– Нари…
– Все в порядке, – но Нари была не в порядке и, похоже, с трудом цеплялась за последние остатки самообладания. – Все с самого начала к этому шло.
– Тогда позволь мне хотя бы помочь…
– Нет. Для этого, Али, – Нари протиснулась мимо него, – ты мне не нужен.
27
Дара
Дара вышагивал вдоль шеренги солдат, состязающихся по двое.
– Нет, – сказал он недовольно, разнимая одну пару. – Не держи щит у колен. Подними его выше, и тогда сможешь нормально взяться за меч. Что это за хватка такая? Даже птичка вырвет оружие у тебя из рук.
Лицо юноши заалело.
– Прости, Афшин.
– Не нужно просить прощения. Нужно слушать и делать так, как я тебе говорю, пока не пришиб кого-нибудь ненароком.
К ним подошла Иртемида, постукивая тростью по песчаному полу ристалища.
– Давай-ка я с ними потренируюсь некоторое время, – тактично предложила она. – И потом, день был долгий и тяжелый, на таком-то солнцепеке. Может, они заслужили передышку?
– Передышку они заслужат, когда я увижу у них хоть какой-нибудь прогресс.
Дара метал молнии, глядя на своих самых новых и самых нелюбимых рекрутов. По предложению Каве каждый из знатных домов дэвов направил к нему по одному юноше для военной подготовки. В теории идея была хорошая. Офицерский состав у дэвов всегда набирался из знати. Великой честью было получить такой чин, чтобы в итоге еще теснее переплести аристократию с режимом Манижи, закрепляя их источник дохода в прямой зависимости от нее.
Но на взгляд Дары, эти юноши и выражение «великая честь» даже не могли стоять рядом в одном предложении. Это были избалованные купеческие детки, и если некоторые из них хотя бы старались, остальные не делали даже этого.
Иртемида снова обратилась к нему, с фальшивым задором в голосе:
– Афшин, я могу поговорить с тобой о нашем новом оружии? Гильдия кузнецов прислала обновленные чертежи.
– Только недолго, – проворчал он.
Он проследовал за ней в тенистый шатер, где Иртемида рухнула на скамью с подушками.
– Может, выпьешь? – предложила она, придвигая кувшин с абрикосовым соком.
– Я не хочу пить. Где твои чертежи?
Она улыбнулась, как бы извиняясь.
– На самом деле их еще не доставили. Я просто хотела дать ребятам передышку.
– Это нарушение субординации.
– Я знаю и надеюсь, что ты меня простишь. – Иртемида помолчала. – Могу я говорить с тобой, как с другом?
Дара недовольно закряхтел.
– Выкладывай.
– Ты сам не свой с того самого пира. Почти не разговариваешь с нами, слишком давишь на ребят…
Дара поморщился. Иртемида была права. Кратковременную легкость, испытанную им на пиру, возлияния с сослуживцами, утехи с танцовщицей – все это начисто перечеркнуло то, что он узнал в склепе. Хуже того, это казалось ему наказанием. Дара дерзнул развлекаться, и флиртовать, и чувствовать себя обычным, только чтобы узнать, что он совершенно не таков. Порабощен по приказу Зейди аль-Кахтани, воскрешен в порядке эксперимента – чудовище, порожденное махинациями ифритов, кровным долгом маридов и двумя Нахидами, разорвавшими друг друга в клочья в пылу боя за жизнь младенца.
Все это привело его в еще более скверное расположение духа, чем обычно. Но Иртемиде он солгал.
– Если я и напряжен, то только из-за этого так называемого мирного съезда, – сказал он, вспомнив о запланированной Манижей встрече с представителями джиннских племен, которых удалось заинтересовать ее новым союзникам дэвам. – Придется включать в состав охраны хоть кого-то из этих мальчишек, чтобы угодить их богатым родственничкам, а они все совершенно бестолковые.
Иртемиду это не убедило.
– Ты был гораздо терпимее к нам, когда мы только начинали тренировки.
– Вы хотели научиться. Вот и вся разница.
Из темной арки, ведущей к дворцу, появился приказчик.
– Афшин, бану Нахида хочет поговорить с тобой.
– Сейчас приду. – Дара по-прежнему лез из кожи вон, чтобы заново завоевать благосклонность Манижи, полный решимости вернуть себе место при дворе. Он поднялся с места и кивнул на ногу Иртемиды: – Как выздоровление?
– По-моему, это называется «со скрипом».
– Если ехать очень медленно, как думаешь, ты в состоянии снова сесть в седло?
Глаза у нее загорелись:
– Это было бы прекрасно.
– Хорошо. Тогда иди, работай с этими сопляками, а потом, после съезда, попробуем сделать круг вдоль внешних стен. Слишком давно я их не объезжал.
– Но только в целях безопасности, я правильно понимаю? А не потому, что это может быть расценено как приятное времяпрепровождение?
Дара беззлобно нахмурился.
– Иди, чеши языком с мальчишкой, который вот-вот вспорет себя мечом, – сказал он, указывая на одного из рекрутов. – А я схожу узнаю, чего хочет бану Нахида.
Дара нашел Манижу в саду – исключительно потому, что направился на ее крики, настолько для нее не характерные, что он бросился бегом через кусты, чуть не сбив при этом садовника.
– …я убью ее, убью, если она причинит ему боль. Я найду ее детей и вскипячу кровь в их жилах, и заставлю ее смотреть, а потом убью и ее!
Он в спешке вывернул из-за поворота. Манижа и Каве были одни на небольшой лужайке, окруженной розовыми шпалерами, и этот мирный пейзаж никак не вязался с ее разъяренной поступью. В одной руке она держала вскрытый свиток и так сильно трясла его, что Дара удивлялся, как тот не порвался надвое.
– Бану Манижа? – отважился он. – Все… хорошо?
Она резко развернулась к нему.
– Нет. Жена Гасана, эта чертова крокодилиха, похитила моего сына и угрожает убить его, если я причиню вред ее детям. О нет, не так… «все, что будет сделано с Зейнаб или Ализейдом, учинить Джамшиду в двойном объеме», – уточнила она, зачитывая письмо вслух. – Я вырву ей сердце.
Дара отпрянул:
– Джамшид у королевы?
Каве кивнул, бросив на Манижу беспокойный взгляд.
– Похоже, Ваджед направился в Та-Нтри. – Он указал на дерево, на ветке которого уселся чешуйчатый голубь. – Сегодня утром мы получили послание.
Манижа разорвала письмо напополам.
– Мне нужна Зейнаб аль-Кахтани. На неделе. Завтра. Если она не реагирует на мои угрозы в адрес брата, тогда предложи ее вес в золоте и свободный выезд из города тому, кто ее выдаст. Или их семьям. Я снабжу их лошадьми, припасами – чем угодно, чтобы обеспечить им безбедную жизнь в любой точке света.
Дара колебался. Он так и не сказал Маниже, что видел Зейнаб в больнице.
