Вновь с тоской оглядываюсь по сторонам, не находя ни единой вещи Некрасова, ведь он сложил их в небольшой чемодан и забрал с собой, и усевшись на расправленный диван, пихаю Соньку плечом.
- Что делать будем?
Третьи сутки пошли. Из достижений - я освоила новый рецепт. Заменила вермишель в супе на рис, и хотя бы немного разнообразила наш рацион. Ребёнок ест с аппетитом, а это о чём-то да говорит.
- Играть? - а вот по части досуга не преуспела. Впрочем, как и Сонька: она тянется за своим рюкзаком, высыпает содержимое на постель, и немного посомневавшись, останавливается на барби. - На, вы будете Кеном. А это наш малыш. Её зовут Челси.
Отлично. Будто мне в реальной жизни игры в дочки-матери мало! Но делать нечего, потому и беру симпатичного паренька в ярко-красной клетчатой рубашке. Вспомнить бы ещё, как это делается! Что-то же говорить нужно... А в голове ни одной мысли.
- Хотя я играть не хочу! Может, на улицу пойдём? К маме, например? Вдруг ей разрешат выйти? Можно опять с ней в парке погулять, или бутербродов отнести. Она любит. С колбасой.
Девочка бросает пластмассовую растрёпанную блондинку в кучу мелких игрушек и, глубоко вздохнув, признаётся:
- Мне скучно, тёть Вась. Вдруг папа больше никогда не вернётся?
Вот тебе и на... Удивлённо хлопаю ресницами, разглядывая приунывшую девчушку, и делаю то, что получается у меня лучше всего - открываю рот, но тут же благоразумно прикусываю язык. Это ведь малыш, пусть и до школы каких-то полтора года. А значит, прежде чем что-то ответить, не мешает хорошенько подумать.
- С чего бы это? Он же обещал тебе сладкую вату, значит, так и будет, - а если ничего умного придумать не удаётся, то и это сойдёт. Главное, говорить убедительно, а в таком деле мне равных нет. Себя вот в чём угодно за секунду смогу убедить.
- А может он меня обманул? - только Сонька что-то не поддаётся. Упрямо вздёргивает подбородок, складывает руки на груди, и зло отбрасывает на пол красавчика-Кена. Будто одного того, что он мальчишка, достаточно, чтобы злиться и на него.
- Папа? Ты что, Сонь, взрослые никогда не обманывают!
- Обманывают! - теперь и остальные игрушки на пол летят.
Задумчиво любуюсь кукольной семьёй, разбежавшейся по комнате кто куда, и с трудом сглотнув ком в горле, вновь нахожу глазами ребёнка.
Странная она сегодня. Да и вчера. Как вернулась от своей подружки, куда я отправила её, чтобы навестить Веру, так и ходит загадочная. Всё на меня поглядывает, от мультиков не отказывается, но вряд ли следит за сюжетом... И если ещё с утра я думала, что всё дело в отъезде Некрасова, то здесь и сейчас понимаю, я была лишь процентов на двадцать близка к истине. Подумаешь папа, который пять лет не принимал никакого участия в её жизни... Она, может, и привязалась, но не настолько, чтобы теперь рыдать, в истерике, собственноручно ломая свои богатства - одни фигурки животных, что сейчас закатились под диван, о многом говорят. Она же над ними всегда тряслась!
- Это что ещё за новости? - обнимаю её за плечи, и сама поражаясь, что продолжаю сидеть, совсем не испугавшись настроя ребёнка, а племянница упорно хранит молчание. - Кто тебе такую глупость сказал?
- Люда.
Ясно теперь откуда ноги растут. Сбрасываю домашние тапочки с ног и залезаю на диван, устраиваясь в позе лотоса аккурат напротив неё. Ладошки её беру, делаю глубокий вдох и приступаю к допросу:
- И что тебе Люда сказала?
- Это секрет.
Но, видать, следователь из меня никакой. Может, конфету предложить? Хотя в случае с Сонькой лучше уж сдобную булку. Она их страсть как любит, ведь балуют её ими нечасто. Я так и вовсе хлеб покупать боюсь, до сих пор содрогаясь от воспоминаний о том вечере, когда наглаживала её раздутый живот.
- Секрет... Маленькая, а уже и секреты свои есть, - ворчу себе под нос, совсем не переживая быть услышанной, и, растянув губы в добродушной улыбке, касаюсь пальцами её подбородка. - Но мне же можно рассказать? Я же теперь тоже твой друг. И тайны хранить умею.
- Вы что, тёть Вась. Вы не друг, вы мамина сестра!
- Ей сестра, а тебе друг. Я с тобой вон целыми днями в игрушки играю, разве это не значит, что мы команда? Давай, Сонь, колись. Я обожаю тайны.
- Правда?
- Конечно. И никому никогда не расскажу. Зуб даю.
И дай бог, чтобы жизнь меня за это враньё не наказала. Ведь правды ещё не знаю, а уже понимаю, что в случае чего всё выложу Верке. Она уж знает, как поступить.
- Ладно... Люда говорит, что моя мама никакой не врач, - Соня переходит на шёпот, а я напрочь забываю обо всём, о чём думала ещё секунду назад. Ведь это и не секрет вовсе! Для всех, кроме Соньки, это жестокая реальность, которая как можно дольше должна была не омрачать её счастливое детство. По-своему счастливое, ведь все мы именно это и делали — берегли её счастье. Верка интуитивно, доверяя инстинктам, а мы с Максимом наобум, мало что понимая в этих вопросах. Но ведь справлялись? И надо же было Людочке всё испортить!
- Она слышала, как тётя Оксана кому-то говорила, что моя мама болеет. И в больнице она не лечит людей! Это её лечат. Вот.
Допрыгались. Недаром люди говорят, что всё тайное рано или поздно становится явным. Ещё бы не поленились и напечатали памятку, как стоит себя вести, если ребёнок случайно узнаёт о заговоре. Извиняться? Или с пеной у рта доказывать, что у её подружки слишком богатая фантазия?
- Болеет, Сонь, - я предпочитаю врать дальше. - Простыла немного. А в больницу легла, чтобы тебя не заразить.
- И что, мне к ней даже на минуточку зайти нельзя?
- Не-а, - мотаю головой, а она обиженно дует губы. - Там столько микробов... Зато её врач обещал, что на днях маму выпишет. Устроим ей праздник?
- Какой? Торт испечём? Ой, тёть Вась, а вы печь умеете?
- Сомневаюсь, - корчу грустную мину, а про себя думаю: "Да я более чем уверена, что даже блины, и те испорчу". Смотрю, как искорка зажёгшегося в ней азарта тут же меркнет, так и не разгоревшись в гигантское пламя, и торопливо ищу выход из ситуации:
- Зато твой папа говорил, что здесь рядом есть неплохая столовая. Кто знает, может, там и пирожные продают?
