- Тёть Вась, - я сижу, гоняя по тарелке остывшие макароны, а Соня скромно мнётся в дверях. Ну что ещё? Поворачиваю голову, не в силах произнести ни слова, и молча смотрю на ребёнка, прижимающего к себе голую куклу Марину. - У меня живот болит. Сильно.
Ну вот! Приехали! С такими темпами умру я не одна - утащу с собой бедного ребёнка, о здоровье которого заботиться никогда не научусь. Я пропащая! Себя-то не лечу, куда мне ещё и Соней заниматься?
- Всё из-за супа твоего, - отыгрываюсь на притихшем Максиме и в сотый раз вцепляюсь в свою гриву, кажется, уже дошедшая до нужной кондиции, чтобы начинать рвать волосы на голове. Что теперь делать?
- Суп-то мой причём? Куриный бульон ещё никому не навредил...
- Нет, это из-за булочек. Я после них в туалет сходить не могу.
- Так почему не сказала? - встаю, вновь калеча разлёгшегося у моих ног Василия, и с осуждением поглядываю на Некрасовскую копию. - Тебе язык на что?
- Ну вы же не спрашивали... Тёть Вась, мне мама обычно сироп даёт. У вас есть сироп?
Сироп... Есть белое вино, початая бутылка виски, которую с утра приволок бывший муж, и водка, на случай, если мне всё осточертеет, и я захочу забыться. Она уже полгода стоит запечатанная и, видит бог, если бы не мысли о неминуемом похмелье, я бы давно её приговорила, намешав себе "Русско-американскую дружбу".
- Нет, - причём даже сиропа от кашля. Так откуда в моей аптечке взяться слабительному, если и сама аптечка отсутствует? Наполняю лёгкие до упора и медленно выдыхаю, сложив искусанные губы трубочкой.
- Что делать будем? - на горе-папашу смотрю и вновь повторяю свой ритуал. Он же молчит. Только глаза таращит, разглядывая то меня, то приболевшего ребёнка. И как тут не психовать?
- Ладно. У меня за углом аптека, - беру себя в руки и лихорадочно соображаю, как поступить дальше. - Ты, - разворачиваю девочку к выходу, и слегка подталкиваю в спину, - иди ложись. И кота с собой забери. А ты, - теперь перевожу своё внимание на Максима, - дуй за лекарствами.
- Я? Я же не знаю, что брать...
- Представляешь, я тоже. Спросишь у кого-нибудь! Объяснишь и фармацевт подскажет. А я пока, - обвожу взглядом кухню и вымученно вздыхаю, - посижу. Мне определённо нужно присесть и обо всем подумать.
За всей этой суматохой я что-то упустила... Что-то важное, что вертится в голове, но никак не хочет заявлять о себе в полный голос.
- Господи, Вера же писала мне про блокнот! - когда из кухни выветривается запах мужского парфюма, а Соня тихонечко, подложив под щеку ладошку, сворачивается калачиком под одеялом, я, наконец, понимаю, где допустила ошибку. Это же человек! И узнать о её здоровье нужно было в первую очередь!
Выдвигаю на середину зала все три Сонькины коробки и принимаюсь суетливо ковыряться в содержимом. Одна до отвала забита детской обувью, в другой чёртов пластилин, который я так и не удосужилась выставить на видное место, а в третьей... Альбомы, просто Сонькины снимки, стопочкой сложенные в мятый целлофановый пакет, какая-то шкатулка, внутри которой я нахожу бирку из роддома и ярко-розовый браслет с Веркиным именем. Всё как положено в нормальных семьях... Ну разве ответственная любящая мать (а судя по привезённому Веркой барахлу, она именно такой и была) станет просто так бросать собственного ребёнка?
Раздумываю над этим с минуту, а стоит наткнуться на папку с необходимыми мне документами, всё больше убеждаюсь, что нет: внутри медицинской карточки и впрямь есть блокнот с хомяком на обложке. И отрубите мне голову, если я не права - Вера подошла ко всему ответственно. Даже рацион для Соньки расписала! Завтрак — каша (овсяная или рисовая), на обед непременно суп (любой, кроме ухи и борща, потому что ребёнок их просто терпеть не может), на ужин плов, котлеты или сосиски, с припиской рядом, чтобы часто её колбасой не кормила - вредно. Целая страница, посвящённая сладостям, из которой я узнаю, что она просто обожает молочные батончики. А в завершение напоминание - раз в полгода посещать стоматолога.
Я готова расплакаться, честно. Во второй раз за сегодняшний день я хочу выть от тоски и страха, но вместо этого трясущимися руками фоткаю перечень необходимых лекарств, которые Вера советует иметь под рукой. Отсылаю снимок Некрасову и подползаю к стене, опиревшись на которую сижу вплоть до его возвращения.
Он проходит в гостиную, не сразу замечает меня в углу, а стоит нам встретиться взглядами, подходит ближе и присаживается на корточки, опуская на пол внушительный пакет с логотипом местной аптеки.
- У неё аллергия на клубнику, - глотаю слёзы и даже не возмущаюсь, когда горячая мужская ладонь стирает с моей щеки влажные дорожки. - И ей нельзя мучное из-за проблем со стулом... Я ведь могла её убить. Пичкать ещё неделю булками или довести до реанимации, накормив ягодами... Я не смогу, Некрасов!
- Сможешь, - он, как никогда серьёзно, заглядывает в мои тронутые слёзной пеленой глаза, и какое-то время просто рассматривает карие полоски на радужке. - Ничего страшного не случилось. Сейчас дадим ей сироп...
- Да не в сиропе дело, - отвожу его руку от своего лица и с трудом выпрямляюсь на ватных ногах. - Видишь, Вера сложила всё: её документы, все её фотографии... Господи, она даже детские рисунки мне отдала!
Подхватываю из кучи бумаг мазню с припиской сестринской рукой "Сонечка, 2 годика" и упрямо качаю головой.
- Такое чувство, что она не планирует возвращаться. Макс, вдруг она и впрямь во что-то вляпалась? Я тут себя жалею, а мою сестру, может, уже прибили в какой-нибудь подворотне?
Ведь она любит Соню! Каждая мелочь из этих коробок об этом криком кричит. И в письме не врала: просто так на мой порог она бы никогда не пришла. Ведь столько лет молчала, так что мешало и дальше скрывать от меня правду?
- Я поеду, ясно? - хватаю протянутый мне сироп и вновь возвращаюсь в кухню. А бывший муж идёт следом. - Может быть, ей нужна моя помощь. А если она съехала, хотя бы с соседями поговорю... И можно Соню ещё расспросить, вдруг она слышала что-то, чему в силу возраста не придала значения?
Набираю в шприц необходимое количество лекарства, и ещё раз сверяюсь с инструкцией. Вроде верно. Оставляю Некрасова обдумывать мои слова, и на цыпочках пробираюсь в спальню, где Сонька уже вовсю тихонько сопит. Неуверенно касаюсь детского плеча, и когда, задрожав, её ресницы распахиваются, помогаю малышке выпить чёртово слабительное. Я всё сделаю правильно. И не такое переживала, ведь так? Вон, после развода казалось не соберу себя по кусочкам, а ничего, выстояла. Так чем эта ситуация хуже? Те же перемены, к которым просто необходимо привыкнуть.
