Отраду шумного народа,
Красу дражайшия толпы
Воспой в рылях и бубнах ода,
Внемлите, блохи, вши, клопы!
Рассыпли ныне мысли пьяны,
О ты, что рюмки и стаканы,
Все плошки, бочки, ендовы
Великою объемлешь властью,
Даешь путь пьяницам ко щастью,
Из буйной гонишь страх главы.
Вина и пива покровитель,
К тебе стремится шум гудка,
Трактиров, кабаков правитель!
И ты, что борешься с носка,
Боец кулашный и подьячий.
Все купно с алчностью горячей
Разбитый кулаками слух
К сей красной песне преклоните
И громкой похвале внемлите,
Что мой воображает дух (90).
В оде Баркова поистине вселенский размах. Бахус — не только «великою объемлет властью» «рюмки и стаканы, / Все плошки, бочки, ендовы». Он не только «Вина и пива покровитель», «трактиров, кабаков правитель». Бахус — «отрада шумного народа», он открывает пьяницам путь к счастью, он уничтожает какой-либо страх. И слушать свою громкую похвальную песнь Бахусу поэт призывает всех: и ничтожных мира сего блох, вшей и клопов («краса дражайшая толпы» с ними неразлучна), и кулачных бойцов, и подьячих. А сопровождать похвальную песнь Бахусу должен оркестр народных инструментов — гудок, бубны и рыли. Что такое рыля? В. И. Даль, заметив, что слово «рыля» — искаженное слово «лира», поясняет: «…музыкальное орудие, с которым ходят нищие чужеземцы, а на юге у нас и свои: три струны, по коим снизу ходит кружек, замест смычка, обращаемый лебедкою; пальцы левой руки перебирают и нажимают струны; с рылями старцы и слепцы поют малоруския думы»
[193]. Если на рылях играют «чужеземцы» (пусть и нищие; ну и что, что нищие?), то оркестр Баркова — можно сказать, международный. А если в сопровождении рылей поют думы (а думы — «эпико-лирический жанр украинского словесно-музыкального народного творчества XV–XVII веков»
[194], думы отличаются историческим содержанием), то песня — ода Баркова — приобретает в свою очередь лиро-эпический характер, исторический смысл.
Се Бахус, что во всех забавах
Своей возвысив славы рог,
Во градах, весях и дубравах
Щедроты своея в залог
Воздвигнул алтари и храмы,
Где взятки целыми мошнами
Ему на жертву отдают,
Хвалы покрова их внимая
И воплем воздух раздирая,
Дружатся, бьются, пьют, поют (90–91).
На наш взгляд, Барков выступает здесь предшественником Державина, который сумел передать в своих стихах саму атмосферу XVIII века («столетье безумно и мудро» — так сказал об этом веке А. Н. Радищев):
В те дни, как все везде в разгулье:
Политика и правосудье,
Ум, совесть и закон святой,
И логика пиры пируют,
На карты ставят век златой,
Судьбами смертных понтируют,
Вселенну в трантелево гнут;
Как полюсы, меридианы,
Науки, музы, боги — пьяны.
Все скачут, пляшут и поют
[195].
Обобщение — в заключительной строфе оды Баркова: Бахус — творец войны и мира, судеб человечества и человека.
Источник благостей толиких,
Вдруг составляя брань и мир,
Из малых делаешь великих,
Меняешь с рубищем мундир.
Дородством иногда и туком
Или по ребрам частым стуком
Снабжаешь всех, кто чтит тебя.
В сей краткой песне долг последний
Тебе отдавши, всяк безвредный
Да будет Бахуса любя (92).
В «Девичьей игрушке» в разделе «Басни и притчи» помещен опус «Пьяная купчиха». В нем речь также идет о винном возлиянии. Но, само собой разумеется, это не ода Бахусу, а всего лишь забавная сценка, которая живописует купчиху, напившуюся в гостях допьяна и ставшую героиней любовного приключения. Зачин этого сочинения — рассуждение о купеческих женах, жеманящихся за столом, отказывающихся пить вино, а на самом деле с удовольствием его выпивающих:
Ни капельки вина не пьют во весь обед
И будто бы им в нем и нужды нет;
Хозяйка лишь с вином, а та ей: нет, мой свет.
Мне лучше прикажи стаканчик дать водицы.
Хозяюшка, смекай, поднесть что надо ей,
Хозяйка, не жалей,
Подружке не воды, винца в стакан налей,
Та выпьет вместо квасу,
А после на прикрасу,
Зашед в заход особнячком,
И тянут сиволдай не чаркой — башмачком (168).
А дальше, заметив, что «таким-то образом была одна беседа», Барков сообщает следующее:
За рекой
На той беседе был детина щепетной,
Приметил он одну молодку пьяну,
Пошла та спать в чулан — и он за ней к чулану,
Одну ее он там застал.
Детина без амуру
Ту пьяну дуру… (168)
«Детина щепетной» — значит, по «Толковому словарю» В. И. Даля, «причудливый, привередливый, взыскательный на мелочи, на пищу, разборчивый»
[196]. Так вот, разборчивый детина был не промах, а купчихе «приятно пьяной то». Но и здесь она жеманится:
Сказала лишь: — Кто тут? нет, эдак не шути,
Я от венца свого ни с кем так недоточна,
Дай мужу к нам войти… (168)
Испуганный любовник готов ретироваться, но купчиха его удерживает и успокаивает. Она, дескать, его, Ильича, вовсе даже и не знает:
Да я тебя не знаю,
А знаю я того,
Где праздную теперь, в гостях я у кого (169).
…В нехорошей квартире на Садовой буфетчик встречается с Воландом. Воланд предлагает гостю чашу вина, учтиво осведомляясь, вино какой страны он предпочитает в это время суток. Буфетчик от вина отказывается. Воланд предлагает ему партию в кости. Буфетчик вновь отказывается, и тогда Воланд произносит запомнившуюся всем читателям романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» сентенцию:
«…что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят человечество»
[197].
