Как реагировал Сумароков на трагедию Баркова, поистине «убойно» пародирующую его замечательное сочинение? Сумароков, как известно, писал не только трагедии, но и комедии. В его комедии «Ядовитый» появился персонаж с говорящим именем Герострат, в котором сатирически представлен Барков:
«Клитандр.
А вы, сударь, Пиит?
Герострат.
Как же не так, когда я автор Сатир, Комедий и Пародий. Комедии мои на кабаках читаются; Трагические сцены, представляемыя при дворе, я во сквернословие и в ругательство автора превращаю, а Сатиры мои прибиваются на заборах»
[342].
Барков писал и эпиграммы. Сохранились две эпиграммы неизвестных авторов, адресованные Сумарокову в то время, когда он был директором первого русского публичного театра:
— Робята, старики, старухи, молодицы
И девушки, в запас купите руковицы;
Хотя и не хотя вам надобно купить;
Директоры забав велят в ладони бить.
Ответ
На что нам покупать? В том есть всегда замена:
Сама в ладоши бьет со Трувором Ильмена
[343].
Барков вполне мог эти эпиграммы сочинить.
Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно в зеркало глядится
И узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я! (V, 115)
Перепалка по поводу «Синава и Трувора» — и в эпиграмме Сумарокова «На сочинение Трагедии Дураков» (то есть трагедии «Дурносов и Фарнос»):
Латынска языка источник и знаток,
Российской грамоты исправный молоток,
С изрядным знанием студент наук словесных,
Составщик Сатир злых, писец стихов бесчестных,
Неблагодарный дух, язвительный злодей,
Не могший никогда сего порока стерти,
Предатель истинный и пьяница до смерти —
<Вот> кто был сей творец трагедии таков.
Узнал? В ответ скажу: конечно, то Барков
[344].
Нельзя не отметить, что эпиграмма Сумарокова на Баркова комплиментарна: он представлен не только пьяницей, злодеем, неблагодарным (вспомним анекдот о том, как Сумароков подносил Баркову водки), предателем (как же — ему водки, а он как?), автором злых сатир и бесчестных стихов, но и знатоком латинского языка и российской грамоты и вообще студентом с «изрядным знанием… наук словесных». И еще обратим внимание на словосочетание «язвительный злодей». Не напоминает ли оно стих, адресованный Пушкиным «счастливому Вяземскому»: «Язвительный поэт, остряк замысловатый» (II, 85)?
Одним словом, Сумароков, по-видимому, действительно, как сказано в анекдоте, записанным Пушкиным, «очень уважал Баркова, как ученого и острого критика» (VIII, 76). Что же делать, если они оказались по разные стороны баррикады?
Противостояние Сумарокова и Баркова определялось разными литературными и, можно сказать, идеологическими и морально-этическими взглядами.
Сумароков — сторонник просвещенной монархии, в которой и монархами, и подданными свято соблюдаются законы. Он противник тиранства — и не только монархов, но и их подданных, не только государственных, но и частных лиц (и подьячие, это крапивное семя, могут тиранить людей). Сумароков свято чтил добродетель и ненавидел порок. Барков — автор оды на день рождения Петра III, и мысли, и чувства которой предопределены самим жанром дежурной торжественной оды, обращенной к венценосному герою. Что на самом деле думал Барков о монархии и монархах, нам неведомо. Барков — сочинитель срамных стихов; его любовная лирика нам практически неизвестна (в отличие от любовной лирики Сумарокова, весьма и весьма популярной). Барков — переводчик Горация и Федра. (Впрочем, заметим, что, отбирая басни Федра для перевода, он, по своему собственному признанию, от иных отказался по соображениям нравственности.) И вообще: дворянин Сумароков, обладатель высоких и военных, и гражданских чинов, — и Барков, сын священника, всего лишь служащий Академии наук. Вот как представлен Сумароков на титульном листе собрания его сочинений, изданном после его кончины Н. И. Новиковым:
«Полное собрание всех сочинений в стихах и прозе покойнаго Действительного Статскаго Советника, Ордена Св. Анны Кавалера и Лейпцигскаго Ученаго Собрания Члена, Александра Петровича Сумарокова».
Сумароков, будучи на военной службе, достиг чина бригадира. После трудов по управлению Российским театром он был уволен из директоров с сохранением жалованья, и уже не служа более, продолжал числиться сначала по военному, а потом по статскому ведомствам. А как Барков был представлен на титульных листах изданий, где стояло его имя: всего лишь Академии наук переводчик. Правда, оба они умерли в нищете, и где они похоронены, неизвестно. Вернее, известно, что Сумароков похоронен в Москве, на кладбище Донского монастыря, но могила его давно затерялась. Что же касается характеров, то и характерами они не сходствовали: Барков озорничал, а Сумароков злобствовал. Сумароков, лицо которого было обезображено оспой, был щеголем; Барков, хоть и был моложе его на целых 15 лет, щегольством, насколько нам известно, не отличался.
Возвращаясь к литературной драке Баркова с Сумароковым, заметим, что в этой драке Барков защищал учителя, а Сумароков — свои принципы, которыми ни за что не хотел поступиться. И здесь уже речь шла о принципиальном споре, о несогласиях во взглядах не только на литературу, но и на жизнь и ее ценности.
«Ода кулашному бойцу» — одно из самых известных сочинений Баркова, которое, как мы помним, оказало заметное влияние на развитие ирои-комической поэмы, отразилось в поэме В. И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх», в поэме В. Л. Пушкина «Опасный сосед», отозвалось в сочинениях А. С. Пушкина.
Барков в оде «поет» нового героя — кулачного бойца:
Хмельную рожу, забияку,
Рвача, всесветна пройдака,
Борца, бойца пою, пиваку,
Ширяя в плечах бузника <…>
Между кулашного я боя
Узрел тычков, пинков героя (78).
Не монарх, не полководец, а кулачный боец, «тычков, пинков герой», или, вернее, в поэме воспеваются два героя, два кулачных бойца — бузник и лакей Алешка. Описывая их сражение, Барков в равной мере восхищается обоими:
Нашла коса на твердый камень,
Нашел на доку дока тут,
Блестит в глазах их ярость, пламень,
Как оба страшны львы ревут (82).
Баркова восхищает кулачный бой, он славит эту народную кровопролитную забаву.
