– Немедленно отпусти! И не срывай мне урок! – а Стефании хоть бы что. И пленницу мою освободила и многозначительно так зыркнула, пока та вновь на стул усаживалась. – У нас еще тридцать минут до конца. Будь добр… дорогой, не мешать.
Вот дура! Недаром, блондинка…
– Да пожалуйста. Только пусть сначала на вопрос ответит, зачем ей уроки эти? И почему именно ты их вести должна?
А иначе сам все вывалю. И плевать, что по всем критериям, мерзко это. Не так я жене должен о прошлом своем рассказывать!
– А чего странного? Я что, по-твоему, не в состоянии ее живописи обучить? – подбирается Стеша и жестом призывает ученицу свою к молчанию. Якобы не до тебя сейчас, помолчи. А я осознаю – вот он наш первый семейный конфликт. И благо, что не любим друг друга, а то без битой посуды не обошлось бы. Вон, как от злости у Щепкиной глаза горят. – Или что…
Осекается. Губу закусывает, долго, невообразимо долго, что-то пытаясь в лице моем отыскать, и, отчаявшись, отворачивается. Знать бы что ищет, продемонстрировал бы…
– Катя, ты уж прости. Боюсь сегодня продолжать нет смысла, – расстроилась. К окну отошла перед гостьей извинившись, а та, случаем пользуясь, во все тридцать два зуба мне улыбается. Говорил же, змея. Сумку свою хватает и, мимо меня пробегая, наманикюренным ноготком линию скулы моей очерчивает, только в дверях веселье свое подальше пряча.
– Ничего, Стефания. Я все понимаю. Позвони мне, как окошко появится, – обиженно щеки дует, пятерней прическу поправляя, и прочь уносится, бросая свое безапелляционное:
– Не провожайте.
Больно надо. Если бы и пошел, то только, чтобы убедиться, что мегера эта восвояси отправилась, да двери на все замки закрыть.
Стою, к стене привалившись, и жду, когда же жена моя предложение закончит, а она и не думает вовсе. Платье свое глухое на талии разглаживает и принимается бумагу со стола убирать. Вот и как понять, что у нее в голове?
– Валяй, Стеш. Кричи, – выбора другого нет. – Всяко лучше, чем тишина.
– И не подумаю. Права не имею, – она нос задирает и пытается меня взглядом убить. – Это ведь только на словах, я здесь хозяйка! Сначала уверяешь, что могу занятия в этой комнате проводить, а потом учеников моих за порог выпроваживаешь.
– Да какая она ученица! Ей мазня твоя даром не нужна!
– Да что ты? Интересно знать, с чего ты такие выводы сделал?
– С того… – я замолкаю, не зная как помягче правду открыть, а через секунду уже рассмеяться готов. Чего мучаюсь? Стеше плевать ведь! – Да бывшая она моя. И по логике вещей я должен был на ней жениться, а не на учительнице никому не известной! Так что сама мозгами пораскинь.
Тишина. Только и слышно, как блондинка охает и от неожиданности карандаши из рук выпускает. То-то же!
– А тут и думать не о чем. Мало ли что у кого в прошлом было. С чего ты взял, что она специально именно мне репетиторство предложила?
Дурацкий вопрос. Бессмысленный. И гением быть не надо, чтобы на него ответить:
– С того, что она сама мне об этом говорила, – пусть и не в открытую, но и декольте ее пошлое, и руки, что только и ждут, чтоб под пояс брюк моих проникнуть, врать не будут. – Так что вспомни, пожалуйста, об уговоре нашем, и даже не думай Козловой перезванивать.
– Как? Неприлично, ведь…
– Неприлично? А если б на моем месте Борька твой был? Стала бы подружку его обучать.
Вот вам и развязка. Стеша руки по швам опускает, голову склоняет так, что волосы на щеки лезут, и всем своим видом признает очевидное – нет. А на нет, как говорится…
– На вот лучше, ознакомься, – достаю из портфеля документы и карту пластиковую, да напарнице свой вручаю. – Пользуйся. И, кстати, предлагаю отпраздновать! Три с половиной миллиона за месяц заработала! Чем не событие?
Стеша
И что за напасть, скажите мне? Куда ни плюнь, одни гиены из кустов выглядывают! Может, в роду у меня разлучницы были? Бабка или прабабка у Катьки какой мужа увела, а я за грехи её расплачиваюсь? И если Гришин роман с Козловой меня почти не трогает, то сама ситуация напрягает изрядно. Ведь мистика, как ни крути!
– Ну и на что тратить будешь? – от мыслей невеселых меня мужской голос отвлекает и, карточку в кошелек спрятав, я стойко его заинтересованный взгляд выдерживаю.
–Так я тебе и сказала. Иди-ка, – к выходу его подталкиваю и бутылку пузатую в руку пихаю. – Не позволю в моей комнате попойку устраивать. Лучше переоденься сначала, а я ужин накрою.
Сразу, как только грязь одолею. Ну, Катя! Тоже мне, актриса! Мерзко так в доверие втерлась, ещё и заступиться за себя глазами своими щенячьими вынудила. Нет уж, дудки. Полонский бы врать не стал, так что с брюнеткой этой надо бы поосторожней быть. Пока она раньше времени до развода нас не довела, декольте своим Гришке голову вскружив. И пусть на этот раз я уйду не с одним чемоданом, один черт неприятно.
Господи! Я ведь богата теперь! У самой ноги подкашиваются, похлеще, чем у мужчин от одного вида силиконовых женских прелестей! Хоть завтра могу и помещение снять, и бюрократией заняться! А что боязно, так с этим каждый сталкивается, кто дело своё открывать решается.
У зеркала замираю, тщетно стараясь горящие щеки ладошками похолодевшими остудить, и по отражению своему придирчиво взглядом прохожусь. Один плюс после визита Козловой я все же нашла! Заметила, как супруг растерялся, на губы её красные уставившись, и глазами своими серыми в ложбинке на груди её потонув. С головой, так что дважды пятерней прическу примял, стараясь заставить себя очнуться.
Может, зря я предложением тетки его не воспользовалась? Покорить его решила, а вот как до сих пор не придумала. Наверное, признать пора – кому-то дано чьим-то ночным наваждение стать, а кому-то поучиться следует. И я как раз тот случай, и дай бог, чтобы не безнадежный.
Вздыхаю, торопливо в косметичке своей тушь отыскиваю и пару минут на наведение марафета все-таки выделяю. Подождут микробы эти, у меня здесь судьба решается. Когда еще с Гришей что-то праздновать буду? Вдруг последний шанс мой? Не грех и пару пуговичек на груди расстегнуть, чтобы корить себя не пришлось, за то, что вновь лапки сложила и по течению поплыла.
– Рыба? Отлично, – Гриша довольно ладошки потирает, а я, подальше робость спрятав, над столом нависаю, к пиале потянувшись. И пускай неполная двойка, зря, что ли, люди пуш ап придумали? Тем более что под градусом мужское воображение чудеса творит: недостающее дорисует, а если перебор где, обязательно излишки сотрет.
– Вкусно? – муж мой кашляет, а я про себя ликую – заметил. Даже соком яблочным подавился и теперь в салфетку откашливается. Как думаете, стоит ему подлить? Хотя… Что ж я, кривая какая, что ли? Не настолько отчаялась… наверное.
– Очень. А сама почему не ешь?
Не лезет. Только как признаешься-то, что в образе роковой искусительницы мне до ужаса некомфортно? Чувствую себя полной дурой, которая только и делает, что смущённо салфетку мнет, да юбку свою, совсем к ужину этому не подходящую, поправляет.
