Торнол рывком распахнул дверь, которая пронзительно скрипнула ржавыми петлями, и выхватил факел из рук стражника. Глубоко вздохнув, он решительно вошел в темницу и замер, потрясенный, посреди камеры…
Тяжелой походкой, с помрачневшим лицом граф последовал за ним и остановился рядом с Дибором, ошеломленно обозревая пустое помещение. Он мрачно взглянул на миски со свежей едой, которые еще совсем недавно принес тюремщик. Не сговариваясь, оба медленно подошли к зияющему в углу отверстию бездонного колодца. Таррес вырвал из окаменевшей руки принца факел и внимательно осмотрел неровные выступы на краю камня. Через мгновение он поднял с пола несколько грязно-белых шелковых волокон и протянул их принцу.
– Ты добился своего, предатель и убийца! Вот все, что осталось от твоего брата. Не дождавшись спасения, Кайл предпочел быструю смерть гниению в этом склепе. Теперь его кровь на твоих руках! Как и смерть Эктора Торнола…
Грудь Тарреса пронзила резкая боль и, схватившись за сердце, он тяжело опустился на убогое ложе Кайла.
– Что с тобой, дядюшка?! – воскликнула Айра и, растолкав застывших у порога камеры людей, подбежала к графу.
– Все в порядке, моя девочка… – вздохнул Таррес. – Уже отпустило…
Он поднял свой взгляд на принца, застывшего, словно каменное изваяние, на краю пропасти. И, несмотря на ненависть, охватившую его разум, граф невольно посочувствовал юному Торнолу…
Лицо Дибора побелело, губы тряслись, а все тело колотил сильный озноб. Внезапно принц сделал шаг к колодцу… Прижав к груди волокна сорочки брата, он ступил на самый край пропасти, отрешенно глядя в пугающую черную бездну.
Словно распрямившаяся пружина, Таррес вскочил с нар и в самый последний момент успел ухватить за пояс уже падающего во мрак колодца Дибора. Он развернул принца лицом к себе и швырнул безвольное тело на нары. Тяжело дыша, граф покачал головой и сурово произнес:
– Нет, парень… Так легко ты не отделаешься! Тебя будет судить твой народ!
Неожиданно в камеру протиснулся испуганный Матей и сдавленным шепотом выдавил из себя:
– Кто-то спускается в подземелье! На лестнице слышны отдаленные голоса и бряцание оружия!
Таррес пронзительно взглянул на дворян и стражников, сопровождавших принца:
– Я считаю, что после всего произошедшего вам всем опасно оставаться во дворце. Предлагаю вам примкнуть к моим людям и бежать отсюда.
Пришедшие с Дибором согласно кивнули головами. Принц медленно поднялся на ноги и отрешенно произнес:
– Нас не выпустят за стены дворца…
– Глупый юнец, – усмехнулся Таррес, – ты считаешь, что я пошел бы на такое дело, не предусмотрев пути отхода?! Мои люди перебили стражу у северных ворот замка. – Граф обвел решительным взглядом своих спутников. – Нельзя медлить ни мгновения – прочь из этого гиблого места!
Оставив дверь камеры нараспашку, безмолвная группа людей спешно покинула подземелье, скрывшись во мраке темных коридоров…
Глава 10
Над Санирадом сгущались сумерки. Припозднившиеся обыватели спешили в сторону своих домов – отдохнуть после тяжелого трудового дня у каминов в кругу своей семьи. Привычный дневной шум большого города сменила тишина, нарушаемая лишь музыкой и криками, прорывавшимися из окон питейных заведений. Одинокие прохожие с опаской оглядывались на компании подвыпивших людей и полуголых девок, кучкующихся у дверей ночных притонов. Неспешно подкрадывалась ночь, таящая в себе опасность и запретные удовольствия.
Тем более неуместной казалась средь ночных жителей Санирада сгорбленная фигура старца, пробиравшегося по пустынной улице, опираясь на потрескавшийся деревянный посох. Шлюхи бросали в его сторону шутливые замечания, а ночные гуляки свысока взирали на тщедушного старика, закутанного в плащ с капюшоном. Один из шатающихся пьянчужек лениво оторвался от стены и нагло преградил путь пожилому человеку.
– А что, папаша, не завалялось ли у тебя случайно пары серебряных монет в твоем древнем одеянии?
Путник остановился, ловко перебросил посох из одной ладони в другую и поднял глаза на обратившегося к нему оборванца. Незадачливый пройдоха, встретившийся с уверенным острым взглядом, резанувшим его из недр капюшона, неловко пошатнулся и поспешно освободил странному пешеходу дорогу. Он и сам не понял, что именно заставило его ретироваться: то, что пожилой человек не выказал признаков замешательства, или же то, как сноровисто он перехватил свою палку, приготовившись к возможной обороне.
– Ходят тут всякие… – пробубнил пьяница скорее лишь для того, чтобы товарищи не сочли его трусом, и добавил уже громче: – Голь перекатная!
Старик неодобрительно покачал головой и двинулся дальше…
Привратник храма Четверых, уплетавший в своей каморке скудный ужин, едва не подпрыгнул от громкого стука в двери священной обители.
– Кого это занесла нелегкая в столь поздний час? – удивленно пробормотал он себе под нос и, с сожалением взглянув на чарку с вином, направился к выходу.
Едва он распахнул скрипучую створку двери и открыл было рот для невежливого вопроса, как тут же крепкая рука схватила его за шиворот и втолкнула в полумрак здания. Посетитель в сером потрепанном балахоне быстро зашел внутрь и с подозрением осмотрелся. Практически мгновенно его сгорбленная фигура выпрямилась и приобрела величественную осанку. Сбросив с чела ненавистный ему капюшон, Диамон строго взглянул на оторопевшего ночного сторожа:
– Проводи меня к катеону Отаву!
– Его святейшество уже спит! – повысил голос оправившийся от неожиданности привратник. – А вы не имеете права врываться подобным образом в обитель богов! Я не осмелюсь в такое позднее время беспокоить катеона!
– Я осмелюсь, – нетерпеливо ответил пожилой лекарь и, отстранив щуплую фигуру сторожа в сторону, двинулся было в глубь храма.
– Я не имею права пропустить вас к его святейшеству! – писклявым голосом вскричал привратник и вцепился в рукав посетителя.
– Все в порядке, Идей! – раздался из полумрака красивый звучный голос. – Это мой старый друг, пропусти его.
Зажглась свеча, и Диамон устремился к чуть полноватой фигуре в светлой тоге, стоявшей у алтаря.
Катеон, чей благообразный облик излучал ауру незыблемого спокойствия и доброты, приветственно распахнул руки для объятий. Его голубые глаза лучились такой необычной силой, что многие называли Отава «искрой Четверых». Пожилой, с обширной проплешиной, обрамленной седыми волосами; с гладким и радушным лицом – именно этот образ вселял в души прихожан умиротворение и веру в будущее.
Диамон обнял старого друга и негромко произнес:
– Отав, мне нужна твоя помощь…
– Четверо никогда не отказывали страждущим, явившимся в святую обитель, – улыбнулся катеон.
Он с благоговением простер руки в сторону огромных статуй Воина, Кузнеца, Охотника и Учителя, окружавших алтарь.
