– Не ваше дело, — тем временем огрызается девушка и все ближе подбирается ко мне, отмахиваясь от любопытных старух как от назойливых мух.
– Вы посмотрите, королева! Никого не стесняется!
– А чего мне стыдиться?
– А разве нечего? А то мы не видели, кто к тебе ездит! С одним по ночам шашни крутишь, другой вон, иномарки дарит!
– Завидно? За собой бы следили, без слез уже и не взглянешь, — поворачивается спиной, адресуя свои слова пенсионеркам, а я уже по-мужски оцениваю ее вид сзади. Не тощая. Напротив, аппетитная во всех необходимых местах.
– Чему тут завидовать? В наше время тебя бы камнями закидали за такой образ жизни! – Петровна даже встает, яростно размахивая своей клюкой из темного дерева. – Проститутка! Куда только мать смотрит!
– А она от меня недалеко ушла, – наверняка скалится, ведь растерянная физиономия моралистки идет красными пятнами. – Так что приберегите свои проповеди для других.
Бросает и резво разворачивается на пятках, на ходу цепляя очки за ворот футболки, отчего белый трикотаж провисает, оголяя ложбинку на ее загорелой груди. Вышагивает, излишне покачивая бедрами, и вот уже тормозит в нескольких шагах от меня.
– Чего встал? Бант снимай и за руль,– подбородок вздернут, а взгляд ничего не выражает. Словно и не человек перед ней, а фонарный столб.
Все же это она – моя головная боль, не иначе. Девчонка совсем, с каштановыми волосами, собранными на макушке в высокий хвост. Никаких тебе каблуков, коротких юбок и откровенных декольте… Молодеют кадры Руслана. Причем стремительно. Предыдущей едва исполнилось тридцать, когда она стала греть его постель, а эта… Не знал бы, решил, что в лапы начальника она угодила прямиком со школьной скамьи.
– Налюбовался? — уже и дверь открывает. Заднюю. - И курить в салоне не смей. Я твою вонь терпеть не обязана!
Ленька не обманул — приветливой эту дамочку вряд ли можно назвать. Бросаю окурок, растираю его ботинком, и прежде, чем приступить к выполнению задания, сплевываю на траву горечь от никотина и сковавшего меня раздражения. Стягиваю с крыши чертово украшение, без сожаления погребая такую красоту в мусорном контейнере, и взываю к своему разуму – нужно держаться. Терпеть, не отвечая на ее колкости, иначе о возвращении на прошлое место можно и не мечтать. Только как?
– Кондиционер включи, – тоном, не терпящим возражения, Юлия Константиновна пресекает мою попытку открыть окно. – Не хватало еще, чтобы кто-то увидел, кто ездит на этом уродстве.
Вот и на сиденье сползает, явно переживая, что тонировка ее не спасет…
– Как звать?
– Максим…
– Отлично. Значит так, Макс, едем на Черемушкинский рынок.
Глава 5
– Юлька! – Вера спешно вытирает руки о посеревшую тряпку, что прячет под уставленным овощами прилавком, и радостно ударяет в ладоши, на несколько секунд забывая о хмуром покупателе. А он стоит, недовольно сведя брови на переносице, и прожигает дыру на лице раскрасневшейся продавщицы.
– Сдачу, господи! – придя в себя, женщина, наконец, отворачивается и нетерпеливо перебирает купюры, отсчитывая нужную сумму, чтобы тут же вложить ее в смуглые пальцы клиента, который, кажется, только что приобрел у нее персики. Наверняка сочные, ведь к своему товару Вера очень придирчива – если и выбирать поставщиков, то непременно проверенных. Неважно кем: Людкой с соседней точки, Эдиком, что нет-нет да советует ей как вести бизнес, или наслушавшись восторженных отзывов опытной Евгении Викторовны, что от дел давно отошла, но на рынок до сих пор ходит как на работу. Может часами болтать с бывшими коллегами, незаметно подъедая с лотка спелую черешню.
– Где ж ты пропадала?! – предстает передо мной во всей красе и уже вцепляется в мои плечи, стараясь разглядеть каждую деталь, что я успела в себе изменить. – Перекрасилась?
Видите. Я стала лишь на тон светлее, а Щербакова уже придирчиво разглядывает на свету мой шелковистый локон. – А с ресницами что? Неужели приклеила?
– Нарастила, – теперь моя очередь смеяться, ведь удержаться практически невозможно. Вера ярая противница искусственной красоты, оттого и закатывает глаза, услышав мои объяснения.
– Что за мода? Ну ведь как у коровы! – возмущается и кивает за спину, где работница мясного отдела – то ли Лена, то ли Алина, сейчас и не вспомню, – уже приветливо машет мне рукой, сжимающей рукоятку массивного топорика для разделки мяса.
– Ну, скажешь тоже! Зато краситься не нужно!
– С твоей красотой в этом, вообще, нужды нет. Мне бы твою мордашку, от поклонников у меня бы отбоя не было. Каждый день бы меняла!
Врет. Вера – однолюбка. Единственная, кто когда-то заставил меня поверить, что некоторые на настоящие чувства все же способны – шесть лет, как схоронила моего отца, а до сих пор никого к себе не подпускает. Словно и не замечает поглядываний мужчин, верит, что цветы на праздники ей дарят в знак уважения, и конфеты от Сергея, что живет двумя этажами ниже, берет без задней мысли – он вахтовик, и Вере не раз приходилось поливать его фикус.
– Эх, Юлька! За полгода ни одного звонка! Кто же так делает?
– Я, – пожимаю плечами, устыдившись собственной невнимательности к той, что когда-то меня приютила, приняв как родную дочь, и теперь сама подаюсь вперед, как можно крепче обнимая полную женщину в синем фартуке в мелкий белый горох. Пахнет она все так же – сдобой. Причем так сильно, что я без труда улавливаю ароматы ванили, корицы и яблок, впитавшиеся в ее густые кудри. Тут же сглатываю слюну, мечтая вновь отведать ее неповторимых пирожков, и радуюсь, что на рынке люди не шепчутся, своими голосами заглушая урчание моего живота. А чего удивляться? Передо мной повар с пятнадцатилетним стажем, а я с самого утра ничего не ела!
– А я знала, что ты сегодня придешь!
– Это еще почему?
– Семнадцатое. День нашего знакомства, – по-матерински устраивает мою щеку на своей полной груди и поглаживает затылок, тяжело вздыхая. – В прошлом году приходила, а значит помнишь!
Разве можно такое забыть? Словно прямо сейчас давлю на звонок, постоянно поправляя лямку дорожной сумки, что так и норовит сползти с плеча, и удивленно отступаю, когда на пороге меня встречает огненно рыжая дама лет сорока пяти. На ней махровый халат цвета морской волны, мягкие тапочки, скорее всего мужские, а на голове каска из термобигудей – стреляй, дальше этих цилиндров, что вплотную облепили ее макушку пуле не проскочить.
– Ты кто? – даже сейчас стыдно за ту холодность, с которой я воззрилась на незнакомку.
– Хозяйка… Вы, девушка, к кому? – в руках у нее была зубная щетка с бледно-зеленой пастой, которая все же свалилась горошиной на пол, когда жена моего отца, опешив от такой наглости, опустила руку.
– К Константину Щербакову я. Он должен здесь жить.
