обмен на их добровольную помощь воюющей части русского общества в ее крестовом походе против анархии. Казалось безнадежным просить так много, не имея ничего, что можно предложить в ответ. Единственным человеком, который мог поручиться за правительство, был сам Верховный правитель, поэтому я написал ему следующее:
«Омск, Сибирь, 4 февраля 1919 года
Верховному правителю,
его высокопревосходительству адмиралу Колчаку.
Сэр, глава британской военной миссии в Сибири генерал-майор Нокс просил меня предпринять поездку по железнодорожным мастерским Сибирской железной дороги, чтобы обратиться к рабочим и на правах представителя британских профсоюзов призвать их как можно лучше поработать на Российское государство во время проведения нынешних и будущих военных операций. А также не принимать участия в забастовочном движении и не чинить никаких препятствий транспортировке войск и их снабжению до окончания военных действий.
Я заметил генералу Ноксу, что хотя полностью согласен взять на себя эту миссию в отношении железнодорожных рабочих, боюсь, что она будет совершенно бесполезна, если я не смогу от имени русского правительства пообещать какого-то улучшения их положения.
1. Например, мне сообщили, что некоторые железнодорожные и другие рабочие в течение многих недель, а в иных случаях месяцев, не получали никаких зарплат, на которые могли бы содержать себя и свои семьи. Если это правда, то невозможно ждать, что рабочие будут довольны, и было бы странно, чтобы они согласились работать так же хорошо, как обычно. Необходимо, чтобы я имел возможность пообещать, что подобные недостатки будут исправлены, и в будущем зарплата будет выплачиваться регулярно.
