На нетвердых ногах он оттолкнулся от стены. Бледные каменные стены пустого коридора, петляющего вдалеке, разрисованные лунным светом, льющимся сквозь мраморные ставни, выглядели заманчиво, и у Дары внезапно возникло желание прогуляться. Он щелкнул пальцами, по обыкновению наколдовав себе кубок финикового вина, и сделал глоток, наслаждаясь его сладостью. К черту снобизм Мунтадира, это было гораздо вкуснее дорогого виноградного пойла, которое так любил эмир.
Дара шел, и он пил, следя за тем, чтобы его не шатало слишком сильно. Он трогал облупившуюся штукатурку и выцветшие фрески, мимо которых проходил, и его шаги раздавались в коридоре гулким эхом. Впереди показался темный проход, и Дара остановился, смущенный его странным расположением: наполовину скрытый от посторонних глаз, он ютился между гораздо более величественных дверей. Дара коснулся прохладного мрамора арки.
Здесь, должно быть, была магия до того, как все полетело к черту. Простое заклинание вполне могло скрыть проход или придать ему вид ничем не примечательной двери – такой, которую становилось тем труднее разглядеть, чем больше на нее смотришь.
Заинтригованный, не зная, чем еще себя занять, Дара шагнул внутрь.
Даре казалось, что он идет уже не меньше часа. Он наколдовал ворох огоньков, освещавших ему путь через лабиринт заброшенных коридоров и осыпающихся каменных лестниц. Тропы здесь были давно не хожены: они поросли таким толстым слоем пыли, что, если бы кто-то прошел по ним, наверняка остались бы следы. Дара то и дело отмахивался от паутины, резкими движениями распугивая крыс.
Когда воздух стал зловонным, а камни – скользкими от мха, Дара начал сомневаться в верности принятого решения. Он перестал пить, рассудив, что, если здесь заблудится, финиковое вино окажет ему дурную услугу. Где-то над головой кутили и пировали его воины, он все еще мог разыскать ту прекрасную танцовщицу, но вместо этого решил положиться на чутье и отправиться бродить по замшелым подвальным ходам полумертвого дворца. Здравомыслящие дэвы так себя не ведут.
Коридор заканчивался невысокой закоптившейся от грязи дверью – притолока едва доходила ему до плеч. Дара опустился на колени, чтобы осмотреть замки, поднося огоньки поближе. На двери не было ни ручки, ни рычага, но он сумел разглядеть сверкнувший медный кружок размером с его ладонь.
Кровная печать. Гезири их обожали. Возможно, это загадочное местечко построили вовсе не Нахиды, а Кахтани.
Он вышиб двери ногой. Крохотный вход оказался обманкой, и стоило Даре переступить порог комнаты, как он понял, что та была колоссальных размеров, и его пригоршня огоньков практически потерялась во мгле. В воздухе витал неприятный запах, и Дара поморщился, после чего направил десятки своих огоньков в разные стороны. Они задрожали под потолком, разливая свет над помещением неровными волнами.
Глаза Дары полезли на лоб.
– Создатель, помилуй, – прошептал он.
Пещера была полна мертвецов.
Каменные саркофаги тонкой работы и грубо стесанные деревянные ящики. Гробы, которые могли бы вместить четверых, и совсем крошечные детские. Одни хорошо сохранились, в то время как другие истлели, обнажая почерневшие останки скелетов.
У Дары скрутило живот. Все джинны и все дэвы сжигали своих мертвецов в течение первых дней после их смерти – единственная традиция, которую они все пронесли от самых дальних праотцов. Они были детьми огня, которым уготовано возвратиться в пламя, их породившее. Что могло толкнуть Кахтани на строительство тайного мавзолея? Может, это отголоски запретной магии, вроде чар на крови, которые практикуют ифриты?
Уходи. Уходи немедленно и опечатай здесь все. Дара внезапно с жуткой уверенностью осознал, что все тайное в этой комнате никогда не должно было стать явным.
Но он оставался в первую очередь Афшином и не мог закрыть глаза на секрет, который их враги так старательно оберегали.
С возрастающим страхом Дара подошел к невысокому секретеру, стоявшему у стеллажа свитков, запечатанных свинцом. Сами свитки были ему ни к чему – Дара не умел читать даже на своем родном языке, не говоря уже о гезирийском. Отбросив свиток в сторону, он опустился на колени, чтобы осмотреть стол, и обнаружил ряд маленьких ящичков. Он выдернул один из них силой, сломав мягкий деревянный желобок.
Внутри лежал один-единственный предмет: гладкая медная шкатулка. Дара, нахмурившись, взял ее в руки и заметил слабый отпечаток еще одной кровной печати, теперь недействующей, как и вся магия джиннов.
Сначала Дара просто держал шкатулку, его сердце бешено колотилось. А потом он поднял крышку.
Его разум не сразу воспринял то, что увидели его глаза. Не сразу определил потертый латунный амулет – такой, какие носило его племя для сохранности своих реликтов. Не сразу узнал вмятину на боку от удара кинжала, царапины от когтей симурга.
Не сразу вспомнил, как сорвал этот самый амулет со своей шеи тысячу четыреста лет назад, когда он понял, что не сможет убежать от ифритов, настигших его на залитом лунным светом и кровью поле битвы.
Дара выронил шкатулку. Она мягко упала в черный песок, и все зачарованные огоньки потухли.
Мунтадир споткнулся и упал на колени, но Дара, дернув за воротник, снова поднял его на ноги. Манижа и Каве следовали за ними по пятам, напряженно и молчаливо. Они мало говорили с того момента, как Дара, весь в пыли, вернулся в тронный зал, когда пир уже близился к своему логическому завершению, и целенаправленно двинулся на Мунтадира, как будто кроме них там никого не было. Но много говорить и не пришлось.
Достаточно было того, как побледнел Мунтадир при слове «склеп».
Эмир тоже молчал и лишь громко и часто дышал, пока Дара тащил его по затхлым коридорам. Теперь они дошли до цели, и Дара втолкнул его в дверь, взмахом руки зажигая огонь в факелах вдоль стен.
– Объяснись, – потребовал он.
Вошла Манижа и следом Каве. Визирь, ахнув, отпрянул от ближайшего гроба.
– Это что, трупы?
– Спроси у эмира. – Дара швырнул один из свитков Мунтадиру под ноги. – Эти записи сделаны на гезирийском. И раз уж на то пошло… – Он поднял свой реликт в воздух, борясь с искушением разбить его о череп эмира. – Я хотел бы знать, как, во имя Сулеймана, мой реликт оказался во владении Зейди аль-Кахтани.
– Что?
Манижа пересекла комнату и выхватила амулет у Дары из рук.
Тысячи эмоций промелькнули у нее на лице, останавливаясь на досаде.
– Он был у них, – прошептала она. – Все это время, все эти годы…
– Говори, аль-Кахтани, – потребовал Дара. – Что тебе об этом известно?
Мунтадир трясся всем телом.
– Не больше, чем тебе. – Когда Дара рыкнул на него в ответ, он упал на колени. – Клянусь Богом! Оглянись! Это место старше моего отца. Оно старше его отца. Мы не имели к этому никакого отношения. Я не знаю, откуда у моих предков твой реликт!
