– Лишнее это, Светлана, – киваю ей за спину, продолжая удерживать за запястье, и отпускаю только тогда, когда взгляд ее становится осмысленным. – Не будем же мы устраивать шоу, чтобы завтра все газеты писали об известном дизайнере, что пыталась оттаскать за волосы любовницу своего мужа.
Морщится. Боже, да мне самой это слово не нравится!
– Зачем пришла?
– Поговорить. Два года жду, когда же вы проявите инициативу, а вы все отмалчиваетесь. Неужели не обидно? – и, правда, не понимаю.
Я перепробовала все: брызгала рукав его пиджака своими духами, оставляла отпечатки помады на отвороте рубашки, собирала волосы со своей расчески, пытаясь запрятать парочку под ворот зимнего мужского пальто. Даже свои лучшие трусики, расставание с которыми до сих пор переживаю болезненно, прятала в один из его карманов. Так что либо она чересчур невнимательна, либо наш с Русланом роман теперь обсуждает прислуга, что наверняка осталась под впечатлением от моих кремовых прозрачных плавок…
– Ну, говори, – прочистив горло, она тянется к своей сумочке и достает сигарету, нервно щелкая зажигалкой. – Только давай покороче. У меня дел невпроворот.
– Тогда, не буду ходить вокруг да около: я хочу, чтобы вы подали на развод.
– На развод? – ошеломленно округляет глаза и уже тушит туфлей упавший на пол окурок.
– Именно. Руслан слишком добр, – стараюсь говорить тише, ведь зеваки нет-нет, да поглядывают на нас, подбираясь все ближе: одна стоит за моей спиной, делая вид, что решает, какая сорочка ей подойдет больше, другая на расстоянии метра. Рядом с вешалкой, забитой разнообразными брюками.
– Он понимает, что своим уходом способен причинить вам боль, поэтому все никак не решится положить конец этому фарсу.
– Мы вместе пятнадцать лет! Ты хоть понимаешь, с кем говоришь?
- Тем более. Все, что вы хотели от него получить, уже давно у вас в кармане. Не пора ли уступить дорогу молодым? – приподнимаю бровь и принимаюсь разглядывать эту пылающую гневом женщину.
Наверное, в молодости она была ничего: длинные ноги, округлые бедра, пусть и не такие подтянутые, чтобы мужчины сворачивали головы; грудь обновленная, ведь мне доподлинно известно, что делала она ее в декабре. И глаза, красивые, цвета увядающих листьев.
– Он тебе в отцы годится, – пятьдесят три. Крепкий, высокий блондин с пробивающейся сединой на висках. – Неужели, жажда денег настолько опьяняет, что в свои двадцать с небольшим ты готова делить постель со стариком?
– Какой же он старик, Света, – насмешливо выгибаю бровь и все-таки снимаю со стенда бирюзовый комплект, что заприметила пару минут назад. – Молодому фору даст. Если хорошенько разжечь в нем огонь. И это, — демонстрирую выбранную вещицу, – сегодня как раз мне пригодится.
Разворачиваюсь, уверенно следуя к пустующей кассе, и, устроив локти на холодной столешнице, машу рукой, подзывая хозяйку.
– Обслужи, раз уж прогнала продавщицу.
– И да, – принимая пакет, прикладываю указательный палец к губе, словно вспомнила нечто важное. – К ужину мужа не жди. Перед таким бельем он точно не устоит.
Вы спросите, зачем я пришла? Виною банальная усталость: терпеливо ждать у моря погоды не в моих правилах. Не хочу тратить лучшие годы на человека, который в определенный момент просто исчезнет из моей жизни, предпочтя молодой красивой подружке хоть и потрепанную, но проверенную годами жену. А это непременно случится, если сложить свои лапки и позволять Тихомирову и дальше вешать мне лапшу на уши.
Я встретила его через год после того, как последовав маминому совету, отправилась покорять Москву. Жесткую, беспощадную, через мелкое сито просеивающую стремящуюся в Столицу лимиту вроде меня.
Ни секунды не потратила на раздумья, когда приятный, пусть и немолодой мужчина опустился на соседнее кресло за столиком, что я так неосмотрительно заняла — солнце безжалостно опаляло меня своими лучами сквозь французское окно, и мне постоянно приходилось стирать испарину с кожи салфеткой. Сел молча и, вальяжно развалившись на соломенном стуле, задумчиво изучал мое покрасневшее от зноя лицо. Больше смотрел в глаза, не спускаясь ниже к декольте, которое на выбранном мной сарафане почти не оставляло места для полета фантазий – все как на ладони, любуйся, главное, не вздумай касаться. Руслан не дернулся даже тогда, когда суетливый официант поставил перед ним чашку ароматного кофе. Все так же подпирал подбородок и то и дело потирал гладковыбритую кожу над губой своим указательным пальцем – маникюром мужчина не брезговал.
– Хороша? – глянула с вызовом, перебрасывая завитые локоны за спину, и начала выводить ноготком витиеватые узоры на обнаженном плече.
Нетрудно догадаться, что он ответил.
– Домой, – не слишком-то приветливо отдаю команду своему водителю и прикрываю веки от удовольствия, едва сбрасываю с ног свои вульгарные туфли. Когда я в последний раз надевала кеды?
“ В другой жизни”, – подсказывает мое подсознание, заставляя картинки из прошлого замельтешить перед взором: ржавые трубы в пропахшем сыростью и белизной туалете, вечно текущий бочок и облупившаяся побелка; ванная, дно которой даже не желтое, а темно-коричневое, ведь слой эмали давно стерт всевозможными губками; тесная кухонька со скворчащими на плите окунями… Два раза в неделю мама подрабатывала в рыбном отделе и не стеснялась тащить домой списанную к вечеру продукцию. Вот где-то там, где в моем распоряжении не было четырех комнат, мансарды и собственной гардеробной, там Юля Щербакова носила прохудившиеся кроссовки. До сих пор помню, что на пятке левого башмака была приличная дыра, и в дождь он неминуемо пропускал влагу…
– Чего вылупился? – ловлю своего шофера на беззастенчивом разглядывании, но поправлять свою юбку не тороплюсь. Вовсе не мои обнаженные бедра привлекают этого пенсионера. – Не стесняйся, я открыта для дискуссий.
Он меня ненавидит. Работает на Руслана лет десять и то и дело морщится, даже не пытаясь скрывать своего недовольства, когда мой благоверный возлагает на него почетную миссию катать меня по магазинам. И это не может не раздражать: где он, а где я?
Наверное, отчасти, именно Леня виноват в моем настойчивом желании прибрать к рукам его баснословно богатого начальника. Ведь я не раз представляла, как теплым, ясным, безветренным утром брошу в усатое лицо шофера всего лишь два слова: “ Ты уволен! ” Ради этого стоит немного попотеть.
– Молчишь? – трус. – Вот и крути баранку. За это тебе и платят.
Отворачиваюсь к окну, блаженно улыбаясь, и впервые за последние месяцы верю, что до долгожданной победы осталась лишь пара шагов. Такие как Света унижения не прощают. Куда проще поддерживать иллюзию счастливого брака, не встречаясь лицом к лицу с той, что давно оттеснила тебя на задний план… Уж я бы вряд ли смогла: уничтожила бы любого, кто посмел посягнуть на то, что принадлежит только мне.
– Зря вы так, Юлия Константиновна, – все-таки не сдержавшись, вставляет свои пять копеек Леонид. – Шефу это не понравится.
