– Посреди ночи?
– И что такого? – Дара сверкнул глазами. – В мое время, если бы я позволил себе так разговаривать с вышестоящим офицером, я бы целый год потом чистил вольеры симургов.
– Он не хотел обидеть, – быстро заступилась за него Иртемида. – Бану Манижа просила нас доставить тебя к ней.
Даре это не понравилось. Они с Манижей не виделись с тех пор, как она вышвырнула его с арены, и он не мог представить худшего времени для этого разговора, чем прямо сейчас, когда его тело было измождено, а эмоции – в раздрае после встречи с Зейнаб.
Но и отказать он ей не мог. Бросив последний тоскливый взгляд на дверь – там его действительно ждала удобная кровать, а слабый запах и шум лошадей внизу убаюкивали Дару, погружая его в грезы о том, что он находится совсем в другом месте.
Он скривился:
– Конечно. Готов служить. Всегда, – добавил он, не скрывая сарказма в голосе.
Его привели к Маниже, в бывший кабинет Гасана. Сначала Дару удивило ее желание обосноваться там, в то время как сама Манижа даже велела починить стол последнего короля Кахтани, чтобы присвоить себе и его. Дара предложил наколдовать для нее новый кабинет, просторный и светлый, поближе к лазарету или саду, но она отказалась.
– Гасан отнял у меня все, – сказала она тогда, проводя пальцами по филиграни из слоновой кости в полированной поверхности отреставрированного деревянного стола. – Мне доставляет удовольствие забирать себе его вещи.
Настроение Дары испортилось еще больше, когда он вошел в кабинет. Манижа ждала его не одна, а с Визарешем. Они сидели друг напротив друга, и это показалось ему странным. Обычно Манижу сопровождал Аэшма, в то время как Визареш исполнял его поручения или строил какие-то свои козни, за которыми ифриты обычно коротали свои дни.
– Афшин! – Манижа взглядом пригвоздила его к порогу. – Наконец-то. Я уже начала волноваться, что с тобой что-то случилось. – Она опустила глаза на листья на его одежде: – Гулял по лесу?
– Мне нравится в лесу. Там пусто.
Она вздохнула, взглянув на его конвоиров:
– Оставьте нас.
Те повиновались, закрыв за собой дверь. Воздух в комнате был спертый, душный, и, чувствуя легкое головокружение, Дара кивнул на задернутые шторы:
– Ты не против, если я открою окно? В саду дует такой приятный ветерок.
– Я не хочу видеть сад. Это напоминает мне о брате.
Дара поморщился. Он ведь слышал, как она сокрушалась об этом раньше, но забыл.
– Прости.
– Все в порядке. Присаживайся, – Манижа указала на подушку рядом с Визарешем.
Ифрит злобно ему улыбнулся:
– Ты побледнел, Афшин. Неужто последнее воскрешение прошло не гладко?
– Еще как, – ответил Дара со всей открытостью, на какую был способен. – Я стал замечать, что почему-то веду себя неуравновешенно, непредсказуемо, и иногда меня так и тянет вонзить нож в горло какой-нибудь огненной твари поблизости. Кстати… я уже говорил тебе, как ярко ты сегодня пылаешь?
– Довольно, – раздраженно процедила Манижа. – Визареш, ты тоже нас оставь, пожалуйста.
С преувеличенным поклоном ифрит выполнил приказ.
Но это не помогло разрядить напряжение в комнате. Дара прижал ладони к ногам, пытаясь подобрать слова. Он никогда раньше не испытывал подобного ни к одной живой душе: смеси преданности и страха, любви и отвращения.
Но оставшись наедине с Манижей, он вспомнил о том, кто еще должен был быть здесь с ними, и начал с этого.
– Мне очень жаль, бану Манижа. Я знаю, что говорил это раньше, но это так. Я очень сожалею о том, что случилось с Каве.
– Я знаю, – ответила она тихо. – Я тоже. Но его смерть не была напрасной. Она многое прояснила.
– Прояснила?
– Именно. – Манижа даже улыбнулась ему. – Но я забегаю вперед. Как ты себя чувствуешь? Меня встревожила весть о том, что ты покинул лазарет. Я должна знать, где ты находишься, Афшин, днем и ночью. Твое благополучие очень важно для меня.
Дара прочистил горло.
– Я в порядке, – солгал он.
– В полном порядке? Ты не чувствуешь себя изменившимся? Ослабевшим? – Она протянула руку и коснулась тряпки, которой Дара обмотал реликт на запястье. – А я думала, это вызовет у тебя ряд вопросов.
Дара поборол желание выдернуть руку.
– Я рассудил, что придет время и ты сама мне все расскажешь.
– Да, ты прав. И это одна из причин, по которым я тебя сюда пригласила. Я хочу наладить отношения между нами, Дара. Наши семьи слишком давно и тесно связаны, чтобы нам с тобой долго оставаться в ссоре. Я хочу, чтобы мы снова могли говорить друг с другом открыто.
– Тогда что произошло на арене? – вырвался у него вопрос. – Я видел, как ты использовала магию. И та дэва, стоявшая перед тобой на платформе… – Дара содрогнулся. – Ты потребовала ее имя. Ты потребовала, чтобы она покончила с собой во имя тебя. – Выражение лица Манижи оставалось спокойным, пугающе спокойным, и в голосе Дары проступила досада. – Пожалуйста, объясни мне. Скажи, что я неверно все трактовал, – уже почти умолял он. – Эта магия… она не наша. Так не должно быть.
– Почему же? Потому что это опыт, переданный ифритом? – Она покачала головой: – Эти так называемые дворяне были предателями и умерли бы в любом случае. Зачем же позволять силе в их крови бесполезно утекать в песок, когда мы так нуждаемся в ней?
Ох, Манижа. Все стало очевидно уже на арене, но слышать из ее уст это небрежное признание в столь ужасном деянии разбивало Даре сердце.
И тут он вспомнил о предупреждении Зейнаб. В этот момент он принял решение. И это решение не имело никакого отношения к насилию. Манижа все еще держала его запястье, поэтому Даре было проще сделать то, чего он не делал никогда прежде.
Он взял ее за руки.
– Бану Нахида, мне кажется, нам лучше уйти.
Манижа удивилась:
– Уйти? О чем ты говоришь?
– Покинуть Дэвабад. На этой же неделе. Возьмем с собой припасы и всех дэвов, которые пожелают сопровождать нас, опустошим сокровищницу. Мы вернемся в горы…
Она отдернула руки:
– С ума сошел? Зачем нам покидать Дэвабад? Весь смысл войны заключался в том, чтобы вернуть его!
– Нет, смысл заключался в том, чтобы спасти наш народ. Вернуть тебя к семье. А в этом плане… – Создатель, до чего же это было трудно сказать. – Бану Манижа, мы потерпели неудачу. Город разваливается на части, наш народ отворачивается от нас. Я не вижу способа исправить положение.
– То есть ты хочешь бежать лишь потому, что горстка предателей и джиннов не пожелала склонить головы? Исключено!
– Потому, что ты превращаешься в чудовище! – Дара попытался успокоить свой голос, но безуспешно. – Бану Нахида, такой же разговор состоялся у нас с тобой в лагере, когда мы спорили про яд. Тогда ты меня не слушала. Я умоляю прислушаться ко мне сейчас. Вернемся в Дэвастан, к нашим корням. Построим что-нибудь настоящее. Без магии крови, без ифритов.
