Джамшид продолжал разглядывать его.
– Я слышал ваш с Нари разговор перед тем, как она спасла тебе жизнь. Ты… ты действительно видел, что будет после? – неуверенно спросил он.
Задорная улыбка сестры и тихая кедровая роща с ковром, сотканным его матерью. Что-то подсказывало Даре, что это место не предназначено для глаз и ушей мира живых.
Он помедлил, а потом ответил:
– Если то, что я видел, правда, значит, покой уготован и худшим из нас. Даже тем, кто его не заслуживал. Это прекрасно. И говорит о милосердии, не достойном этого мира.
Джамшид затрепетал.
– Интересно, увидят ли однажды это место и мои родители? – Он взглянул на догорающий костер, потом снова на Дару: – И ты не хотел вернуться туда?
– Ужасно хотел.
– Тогда почему же остался?
Потому что я еще не заслужил этого.
Слова пришли на ум с поразительной ясностью, изумив самого Дару. Он только что погубил Манижу и сходил с ума от невыносимой боли, когда перед ним предстала Нари, яркая, как пламя с печатью Сулеймана, пылающей на виске… словно она была посланницей рая, чьего суда он боялся. И когда она спросила, чего хочет Дара… смерть, которой он жаждал и о которой умолял…
Он ее пока не заслужил.
Но с этим откровением пришла ясность. Постепенно оформившееся решение, которое, оглядываясь назад, казалось почти очевидным.
Дара снова перевел взгляд на Джамшида:
– Потому что у меня еще остались здесь дела.
Из сорока двух воинов, которых Дара привел в Дэвабад, осталось восемь – Дара понесет наказание и за эту утрату. Вглядываясь в бледные, исполосованные шрамами лица своего мизерного взвода, он лишь явственнее сознавал, кого не досчитывался в их рядах. Верного Мардония, который пал самым первым, защищая бану Манижу, и Бахрама, с которым Дара в последний раз разговаривал, когда краснеющий юноша пытался урвать несколько минут наедине с Иртемидой. Вечно ухмыляющегося Гуштапа и Лале, тихоню, которую, по-видимому, казнила Манижа, когда выяснилось, что она помогла нескольким пожилым дэвам сбежать с арены.
Они все были так молоды. Так искренни, полны жизни и надежд.
Теперь они были сломлены, отчаяние читалось в линиях их ссутуленных плеч и сердито поджатых губ. Даре было знакомо это чувство: точно такое же горе и ненависть когда-то подпитывали его силой.
Поэтому он намеревался сделать все возможное, чтобы это не стало их концом. Он нашел тихое место в храмовом саду, рощу тенистых деревьев, окруженную ухоженными розовыми кустами. Они не были совершенно скрыты от посторонних глаз – то и дело из-за кустов выглядывали любопытные лица и слышались голоса паломников, – но Дара предполагал, что у его ребят был достаточно устрашающий вид, чтобы отпугнуть непрошеных гостей.
Воины не перебивали Дару, пока он говорил, – для этого они были слишком хорошо обучены. Но нельзя было не заметить все возрастающий ужас и недоверие на их лицах, когда он в подробностях описывал прегрешения Манижи: от казни дэвов ради магии крови и его, Дары, порабощения, до того, как она позволила ифритам разграбить храм и похитить сосуды рабов, и вызвала своим колдовством безудержное, разрушительное нашествие на дворец, которое погубило столько же своих, сколько и джиннов.
Когда он закончил, воцарилась тишина. Иртемида была так бледна, что Даре захотелось на всякий случай проверить ее пульс.
– Но… но мы выполняли ее приказы, – наконец подал голос Пироз. – Она сказала, что все они виновны. Афшин, она велела мне отнимать родителей от их детей…
– Я знаю, – тихо отозвался Дара. – И ужасно сожалею, что не остановил ее раньше. Я нес за вас ответственность, но не увидел, во что она превратилась, пока не стало слишком поздно. И не научил вас видеть это самостоятельно. – Он сглотнул сквозь ком в горле. – Слишком долго я думал, что моя единственная задача – повиноваться. И научить вас всех повиноваться. Но я ошибался.
– Но она же была Нахидой, – недоумевала Иртемида. – Одной из благословенных Сулеймана. Она творила чудеса!
– Она творила магию, – возразил Дара. – То, как она убила Гезири и вернула меня к жизни под своим контролем, не имело ничего общего с чудесами.
– Бред! – Ношрад, воин, которым Манижа заменила его при дворе, вскочил на ноги. – Слухи о том, что ты свернул на кривую дорожку, ходили давно. А теперь вернулась бану Нахида, которую, как всем прекрасно известно, ты действительно хотел, – как кстати, что Манижа вдруг оказалась злодейкой. – Его лицо перекосило от ярости. – Ты убил ее. Свою бану Нахиду. Если бы в этом городе осталась хоть капля порядка, тебя бы за это вздернули на стене храма. – Он плюнул Даре под ноги. – Для меня разговор окончен.
Иртемида, рассвирепев, открыла рот, но Дара покачал головой:
– Пусть уходит.
Ношрад был отнюдь не единственным разгневанным дэвом. Сторонников Манижи оставалось все меньше, но истинных фанатиков было еще предостаточно: дэвов, которые были в восторге от резкого взлета их племени и не одобряли идеи Нари о «распределении власти». Борьба с ними должна стать первостепенной задачей при восстановлении города.
Но Дары не будет в их числе.
– Послушайте меня, – продолжал он, не пожалев времени на то, чтобы каждому заглянуть в глаза. – Ибо я собираюсь преподать вам последний урок, который, к сожалению, никогда не преподали мне. Есть время для войны – и все вы, мои ученики, отважные воины, которыми я бесконечно горжусь. Но также есть время сложить оружие и сохранить мир. Время признать, что началась принципиально иная борьба, которая может оказаться даже труднее. Вашим оружием в ней должны стать слова и ваши убеждения. Но эта игра стоит свеч – ваши жизни стоят свеч. Не позволяйте тем, кто никогда не окажется в окопах, превращать их в пушечное мясо. Найдите себе применение. Найдите счастье, а если не сможете найти его здесь, начните с чистого листа на окраинах Дэвастана.
Иртемида сказала:
– Эти новые правители – они нас накажут. Ты же не думаешь, что Мунтадир аль-Кахтани забудет солдат, державших его, пока Манижа вырезала ему глаз?
– Всю вину за вас я возьму на себя. За всех вас. Я уже обсудил это с бага Джамшидом и Картиром. Вы в безопасности.
– Но тогда тебя возненавидят.
– Они всегда ненавидели меня. Я живу ради ненависти джиннов. – Дара улыбнулся. – А теперь ступайте. Сегодня прекрасный день, и впереди ждет большая стройка. Не тратьте свое драгоценное время на проповеди старика.
Они исполнили его последний приказ с явной неохотой, но все же ушли. Дара смотрел им вслед с екающим сердцем. Несмотря на трагичные обстоятельства, он нашел друзей в своих воинах. Их обучение спасало его и придавало смысл его жизни в темные первые годы после возвращения с того света, когда он сходил с ума от страха за Нари. Дара любил их.
