– О чем они? – спросил Али. – Ваши молитвы?
Нари покраснела.
– Об этом лучше спросить жрецов. Но они похожи на ваши… по крайней мере, судя по обрывкам, которые я слышала, когда в детстве просила милостыню у мечетей. – Она воткнула ветку в песок, позволяя коже пропахнуть дымом.
– А ваши обряды? Огненные купели?
– Обряды напоминают о необходимости ухаживать за купелью и поддерживать в ней огонь. – Она прикусила губу. – Однажды я сказала Картиру, что это просто хитрый способ напоминать людям молиться, потому что без молитвы огонь погаснет, а он назвал меня циником. Но, несмотря на это… мне нравятся эти ритуалы, они приносят умиротворение. Мне нравится их бессменность – то, что Анахид совершала эти же самые действия много веков назад. То, что дэвы пронесли их сквозь время. То, что мы пережили и худшее. Когда я приехала в Дэвабад, Низрин мне сказала, что в огне, который пережил самую темную ночь, всегда можно найти утешение. Потому что тьма неизбежна, но пока у тебя горит огонь, все будет в порядке.
– Это очень красиво, – тихо сказал Али. – Я этого не знал. А должен был. Мне следовало выделить время и поинтересоваться тем, что почитает священным столько жителей моего города.
– Видимо, в Цитадели решили, что целесообразнее внушать своим солдатам, что огнепоклонники – сущие звери. Так легче причинять нам боль.
– Это не оправдывает моего невежества. – Али уставился на свои руки. – Из-за меня страдали дэвы и шафиты. Я говорил и делал вещи, из-за которых их убивали. Я убивал их сам. – Он поднял глаза на тлеющую траву в плавучей раковине. – У нас есть один стих, похожий на то, что сказала тебе Низрин. В нем говорится, что Бог – это свет небесный и земной; такой же надежный, как свет лампы под стеклом, и такой же яркий, как свет звезд. И что он всегда рядом, чтобы направлять нас.
Его последние слова, произнесенные с запинкой, укрепили уверенность Нари в принятом решении. Она подобрала одну ветку, разломала ее на мелкие кусочки, чтобы занять дрожащие руки, и осторожно положила одну щепку в растопку. Та занялась, и огонь лизнул сухое дерево.
– Я не вернусь в Египет, Али, – начала она. – Я не могу. Судя по тому, что говорила Кандиша… боюсь, ифриты преследовали собственные цели в союзе с Манижей. Слишком много совпадений. Никто не знал, что Дара был порабощен, но каким-то образом его кольцо оказалось у моей матери, когда та водила компанию с ифритами, пленившими его? И они так охотно помогают ей, своему смертельному врагу?
Али не удивился, когда она сказала, что не вернется в Египет – возможно, он действительно научился читать ее, – но последующие ее слова вызвали у него сомнение.
– Твоя мать оказалась достаточно умна, чтобы перехитрить моего отца. Ты действительно думаешь, что она клюнет на козни ифритов?
– Я думаю, что ифриты строили свои козни за тысячелетия до нашего рождения. И да, я думаю, Манижа могла так изголодаться по власти и мести, что цена вопроса ее не заботила. Или, возможно, она решила, что сможет перехитрить и их тоже. В любом случае… – Горло Нари перехватило от испуга – тело было гораздо умнее ее глупого, безрассудного сердца. – Я не могу сидеть сложа руки. Дэвабад – мой дом. Наш дом. – Она протянула руку и снова переплела их пальцы. – Кахтани и Нахиды довели нас до этого. Думаю, будет справедливо, если аль-Кахтани и э-Нахида все исправят. Или, что более вероятно, умрут мучительной смертью в попытках это сделать.
Он сжал ее пальцы.
– Я сделаю вид, что не слышал последней части. Но… ох! – Али выпустил ее руку. – Чуть не забыл! – Он поднялся с земли и куда-то убежал.
– Что не забыл? – окликнула Нари.
Но Али уже успел вернуться.
– Повесил на дерево, чтобы просохла.
Нари узнала черную сумку в его руках.
– Мои инструменты! – обрадованно воскликнула она. Она вскочила на ноги, выхватывая сумку у него из рук, и быстро осмотрела ее содержимое. Все как будто было на месте, и она вздохнула с облегчением, словно вид инструментов развеял часть тоски, тяжелым грузом лежавшей у нее на плечах. – Ох, Али… Спасибо! – поблагодарила она, обнимая его за шею и притягивая к себе. – Боже мой, как тебе удалось их найти?
– Я… – Объятия застали его врасплох, и Нари внезапно осознала, что на нем не было рубашки. Она покраснела, делая шаг назад, и Али продолжил: – Себек, марид, нашел ее по моей просьбе.
– Ты посылал марида за моей сумкой? – Нари содрогнулась. – Иногда ты меня пугаешь. И все равно спасибо. За сумку и… за все, что было на пляже, – добавила она, и ее щеки погорячели от смущения. Как же она ненавидела свои эмоции! – Ты хороший друг. Наверное, лучший в моей жизни. – И более жестким тоном добавила: – Но если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что я плакала, я тебя убью.
Али, казалось, с трудом сдерживал улыбку.
– Считай, что угроза возымела эффект.
– Вот и хорошо. Тогда пойдем. Мы и так достаточно времени потратили впустую, а я бы хотела наконец понять, что произошло за прошлую ночь и как у вас с маридом успели сложиться такие панибратские отношения.
– Это долгая история.
– Али, в нашем путешествии все идет не слава богу. Сам понимаешь, нам предстоит долгая прогулка.
Нари перешагнула через гниющие останки упавшей пальмы, откинув с лица пряди волос, мокрые от пота.
– Так он был крокодилом или просто выглядел как крокодил?
Шедший впереди, Али прорубал путь через заросли зеленых вьюнков. Опасаясь идти по открытому пляжу, они решили держаться опушки леса.
– Он казался чем-то посередине, – ответил он. – Как будто и тем и другим одновременно. Чем пристальнее я его разглядывал, тем труднее становилось различить.
– И он знал обо мне?
– Себек сказал, что это именно он наложил чары на твой облик. И добавил, что это было частью пакта, заключенного с твоей родней по человеческой линии, ради твоей безопасности.
– Родней по человеческой линии? – Нари остановилась, как громом пораженная. – У меня есть семья в Египте? Он говорил что-нибудь еще?
Али с виноватым видом оглянулся.
– С его слов, они давно мертвы. Прости, Нари, но он отказался сообщать мне что-либо еще. Потому он и усыпил тебя – сказал, что тебе лучше не вспоминать.
«У меня была семья в Египте. Я настоящая египтянка». У этого сладкого откровения имелся горьковатый привкус, потому что в глубине души Нари боялась, что никогда больше не увидит Египет. А на запутанном гобелене ее прошлого добавился еще один узелок. Ее мать была уроженкой Дэвабада, бану Нахидой, за каждым движением которой неотступно следили. Нари предположительно родилась где-то в Дэвастане, на дороге между Дэвабадом и Зариаспой. Где в этой истории могло найтись место для ее отца, шафита и египтянина? И как маленькая Нари попала на его родину?
– Каждый раз, когда я узнаю что-то новое, у меня появляется еще больше вопросов. – Нари пнула ногой расколотый кокосовый орех. – Ненавижу. Ненавижу загадки. Не зная всего, нельзя составить хороший план.
