В драках Ломоносова, конечно, сказались еще и быт, и буйные нравы его эпохи. И сильные мира сего не гнушались рукоприкладства. Так, граф Алексей Григорьевич Разумовский, фаворит императрицы Елизаветы Петровны, также этим отличался. В «Записках князя Петра Долгорукова» сообщается следующее:
«Он (А. Г. Разумовский. — Н. М.) любил охоту, и придворные очень домогались чести сопровождать его. Его приглашений добивались, и они были весьма желанны, несмотря на то, что во время обильной трапезы, следовавшей за охотой, граф Алексей, если ему случалось захмелеть, совершенно менялся: прекрасный добрый человек становился скандалистом, задиристым и таким буйным, что тузил своих гостей, которые с покорностью сносили его тумаки, уверенные в том, что будут вознаграждены милостями и благодеяниями двора. Когда граф Петр Шувалов сопровождал Разумовского на охоте, графиня Шувалова ставила свечи перед иконами святых, надеясь, что с их заступничеством охота пройдет спокойно, без рукоприкладства со стороны Разумовского. Ее молитвы не всегда были услышаны, и не раз Шувалов, как и другие, возвращался изрядно вздутым»
[307].
Но всё же заметим, что одно дело — сильные мира сего, и совсем другое — человек, не облеченный властью, не принадлежащий по рождению к дворянскому сословию, не обладающий крупным состоянием. Для такого человека, в данном случае — для Ломоносова, дерзкое поведение могло быть своего рода формой защиты личного достоинства. На наш взгляд, то же можно сказать и об ученике Ломоносова Баркове.
В 1743 году (за пять лет до встречи Баркова с Ломоносовым) в Академии наук произошел громкий скандал. Академические склоки (к сожалению, они были всегда) привели к тому, что Ломоносов был отстранен от участия в Академической конференции. Он не согласился с этим решением и 26 апреля самовольно явился на заседание. При этом вел себя вызывающе: «напившись пьян», он ни с кем не поздоровался, шляпы не снял, профессору Винсгейму показал кукиш, изругал его и других профессоров «многими бранными словами, называя их плутами». И еще угрожал Винсгейму, что «он ему зубы поправит», а советника Шумахера назвал вором. 11 мая возмущенные профессора подали «Доношение» в Следственную комиссию. В «Доношении» Ломоносову припомнили все его проступки: пьянство, непорядки и драки.
По решению Следственной комиссии Ломоносов больше двух месяцев просидел под караулом, а потом с августа 1743 года по январь 1744 года шесть месяцев провел под домашним арестом. Мало этого, указом императрицы за учиненные Ломоносовым «предерзости» обязали его просить у профессоров прощение и жалованье его в течение года ополовинили.
Как нам представляется, сказанного выше довольно для того, чтобы больше не объяснять, почему Ломоносов снисходительно относился к «предерзостям» Баркова.
В университете Ломоносов занимался словесностью с некоторыми студентами, в том числе и с Барковым. Конечно, эти занятия не прошли для поэта Баркова даром. Разумеется, Барков читал сочинения Ломоносова, и это чтение так или иначе сказалось в его творчестве — не только в «Оде», адресованной Петру III, но и в пародийных одах, в других стихотворениях. Позволим себе заметить, что здесь важны не только цитаты и реминисценции из произведений Ломоносова в стихах Баркова (их выявление — задача дальнейшего изучения творчества Баркова). Несомненное значение имеет здесь сама культура стихосложения, уроки мастерства, преподанные Ломоносовым Баркову.
Барков участвовал в литературных битвах, отважно сражался с противниками Ломоносова — Тредиаковским и Сумароковым.
Самой громкой была полемика, которая развернулась вокруг сочиненного Ломоносовым «Гимна бороде». Это было в 1757 году. Но всё по порядку.
В 1756 году любимый ученик Ломоносова и соученик Баркова Н. Н. Поповский, ставший к этому времени профессором Московского императорского университета, перевел на русский язык философскую поэму английского поэта А. Поупа «Опыт о человеке», воспользовавшись ее французским переводом. Труд Поповского был высоко оценен Ломоносовым и представлен куратору университета, другу и покровителю Ломоносова графу И. И. Шувалову. Тот, в свою очередь, представил перевод Синоду. 16 сентября 1756 года Синод вернул его Шувалову, известив его о том, что «к печатанию оной книги Святейшему Синоду позволения дать было несходственно»: «Издатель оныя книги ни из священного писания, ни из содержимых в православной нашей церкви узаконений ничего не заимствуя, единственно все свои мнения на естественных и натуральных понятиях полагает, присовокупляя к тому и Коперникову систему, також и мнения о множестве миров, священному писанию совсем не согласные»
[308].
В 1757 году «Опыт о человеке» А. Поупа в переводе Н. Н. Поповского был всё же напечатан, правда, искаженный цензурой. Впоследствии он выдержал еще пять изданий. Запрещение же Синодом в 1756 году этой публикации задевало не только Н. Н. Поповского и графа И. И. Шувалова, но и Ломоносова, который, по-видимому, был возмущен притязаниями Синода на контроль за литературой. В этом решении он увидел наступление на науку, мракобесие высокопоставленных церковников. Ответом поэта и ученого явился сатирический «Гимн бороде», написанный в конце 1756 — начале 1757 года. Ах, нельзя печатать «Опыт о человеке»? Так вот, получите, извольте. Сами-то вы кто? Борода одна, а головы-то и нет.
Не роскошной я Венере,
Не уродливой Химере
В имнах жертву воздаю:
Я похвальну песнь пою
Волосам, от всех почтенным,
По груди распространенным,
Что под старость наших лет
В «Гимне бороде» еще девять куплетов и после каждого рефрен:
Борода предорогая!
Жаль, что ты не крещена
И что тела часть срамная
Тем тебе предпочтена
[310].
Второй куплет, на наш взгляд, сочинен не без влияния Баркова и его «Оды п....». Сравним:
Барков:
В ефире светлая звезда
Или блестящая планета
Не так прелестна как п....,
Она творительница света.
Из сих торжественных ворот
Выходит всякий смертный рот
И прежде всех ее целует.
Как только секелем кивнет,
Двуножну тварь на свет пихнет
И нам ее она дарует (50).
Ломоносов:
Попечительна природа
О блаженстве смертных рода
Несравненной красотой
Окружает бородой
Путь, которым в мир приходим
И наш первой взор возводим.
Не явится борода,
Но обратимся к бороде, сатирически воспетой Ломоносовым в других куплетах. Чтобы вполне оценить сатиру Ломоносова, вероятно, нужна краткая историческая справка.
