– Это мы еще посмотрим, – пробормотала Нари, засовывая кинжал за пояс. Закончив сборы и подготовившись, насколько это было возможно, морально, она вернулась к своему шеду. – Пойдем, Мишмиш. Пора уладить один семейный конфликт.
Они летели низко к земле, и Нари, верхом на огромном магическом льве с радужными крыльями, надеялась оставаться как можно более незаметной. Впрочем, похоже, ей не стоило волноваться – зрелище перед ней уверенно приковало бы к себе внимание любого случайного путника. За рекой Гозан, там, где когда-то простиралась лишь очередная иссушенная равнина – иллюзия, скрывающая город, – теперь возвышалось громоздкое кольцо темных гор, густо обросших лесом, странно контрастируя с каменистой пустыней. Могло показаться настоящим чудом, что два столь разных мира соприкоснулись друг с другом.
Но никакого чуда в этом не было. Подлетев ближе, Нари увидела, что деревья изъедены гнилью, их кора покрылась гнойными наростами, а из листьев ушла вся зелень. Целые насаждения лежали на земле, постепенно рассыпаясь дюнами пепла, которые уносил ветер. Рваная рана вспорола холм, поросший умирающими полевыми цветами; из ее глубины торчали зазубренные валуны, напоминая ножи. Камни были окрашены в алый цвет, такой же, как кровь Нари.
Прекрасное предзнаменование. Очень многообещающе, с какой стороны ни взгляни. Но Нари не останавливалась. Она сделала свой выбор и уже преодолела упавший предел между двумя своими мирами.
Волна жара окатила ее, кольцо обожгло кожу. Нари вцепилась в Мишмиша, изо всех сил пытаясь не упасть, когда по ее телу пробежала волна необузданной, нервной энергии, как будто она выпила много, слишком много чашек чая. Она вдруг почувствовала… связь, некую общность с миром под своими ногами, как будто это был пациент, лежащий перед ней на смотровом столе, открытый ее целительскому взору.
И пациент был очень болен. Повинуясь инстинкту или даже не инстинкту, а самому миру, который подзывал ее, забирая то, в чем так нуждался, магия забурлила в ее руках, в ее сердце, расходясь от ее тела волнами, и Нари крепко вцепилась в Мишмиша, чувствуя, как их швыряет по волнам бурного, невидимого моря.
Пациент начал выздоравливать.
Больные деревья дали новые побеги, их сгнившая кора отвалилась, обнажив под собой здоровую древесину. Распустились почки и яркие молодые листья, как будто в одночасье случилась весна. Там, где пролетала Нари, волнами разливались краски: бледно-голубые цветы и розовый клевер бежали по ландшафту, мох укутывал острые камни мягким покрывалом. Магия мчалась вперед, раскатывая перед ней зеленый приветственный ковер.
– Ух ты, – восхищенно прошептала она.
Других слов у Нари не нашлось, слезы навернулись ей на глаза.
Она дома.
Ее прикосновение резко оборвалось там, где кончались горы. Лежащее за ними озеро осталось неизменным, бурля с неистовством тропического циклона. Волны бились о берег, в пенистых водоворотах кружились сломанные ветви деревьев. Если бы вода умела злиться, то про озеро маридов хотелось сказать, что сейчас оно было в ярости и бросалось на все, до чего могло дотянуться. Но ни это, ни что-либо другое не привлекло внимания Нари.
Потому что в поле зрения наконец-то возник ее город.
Дэвабад, во всей своей красе и бесчестье. Могучие латунные стены, украшенные ликами его основателей, ее предков. Нагромождение зиккуратов и минаретов, храмов и ступ; головокружительное разнообразие разных архитектурных стилей и эпох – каждое племя, каждый голос оставили свой неизгладимый отпечаток на городе джиннов. Шафиты из Персеполя и Тимбукту, странствующие ученые и поэты-воины со всех уголков света. Их труд, оставленный без признания в официальных хрониках, вместо этого увековечил их имена на городских стенах. Женщины, хранившие молчание из-за правил «приличия», воздвигали университеты, библиотеки и мечети, высекая свои имена в самом облике города.
Однако везде что-нибудь было не в порядке. Там, где раньше стояли волшебные здания, уродливыми оспинами на горизонте зияли пустые пространства. Латунные стены потускнели, здания при ближайшем рассмотрении местами не досчитывались кирпичей, а известка на них почернела. Вопреки всем представлениям Нари о погоде, каким-то образом восточную половину острова покрывал снег, в то время как на западной половине солнце палило так нещадно, что в заросших кустарником холмах разгорались небольшие пожары. Мрачная черная туча при ближайшем рассмотрении оказалась роем мух, а разрушенная Цитадель лежала под небом, как шрам, наполовину утопленная в озере.
Как и горы, Дэвабад был болен. Но из ее рук больше не рвалось волшебство, и Нари боялась, что одной Нахиды, порхающей по воздуху, окажется недостаточно, чтобы исправить урон, нанесенный ее городу.
Они подлетели вплотную к стене, и она сделала глубокий вдох: их с Мишмишем заметят уже через несколько секунд. Создатель, если ты когда-нибудь слышал мои молитвы, помоги мне спасти мой дом. Направь меня, как ты направлял Анахид.
Пусть моя рука не дрогнет, когда это станет необходимо.
И, пролетев над стенами, они ворвались в город Дэвабад.
Они оказались прямо над Большим базаром. Место, куда ее, с широко распахнутыми от изумления и восторга глазами, впервые привел Дара, рынок, переполненный джиннами, покупателями и торгашами, оказалось не узнать. Большинство магазинов были заколочены, некоторые – разграблены. Нигде не было видно гуляющих семей – только стайки джиннов, державшихся в тени, с клинками, сверкающими за поясом.
Джиннов, которые очень быстро заметили огромного летающего льва. Послышались тревожные вскрики, за которыми последовал жуткий металлический лязг, будто кто-то опрокинул полку с кастрюлями.
– Бич! – услышала она чей-то вопль. – Он вернулся!
– Это не он! – крикнула Нари группе мужчин в изодранной военной форме. Какая прелесть – один уже заряжал ружье.
Но они услышали ее, и тон криков немедленно изменился.
– Это бану Нахида! – воскликнула женщина. – Бану Нари!
Имя Нари разнеслось по ветру, и звон разросся стократно. Горожане выходили на улицы и высовывались из окон, чтобы посмотреть в небо. И хотя ликование приободряло чуть больше, чем пальба, Нари не замедлила полета. Признаки упадка и болезни наблюдались повсюду, от зданий, рассеченных напополам, до публичных фонтанов, затопленных зловонной жижей. Нари с облегчением отметила, что больница все еще цела – и на том слава Создателю. Она подстегнула Мишмиша, и тот, перелетев через крышу больницы, направился к мидану…
Невозможное опустошение предстало ее глазам.
Нари моргнула, решив, что разум играет с ней злые шутки. Потому что от места, где когда-то, квартал за кварталом, стояли шумные жилые районы, простираясь от больницы до мидана, теперь остались только щепки, как будто огромная кувалда упала с неба, разнося все на своем пути. Но разрушения не ограничивались одним лишь шафитским районом: широкой полосой разрушений также задело сектора Аяанле и Гезири. Их врата лежали в руинах, наполовину погребенные под осколками стены мидана.
