При этих словах Мунтадир вздрогнул, и в его глазах закипела ненависть. Но он придержал язык, когда Дара бросил на него предостерегающий взгляд, приосанился и с высокомерным видом отвернулся к занавешенному окну, демонстративно никого вокруг себя не замечая.
Паланкин подвигался вперед, дождь непрерывно барабанил по балдахину. Дара сморщил нос, обмахивая лицо ладонью, чтобы сбить железный аромат оружия, от которого в спертом воздухе становилось нечем дышать. Среагировав на движение его руки, младший брат Тамира, имени которого Дара не помнил, подскочил.
И я должен воспитать из этих детей воинов? Дара раздосадованно откинулся назад, чтобы заглянуть за занавеску. Он мог видеть один из трех впереди идущих паланкинов, но в остальном улица пустовала. Они ехали по бульвару, ведущему мимо самых знатных поместий Дэвабада, где жили такие дэвы, как братья Вайгас, и никто, кроме какого-нибудь незадачливого слуги, не осмеливался выйти на улицу в такую непогоду.
Он изучал толстые стены, за которыми прятались окружавшие их особняки. По мостовой протянулась кривая трещина, но здесь это был единственный признак общего упадка Дэвабада. Влажные розы и пышные виноградные лозы взбирались по стенам зданий, мрамор и латунь отмечали богатство здешних жителей.
Возможно, Дара мог бы найти в этом утешение – живое доказательство тому, что его дэвы переживали и более худшие времена. Но теперь он размышлял о цене такого спокойного благополучия и о компромиссах, на которые этим Дэвам пришлось ради него пойти.
Его внимание привлек треск – звук почти не отличался от стука лошадиных копыт, но заставил Дару нахмуриться. Из паланкина впереди послышался приглушенный крик.
Дара подскочил. Голос был похож на Каве.
– Остановить лошадей! – приказал он. – Скажите…
Он почувствовал резкий укол в ногу, словно укус зловредного клопа. Дара непонимающе перевел взгляд вниз и увидел странную тонкую трубку из стекла и металла, торчащую у него из бедра. Она напоминала какой-то инструмент в лазарете, и Дару это настолько ошеломило, что он заметил на полсекунды позже, чем нужно, что трубка была наполнена темной жидкостью, в которой сверкали металлические частички.
А брат Тамира, эта бестолочь, чьего имени Дара даже не пытался вспомнить, держал эту трубку и нажимал на ее поршень раньше, чем Дара успел остановить его.
Дара выдернул инструмент из ноги, схватил мальчишку и свернул тому шею, прежде чем остальные успели хотя бы вскрикнуть. Он вскочил на ноги, и огонь охватил его кожу, когда он позволил магии поглотить его.
А потом все прекратилось. Дара рухнул, когда паланкин с грохотом остановился, его нога подкосилась. Бедро обожгло болью, волнами расходящейся от того места, куда мальчишка сделал укол. Он смутно слышал крики, доносившиеся из других паланкинов, слышал, как Гуштап выкрикивает его имя, а потом замолкает, но Дара не мог ни на чем сфокусироваться. Из глаз сыпались серебряные искры, и ужасный, парализующий жар распространялся по его телу.
– Тур! – взвыл Тамир, бросаясь к брату. – Нет!
Дара забился в конвульсиях, корчась на полу и силясь заставить руку повиноваться ему. Нож висел у него на поясе – если бы он только мог…
Обутая в сандалию нога тяжело опустилась ему на запястье, а затем Мунтадир склонился над ним, и безжалостное выражение лица эмира расплывалось перед глазами, когда тот вырвал нож из руки Дары. Вдалеке раздался еще один хлопок, яркий свет, осветивший темный интерьер.
А затем – вспышка ослепительной боли, когда Мунтадир вонзил нож Даре в живот.
– Ты права, госпожа та-Бузо, – произнес эмир бесцветным голосом. – Я никогда не стану работать с убийцами моего отца. – Краем глаза Дара наблюдал, как Мунтадир открывает тиковый сундук. – Я благодарен тебе за это, – добавил он, проводя рукой по оружию. – Приятно знать, что мы все еще можем рассчитывать на Аяанле.
Амани поклонилась:
– Разумеется, эмир. – Все следы их враждебного отношения испарились – глупый спектакль, в который поверил Дара. – От меня требуется что-нибудь еще?
– Афшин!
Каве. Но Дара не мог ему ответить. Он был парализован – что бы за яд ему ни ввели, теперь ему казалось, будто он наблюдает за всем происходящим из плена собственных глаз.
– Нет, госпожа, – ответил Мунтадир. – Один из моих охранников проводит тебя обратно в сектор. Тебе следует поторопиться.
В следующее мгновение Амани уже исчезла за дверцей кареты. Ветер подхватил дверцу, распахнув ее настежь. Ледяной дождь хлестал Дару по лицу.
– Афшин!
Дара сумел повернуть голову достаточно, чтобы увидеть Каве. Старшего визиря окружили другие дворяне. Он испуганно выставил руки перед собой, словно отмахиваясь от них. Гуштап был мертв – он лежал с перерезанным горлом на грязной дороге.
Мунтадир вытолкнул из паланкина сундук с оружием. Дара слышал, как тот грохнулся на землю, и дэвы издали вопль ликования.
Он отчаянно взывал к своей магии, к своему телу, к чему угодно, но железо, текущее по его венам, оставило его обездвиженным. Изнемогая от боли, не в силах подчинить тело разуму, он мог только наблюдать за толпой дворян, налетевших на оружие, и неистово взревевшим Каве, когда того потащили прочь. А потом – другие звуки. Страшные, гортанные хрипы и вой…
– Джамшид, – прохрипел Дара. – Его отец. Не… не…
Не дай ему умереть подобным образом.
Мунтадир развернулся к нему, но в лице эмира читалась не жажда жестокой мести, которую ожидал увидеть Дара, а потерянное, горестное оцепенение. Это был взгляд мужчины, сломленного намного сильнее, чем предполагал Дара, и который больше не мог этого скрывать.
– Джамшид мертв, – прошептал Мунтадир. – И Али мертв. И Нари мертва. Мы все мертвы – из-за тебя.
Он занес короткий кинжал, направив острие прямо в сердце Дары.
Послышался раскат грома… и весь паланкин разлетелся на куски.
Дара увидел вспышку света, огонь, а затем с размаху ударился о землю и больше ничего не видел.
28
Нари
Нари оттолкнула от себя раскрытую перед ней книгу.
– Бесполезно. С таким же успехом это могло быть написано по-гезирийски.
Джамшид поймал манускрипт, прежде чем тот упал на землю.
– Осторожно! Не швыряйся двухтысячелетней семейной историей.
– Для меня это двухтысячелетние каракули. – Нари потерла виски, голова уже раскалывалась. – Как только я думаю, что у меня начинает получаться…
– У тебя все прекрасно получается, – заверил Джамшид. – Создателя ради, Нари, дай себе чуть больше двух дней на то, чтобы выучиться читать на древнедивастийском диалекте, известном только ученым.
– И бывшим послушникам храма, – проворчала она. – У тебя-то, я смотрю, никаких проблем не возникает.
