* * *
Ходила легенда о китайцах-первопереселенцах. Легенду эту сами же китайцы квартала 20/20 и выдумали, а выдумав, свято в нее поверили, ибо такой народ – с неискоренимой потребностью считать себя легендарным. Гласила эта легенда, что в позапрошлом веке пришло в местный порт торговое судно с трюмами, полными героина. На берег сошли двести китайцев – великие предки всех местных узкоглазых. На спинах у них были татуировки драконов. А за поясами – топоры для рубки мяса. Женщин с собой великие предки не привезли. Но узкоглазые – нация мистическая. Где они появятся, там на месте вроде бы респектабельной улицы возникает трущоба-хутун, сами собой зарождаются из грязи их многочисленные родственники и даже чистокровные китаянки. Там, где был один китаец, возникают три, а вместе с китайцами множатся бордели и лавочки, где торгуют табаком, лапшой и наркотой. Героин – тот самый, с торгового судна, привезенный великими предками, тоже размножался сам собой – вскорости почти весь квартал был им наводнен.
В квартале 20/20 ублюдки свели к минимуму использование привычных средств связи, ибо здесь никому не нужно, чтобы его дела стали известны властям по ту сторону. Зато многие активно пользовались даркнетом, где тебя не отследить. Особенно же глубоко в тайный мир сети проникли китайцы, у них это в генах – конспирировать, иметь дела только со своими. Говорят, эти ублюдки, вступая в ряды братства Ван Сяолуна Петровича, главаря Китайского района, дают тридцать шесть клятв, пьют кровь куриц и своих собратьев, набивают на спине дракона, и жизни их с тех пор принадлежат Ван Сяолуну, за неповиновение искалечат топорами для разделки мяса или убьют. В узде и строгом послушании китайцев держит страх смерти. К ним не проникнуть, этот фурункул не вскрыть, даже не подобраться к нему – он окружен «великой китайской стеной» недоверия к чужакам.
Всем известно, что китайская община никогда не теряла связи с родиной. Хуацяо – эмигрант из Поднебесной, волей судьбы влачащий жизнь на чужбине, среди лаоваев, – вовсе не презираемый соотечественниками мудак, порвавший связи с родной землей. Нет, он чистокровный китаец, просто заморский, он крепко-накрепко привязан к своей земле происхождением предков. Где хутун – там и Китай. Великая родина процветает, потому что каждый хуацяо шлет бабло родственникам в Поднебесную, инвестирует в свое, родное. Да, самый распоследний китайский мерзавец в квартале 20/20, насилующий малолеток и снюхивающий кокаиновые дорожки, – трепетный патриот. Откуда появляются килограммы героина у здешних узкоглазых ублюдков, – тайна за семью печатями только для идиотов. Известно откуда – с азиатских плантаций, из Золотого треугольника. Все даркнет и круговая порука с сородичами, что рассеялись по всему свету. Узкоглазые хотят лишь одного – зарабатывать на героине и борделях, а квартал 20/20 для этого – идеальное место.
Местные относились к китайцам с презрением – желтолицые азиатские мартышки, наверняка все зараженные гнойными заболеваниями, самое безобидное из которых триппер. Китайцы отвечали им тем же – с загадочными улыбками презрительно глядели на белых ублюдков, этих горилл-лаоваев. Пересмеивались за спинами русских: «Лаомаоцзы». Слово это означало «волосатые». Ну да, бороды, регланы да бушлаты русские любили – по ним тут этих ублюдков и опознавали.
Но с тех пор как китайцы вошли в силу, соваться в их район не приведи господи. За пределами хутуна хоть русский, хоть поляк низкорослого китайца сделает начисто. Но только не за Каналом, в местной вотчине узкоглазых. Здесь китайцев тьма – ублюдки в черных шляпах, в серых робах и ватниках, с топориками для рубки мяса за поясами. Только сунься – покрошат в капусту. Трупы лаоваев, порубленные в капусту, узкоглазые сжигали в печах для обжига глиняных горшков. В квартале 20/20 давно стало поговоркой выражение «растворился в Китайском районе». Ушел человек за Канал – поминай как звали.
Зайка за три десятка лет жизни в квартале понял одно: с китайцами бороться – все равно что с ветром в поле. Поляков, галичан и сальвадорцев можно прижать, заставить жить по твоим правилам, индусов и таджиков можно подкупить и убедить, что русские в здешних местах – титульная нация. Но ни то ни другое не сработает с китайцами. Они будут кивать с загадочной улыбкой и за твоей спиной свои дела делать. Вырежешь всех под корень – завтра же придут новые (китайцы, что грибы – прорастают всюду, где уже оставили споры). Убьешь их женщин – начнут воровать твоих и пристраивать в свои бордели. Лишишь еды – будут питаться тараканами. Договориться с ними нельзя. Будут тебе в лицо клясться, глазом не моргнув: дать клятву лаоваю для них все равно что на снег помочиться. Лаоваев можно кидать и вертеть на члене как угодно и сколько влезет.
Русские ублюдки – вояки. А китайцы – осторожные и хитрые дельцы. Они знают, что им нужно монополизировать рынок, наладить каналы сбыта, а уж продукт – героин – сам себя начнет продавать. Поговаривали, Ван Сяолун Петрович был активным сторонником расширения китайской комьюнити в квартале. А значит, ни о каких договорах и речи идти не могло. Открытая война с китайцами – дело недалекого будущего.
Китайская душа что китайская грамота: с кондачка не вникнуть. С чего вдруг после истории с булочником, который в результате самодеятельности Африканца лишился ног, узкоглазые стали искать встречи с Федькой?
Русские одного сразу не поняли, что китайцев не судьба Мэй тронула. У китайцев женщины самозарождаются в хутунах из грязи и бегают под ногами, как курицы. Еще Конфуций учил, что так оно и нормально, ведь у женщины ума столько же, сколько у курицы (по этому поводу знающие люди кивали: попадется хорошая жена – будешь счастлив, попадется плохая – станешь Конфуцием). Так что не беды китаянки, живущей в русской части квартала, взволновали узкоглазых, их захватила сама история с раздавливанием человека по самую мошонку пикапом, зацепил способ, которым русский ублюдок отомстил булочнику. Покалечил – вот это они понимали, этот способ мести был мил душам китайских ублюдков, что дали тридцать шесть клятв и вытатуировали на спинах драконов.
– Иди к китайцам, не дрейфь, – сказал тогда Федьке Зайка. – Убьют, значит, такая судьба.
И Федька Африканец поехал в Китайский район. Стояли летние сумерки. Старухи толкали свои тележки с тюками и косились на русского в пикапе. Лаовай в хутуне – чудноˊ. Красные фонари висели над дверями лавчонок и борделей. Когда он припарковался и вышел, какой-то узкоглазый на мопеде в тесном переулке проехал мимо по луже, поднял тучу брызг и русского же обматерил. Почему-то особенно врезался в память грязный, со стершимся узором ковер, которым была заложена выбоина в тротуаре.
Аарон ждал Африканца в злачном месте, которое все тут называли Прачечной. Несколько обшарпанных столов. Запах уксуса и жареной селедки. Молчаливые китайцы ловко орудовали палочками, подносили миски ко ртам и всасывали с хлюпаньем лапшу. За одним из столов сидел молодой китаец в оранжевой футболке – неожиданный, как павиан с красной жопой среди скромных шимпанзе. Это и был Аарон. С тонкими усиками, бритый наголо торговец героином. Видно, самый смелый здесь, право имеющий носить слишком яркую среди серых роб оранжевую футболку. Короче, полное чмо.
