Барков:
С своей, Гомерка, балалайкой,
И ты, Виргилишка, с дудой,
С троянской вздорной греков шайкой
Дрались, что куры под стеной (79).
Майков:
А ты, о душечка, возлюбленный Скаррон!
Оставь роскошного Приапа пышный трон,
Оставь писателей кощунствующих шайку,
Приди, настрой ты мне гудок иль балалайку
[160].
И гудок Майков, скорее всего, взял у Баркова. Кроме того, М. Шруба отметил, что Майков разрабатывает в своей поэме темы барковской поэзии, а именно темы пьянствования, рукопашных схваток и секса. Конечно, темы секса в оде Баркова нет, она широко представлена в его срамных стихотворениях. А вот пьянство и кулачный бой — это действительно темы барковской оды. И еще, конечно, бузник и Елисей, бойцы и пьяницы, — одного поля ягоды. Вот об этом мы и будем говорить. Но сначала сообщим некоторые сведения о Майкове и о самом сюжете его поэмы.
Василий Иванович Майков родился в 1728 году, то есть был четырьмя годами старше Баркова. Отец его — дворянин, небогатый ярославский помещик, капитан в отставке Иван Степанович Майков не смог дать сыну достойного домашнего образования — иностранных языков, в отличие от Баркова, Майков не знал. В 1740 году он поступил в Академическую гимназию, где позже, в 1747 году, обучался Барков (пути их в гимназии не пересеклись). Но курса Майков не закончил, был записан в гвардейский Семеновский полк и в 1747 году начал служить. Его товарищем по полку был Алексей Орлов, так что о попойках и драках будущего вельможи Майков знал не понаслышке. Само собой, когда в 1770 году Майков написал «Оду Ее величеству на преславную победу над Турецким флотом в заливе Лаборно при городе Чесме, одержанную флотом российским под предводительством Генерала Графа Алексея Орлова 1770 года 24 и 25 месяца июня», то в этих торжественных стихах о попойках и кулачных боях героя русского оружия не упоминалось. Мы далеки от мысли даже предположительно считать Орлова прототипом героя Майкова, «картежника, пьяницы, буяна, бойца кулачного» ямщика Елисея. Но некоторые впечатления от возможного общения с Орловым, рассказы о его «подвигах», а возможно (позволим себе пофантазировать) и участие в них автора поэмы «Елисей, или Раздраженный Вакх» могли так или иначе отразиться в этом сочинении
[161].
Пройдя славный путь от рядового до капитана, в 1761 году Майков вышел в отставку и поселился в Москве. О петербургских его встречах с Барковым, не говоря уже о московских, сведениями мы не располагаем. С 1761 года Майков отдался вдохновению, посвятил себя поэзии, сочиняя оды, басни, эклоги, эпиграммы. В 1763 году появилась его поэма «Игрок ломбера» — ее мог прочитать Барков. В 1768 году Майков снова оказался в Петербурге, где успел принять участие в работе комиссии по составлению нового Уложения. В 1768 году, как мы помним, Баркова не стало. В 1773 году Майков сочинил своего «Елисея», а в 1775-м вновь переехал в Москву, служил и, пережив Баркова на десять лет, в 1778 году умер, был похоронен на московском кладбище Донского монастыря.
Теперь о сюжете прославившей Майкова поэмы «Елисей, или Раздраженный Вакх».
Начнем с ответа на вопрос: а почему Вакх — раздраженный? А потому, что откупщики повысили цены на вино и пиво, пьяных стало меньше, что, конечно, Вакха не радует, а огорчает и раздражает. Как граф Монте-Кристо, он намерен отомстить своим обидчикам. Орудием же мщения он избирает ямщика Елисея. Конечно, пьяная драка, которую учинил Елисей, Вакха обрадовала, но капрал потащил дебошира в полицию, взял его под караул. Вакху ничего не оставалось делать, как просить Зевса освободить Елисея — дескать, «всевышней волею Зевеса». Но, как оказалось, к Зевсу уже обратилась богиня плодородия Церера с жалобой на самого Вакха: по его милости крестьяне спились и сельское хозяйство приходит в упадок. Зевс дает указание Ермию собрать всех богов на Олимпе с тем, чтобы рассудить спор Вакха и Цереры, а потом уже освободить Елисея из-под караула.
Ермий в тюрьме наряжает Елисея в женское платье (замечательный сюжет с переодеванием, вспомним «Домик в Коломне» Пушкина) и переносит в Калинкин дом, где под арестом сидят распутные девки. Елисей, проснувшись, по простоте душевной думает, что он в монастыре. Начальница же Калинкинова дома догадывается, что перед нею особа отнюдь не женского, а напротив — мужеского полу. В особливой комнатке старушка-начальница выспросила у Елисея, кто он есть и отколе. Елисей все ей и рассказал и еще поведал о драке между зимогорцами и валдайцами за сенокос.
«Вперед, вперед, моя исторья». Начальнице полюбился детинушка Елисей, и она посулила ему:
Со мною у тебя едино будет ложе,
А попросту сказать, единая кровать…
[162]
Между тем суд на Олимпе помирил Цереру и Вакха. А дальше Майков снова возвращает читателя в Калинкин дом. Приуготовление начальницы к ночи любви с Елисеем слишком забавно, чтобы его описание не привести полностью:
…жен честных начальница и мати
Готовилась идти с Елесей ночевати,
И чтобы малому товар продать лицом,
Натерлася она настоенным винцом,
Искусною рукой чрез разные затеи
Поставила чепец поверх своей тупеи;
А чтобы большия придать себе красы,
Пустила по плечам кудрявые власы,
Которы цвет в себе имели померанцов;
Потратила белил и столько же румянцов:
Дабы любовника к забавам возбудить,
Потщилася себя получше снарядить,
И думала пробыть всю ночь она в покое…
[163]
Ан нет: ожидания начальницы и читателя обмануты. Внезапно появляется начальник стражи, который «дозором обходит владенья свои». Елисея в женском наряде опять арестовывают. Но тут его вновь освобождает Ермий, вручив ему шапку-невидимку (сказочный мотив оказывается очень кстати).
Елисей возвращается к начальнице и живет у нее и с ней несколько месяцев. «Но скука, вот беда мой друг!» Наконец Елисей, миссия которого — наказать откупщиков, покидает Калинкин дом и его начальницу:
Во время сна сея несчастныя старушки,
Оставил Елисей постелю и подушки,
Оставил он свои и порты и камзол,
Оставил и ее во сне, а сам ушел
[164].
Майков сравнивает Елисея с Энеем, а старушку-начальницу с Дидоной. После того как Эней покинул Дидону, она сожгла себя. Покинутая начальница поступает благоразумнее: она сожгла порты Елисея. Сумароковец Майков в данном случае пародирует ломоносовца Петрова, который в 1770 году напечатал свой перевод песни поэмы Вергилия «Энеида». Откровенная пародия на Петрова — в зачине поэмы Майкова. Сравним:
